онемногу забрезжил свет, да только не солнечный и не лунный. Обрадовался королевич и такому, да вскоре сник: оказалось, это светится еле-еле бледное облако. Не было в подземном мире других светочей и быть не могло!
Глядел юноша по сторонам – дивился. Земля и вода, деревья и травы, птицы и звери вовсе не такие были, к каким он в верхнем мире привык. Пугал юношу их вид, но страшней всего казалась ему тишина – мёртвая, зловещая. Всё вокруг было этой тишиной окутано, ни единый шорох её не нарушал.
Здесь и там замечал королевич пташек на ветках. С запрокинутыми головками, раздувши грудки, сидели пташки – только трели из клювиков не лились. Так же, впустую, разевали пасти собаки, так же беззвучно тянули шеи, раздували ноздри волы – не слышал королевич ни лая, ни мычания.
Не журчала на перекатах речка, не жужжали на лету мухи и майские жуки. И старик молчал. Шёл, долгую седую бороду придерживая, взглядывал из-под кустистых бровей на нового слугу – и у того слова в горле застревали, и не мог он ни единого вопроса задать.
Потерял королевич счёт времени, не смыслил уже, день ли, ночь ли сейчас; и который день, и которая ночь. Сердце в нём заледенело от страха, волосы сами собой шевелились, по спине мурашки ползали.
Но пришёл конец мучениям. Грохот раздался, будто от целого табуна коней, что пустошью скачет, и сразу – о чудо! – ожил подземный мир.
Обернулся старик к юноше и молвил:
– Эге! Чайник-то закипает – стало быть, ждут нас дома, готовятся!
Ещё немного прошли они, и показалось королевичу, что где-то рядом лесопильня работает, визжат на ней десятки пил одновременно.
– Слышишь, как храпит моя бабушка? – усмехнулся старик. – Заснула крепко, не добудишься!
Поднялись путники на гору, и открылся сверху вид на большое селение, где дом хозяйский стоял. А вскоре приблизились они и к дому.
Кивнул старик на собачью конуру, распорядился:
– Полезай, там меня жди. Сперва должен я с бабушкой поздороваться, а она старуха капризная, незнакомцев на дух не выносит.
Преодолел королевич гордость да брезгливость, полез в конуру, сожалея: зачем покинул он родные края?
Недолго старик отсутствовал, кликнул королевича и стал наказывать ему грозным голосом:
– В дому моём особые порядки. Нельзя их нарушать. Ослушаешься – пожалеешь. Гляди во все глаза, слушай во все уши – а рот на замке держи. Приказам моим подчиняйся да не вздумай заговаривать, покуда тебя не спросят. Уразумел ли?
Что оставалось королевичу? Только молча кивнуть!
Вот шагнул он на порог и видит: хлопочет у очага красавица, кареглазая, златокудрая. Сразу ободрился юноша.
«Если это хозяйская дочь, вовсе не против я здесь служить! А ну как таких красавиц несколько? Эх, стал бы я с радостью хозяйским зятем, вот на этой бы девице и женился!»
Девушка между тем накрыла на стол, а сама уселась у огня, взяла иголку, нитки и стала чулок чинить. Ни жестом, ни взглядом не показала она, что заметила нового слугу.
Хозяин ужинал в одиночестве. Ни красавицу, ни королевича к столу не пригласил. И нигде не видать было его бабушки.
Ел старик с завидным аппетитом; один столько еды проглотил, сколько хватило бы на дюжину молодцов. Насытившись, обратился он к девушке:
– Можешь теперь остатки собрать да в чугунок сложить. А кости отдай собаке.
«Вот тебе и раз! – думает королевич. – Сулил пищу свежую, а сам объедки предлагает!»
Однако стал он вместе с красавицей со стола убирать и обнаружил, что еды осталось много, и еда вся отличная.
Вместе поели молодые люди. Очень хотелось королевичу слово молвить с красавицей, да она не позволила. Всякий раз, как отрывал он рот, глядела красавица строго своими тёмно-карими глазами, словно говорила: «Молчи!» И не зря опасалась: хозяин на лавке растянулся, уши навострил. Тем довольствовался королевич, что пылкие взгляды бросал на красавицу.
Дождался старик, пока новый слуга насытится, позвал его и говорит:
– Даю тебе два дня на отдых после путешествия. Осмотрись на новом месте, выспись как следует. А послезавтра вечером приходи – задание получишь. Ну, ступай. Девица тебя в спальню проведёт.
Показалось королевичу, что заговорить можно – да старик побагровел от ярости.
– Пёс ты, а не слуга! Сказано ведь было: не нарушай правил, не тобой они установлены! Нарушишь – на голову короче станешь! Прочь пошёл с глаз моих!
Опешил королевич, так и отшатнулся. А красавица поманила его за собой, отворила дверь каморки да кивнула: дескать, здесь будешь спать.
Медлил королевич, не входил: казалась ему красавица очень печальной. Хотел он расспросить её и ободрить, да не посмел – угроз испугался.
«Нет, видно, не хозяйская она дочь! Старик зол, а эта девушка столь же добра, сколь и прекрасна. Не иначе, её вместо меня старику отдали, ради неё пустился я в опасный путь!»
Так рассуждал королевич, лёжа в постели. Нескоро удалось ему заснуть, но и в тягостном сне видел он опасности, из которых выручала его златокудрая дева.
Пробудился королевич с мыслью о ней, вскочил, на кухню вышел – а красавица уж хлопочет по хозяйству. Взялся королевич воду носить из колодца, чтобы любимая рук не трудила; дров наколол, огонь развёл под чугунком. Весь день старался облегчить работу красавице, а вечером пошёл дом осматривать. Осторожничал королевич: боялся с грозной бабушкой столкнуться.
Забрёл он на скотный двор, а там стойло, и в стойле кобылица белоснежная, красоты небывалой. В хлеву нашёл он чёрную корову с парой белоголовых телят, на птичнике – гусей, уток и кур без счёту.
И завтрак, и обед, и ужин были вкусны и обильны, посетовать королевич мог только на вынужденное молчание. Уж как хотелось ему заговорить со своей милой!
Вечером второго дня пошёл он к хозяину за заданием.
– Не хочу тебя работой изнурять, – говорит старик. – Завтра возьмёшь косу, накосишь травы для белой кобылицы, чтобы день она сыта была, да стойло вычистишь. Но гляди – не отлынивай! Я проверять приду. Не будут ясли полны – не сносить тебе головы. Ступай!
Довольный, вышел королевич от хозяина. «И впрямь лёгкое задание! – думает. – Хоть я раньше и не косил, и не пахал, да видал, как косят крестьяне. Справлюсь!»
Приблизился он к своей комнате, а там красавица поджидает. Скользнула к королевичу, в самое ухо шепнула:
– Какое тебе задание дано?
– Пустячное! – отвечает королевич. – Косить траву для белой кобылицы да стойло чистить.
Услыхала красавица – побледнела.
– Ах, несчастный, чему же ты радуешься? Ведь белая кобылица – это хозяина нашего бабушка; ненасытная она, двадцать косарей еле справляются, чтобы заготовить ей травы на один день, а другие двадцать стойло чистят без передышки. Пропадёшь ты, если совета моего не примешь! Слушай же! Завтра, как ясли наполнишь травой, начинай плести бечёвку из тростников, что растут на лугу, а из прочного дерева колышек вырежи, да так, чтобы кобылица тебя видела. Станет она спрашивать: что ты делаешь? А ты скажи: «Этой бечёвкой я тебе, кобылица, морду обмотаю, чтобы ты всю траву не съела, а колышек в землю вобью, привяжу тебя, чтобы ты в стойле не буянила, овёс не рассыпала, воду не разлила!»
Молвила так красавица – и ускользнула, словно лёгкая тень, не успел он её даже поблагодарить.
Наутро взялся королевич за работу. Коса его острая плясала в траве – не ожидал королевич, что косить так легко. Мигом наполнил он ясли, пошёл за следующей порцией. Возвращается – пусты ясли, дожёвывает кобылица последнюю травинку.
Понял тут королевич: не справиться ему без совета красавицы. Набрал он тростниковых стеблей, принялся вить бечёвку.
Забеспокоилась кобылица.
– Ты что это, сынок, делаешь? – спрашивает.
– Бечёвку плету, хочу морду твою обмотать, а то травы на тебя не напасёшься.
Вздохнула белая кобылица и решила больше к траве не притрагиваться – очень не хотелось ей с замотанной мордой стоять.
А королевич за уборку взялся, и к полудню всюду был порядок: ясли полны свежей травы, в стойле чисто – не придерёшься.
Только оставил королевич лопату – явился хозяин. Так и застыл в дверях, потрясённый.
– Сам ли ты справился, или кто тебя научил?
– Никто не учил меня, кроме моей глупой головы, – смиренно отвечал королевич.
Нахмурился старик, удалился, а королевич до вечера отдыхал да радовался.
Вечером пошёл он к хозяину за новым заданием.
– Завтра никакой трудной работы не будет, – старик говорит. – У девицы хлопот в доме невпроворот, ты ей и поможешь – подоишь чёрную корову. Да смотри: всё молоко выдои, до капельки. Не то я тебя не помилую!
Не очень-то испугался королевич, так себе сказал: «Если нет здесь подвоха, то задание лёгкое. Сам я коров не даивал, да видел, как их доят. Пальцы у меня сильные – справлюсь!»
В сон его клонило, и пошёл он к своей комнате. А там красавица поджидает, спрашивает шёпотом:
– Какое тебе задание дано?
– Помощником твоим завтра буду, подою чёрную корову.
Расплакалась красавица.
– Ах, несчастный! Да ведь из этой коровы капли молока не выжать, хоть целые сутки старайся! Пропадёшь, если меня не послушаешь! Завтра, прежде чем в хлев идти, раскали на сковородке уголья, возьми щипцы железные. Сковородку поставь перед коровой, уголья раздувай, пока огонь не полыхнёт. Спросит тебя корова, что ты делаешь, а ты скажи ей вот какое словцо.
Нашептала королевичу красавица, как чёрной корове ответить следует, – и скрылась, легче тени.
Едва небо зарозовело, вскочил королевич с кровати, насыпал угольев на сковородку, взял щипцы железные, взял ведро для молока и в хлев пошёл. Разложил костёр на полу и давай на угли дуть.
Забеспокоилась корова.
– Что это ты делаешь, сынок? – спрашивает.
– Щипцы железные раскаляю, чтобы молоко твоё выдоить.
Вздохнула корова тяжко, со страхом стала глядеть на королевича. А он сел на скамеечку, живо надоил полное ведро молока.
Только закончил – является хозяин. Согнал королевича со скамейки, сам уселся, принялся доить – да кончилось молоко. Ни капли не выдоил старик.