В горном тесном ущелье напали на отряд воины в волчьих шкурах. Перебили всех храбрых джигитов, а раненого Урал-батыра посчитали мертвым.
Лежит Урал-батыр день. Лежит другой, лежит третий. Пожалел его добрый Иргаил-карлик, послал струю живительного воздуха. Открыл глаза Урал-батыр, поднялся на ноги и пошел в горы. Видит — пещера перед ним. Камни самоцветные горят, горный хрусталь переливается огнями, золотые жилки по потолку бегут, пол узорами малахита украшен. На горке бархатных аметистов золотой лук лежит. Рядом — колчан, стрелы в нем с огненными наконечниками.
Слышит Урал-батыр голос:
— Помоги, храбрый егет. Я — Мать Родниковых Вод. Заточил меня в подземелье Кансыз-хан, заковал ледяным зеркалом. Возьми колчан с огненными стрелами, возьми лук золотой. Поднимись на Зуртау, выпусти стрелу в ледяное зеркало.
Поднялся Урал-батыр на вершину горы Зуртау, выпустил огненную стрелу. Разбилось с грохотом ледяное зеркало, гром прокатился по горам, высоко взметнулись водяные столбы.
Затопила вода горные долины, побежали воины в волчьих шкурах в разные стороны, Кансыз-хана водоворотом закружило. Уже по пояс вода Урал-батыру, а он все стоит и пускает огненные стрелы.
Так погибли Урал-батыр, красавица Агидель и злой Кансыз-хан.
Побежали из горного озера реки в разные стороны: на юг — Урал, на запад — Агидель, третья река побежала на север — в океан.
Называют ее Миасс, Мияс-су. Мать Родниковых Вод.
Рассказывал Акрам-курайчи о Бердяуше
Может, правда, а может, нет, но говорят аксакалы старики, что на месте нынешнего Бердяуша стоял когда-то на берегу реки аул башкирский.
И вдруг пропала речка. Словно кто украл. Все родники пересохли. Стали жители колодец копать. Глубоко докопались, но тут-то и началось… Выбрался из колодца перепуганный молодой егет и говорит:
— Плохо дело, не дают шайтаны к воде подобраться. Ругаются, грозятся.
Посмеялись над ним:
— Какие шайтаны! Земля обвалилась, а у тебя уже и душа зайцем запрыгала.
Опустили на веревке в колодец самого храброго егета. Был он там долго-долго. Потом поднялся обратно и говорит:
— Зря смеялись. Охраняют воду шайтаны. Сам слышал.
Задумались старики аксакалы: с шайтанами плохое соседство. Делать нечего, засыпали колодец землей, стали на другое место перебираться.
А дело было так: хозяином горных рек и речушек был Иргаил-карлик. Сам Иргаил росточком маленький, борода белая, длинная-предлинная, на голове шапка из меха огненной лисы, зеленый бешмет золотом расшит, красные сафьяновые сапожки серебряными гвоздями подбиты.
Хорошим хозяином был Иргаил и людей не обижал. Одна беда: очень любил в сарташ[12] играть.
Приходит к нему однажды Шайтан и предлагает в сарташ сыграть.
Три раза подряд Шайтан выиграл. Говорит:
— Отдавай речку! А то всем расскажу — плохо ты, Иргаил, в сарташ играешь.
Делать нечего, пришлось отдать. Шайтан речку под землю запрятал от людей, шайтанят охранять заставил.
Вот какие оказались таинственные звуки: шум подземной реки — бердяуш по-башкирски.
Об этом потом сам Шайтан всему свету разболтал, а Иргаил-карлик так и не признался.
Рассказывал Акрам-курайчи о Таганае и сыновьях его
Говорят, в давние-предавние времена на месте нашего края совсем пустынно было — ковыль седой да полынь пахучая. Только ветер с волками наперегонки бегал да песни завывал.
В местах этих жил человек один, Таганаем его звали. Троих сыновей имел. Ишимбай, Сарбай и Селямбай — так их звали.
А было у старика Таганая богатства видимо-невидимо. Камешки дорогие, денежки золотые, медные да серебряные — сундуки полнехонькие в потаенном месте запрятаны. Но больше всего дорожил Таганай саблей своей. Не простая была сабля — из металла волшебного, булата. Ах и сабля! То молнией сверкнет, то птицей взлетит, то голубым огнем вспыхнет.
Взмахнет Таганай саблей — ковыль голову седую к земле клонит, у недоброго человека душа от страха захолонет. И еще говорили: будто кто булат имеет — секретом долгой жизни владеет.
Вот и позавидовал этому леший Шурале. Жил он возле поганого болотца, добрых людей в трясину заводил, слушал комариное пение, до которого охотником великим был, да все прикидывал, как бы Таганаевым булатом завладеть.
Думал, думал и придумал: старший сын Таганая жадноват, спит и видит добро отцовское за собой.
Вот и подговорил его Шурале:
— Старый стал ваш отец. Зачем ему такие сокровища? Поделите с братьями поровну. Я вам место покажу, где сундуки Таганаевы схоронены, а вы мне сабельку его отдадите.
Ишимбай согласился. Украл у отца саблю булатную, отдал Шурале.
Пошли за богатством. А Сарбай за ними следит.
Открыл Ишимбай сундук отцовский — глаза разбежались.
Ишимбай горстями гребет, халат скинул, камешки дорогие да монеты в узел насыпает.
Тут и Сарбай подскочил:
— Мне половину! — кричит. Тоже узлы вяжет. Железки разные и те прихватил.
Шурале радуется: сыновей с отцом поссорил.
Да радость недолгой была. Таганай как раз с охоты возвращался, сердцем чует — неладно. Огрел коня нагайкой, налетел степным беркутом на Шурале. Леший от страха в болотце свое — бултых! Таганай погнался за сыновьями, наказать решил.
А Ишимбаю с узлами бежать трудно, пот градом льет, камешки дорогие нет-нет да и выпадают. Где изумруд падет — лес зеленый поднимается, где бирюза — озеро голубое засверкает.
Слышит Ишимбай горячий топот коня отцовского. Куда деваться? Побросал узлы — на том месте горы выросли. А Ишимбай от стыда сквозь землю провалился. Рассказывают люди — по сей день находят в земле черную кровь Ишимбаеву. Нефтью зовут.
А Сарбай тоже жадности непомерной был. Бежит, задыхается, а добро из рук не выпускает. Известно, глупость да жадность — сестры родные. Так в степях зауральских и дух испустил.
Взмахнул Таганай булатом, голубым огнем вспыхнула сабля и пропала. От обиды за неблагодарных сыновей окаменел Таганай, в гору превратился. Да такую высокую, что по ночам луна у него на каменном плече отдыхает. Так и говорят все: Таганай — подставка луны.
А младший, Селямбай?
Остался Селямбай один-одинешенек. Пошел он куда глаза глядят. День шел, ночь шел. Остановился на берегу глубокой реки Миасс. Жилье себе построил, стал зверя бить, хлеб растить.
Место это бойким оказалось. Хозяин, Селямбай, приветлив. Потянулись к нему люди.
Старики говорят: оттого, мол, это место Селябой прозвали, Челябой. А кто и по-другому говорит, сказки всяк по-своему сказывает…
ЗОЛОТАЯ НИТЬ
Давно это было. Жил-поживал в краях наших уральских Загид-батыр. В лесах мед и зверей добывал, в степях отары овец и табуны конские пас. Весело жил, вольно!
А в чащобе-урмане глухом леший Шурале обитал. Приходит как-то Шурале к Загид-батыру с обидой:
— Только и слышу: башкир — хозяин пчел, башкир — хозяин гор и лесов, башкир — хозяин степей и озер! Все одному, давай поделимся!
Смеется Загид-батыр:
— Чего же нам делить с тобой? Леса богатые, степи широкие, озера глубокие! Живи!
— Давай делить! — уперся на своем Шурале. Хвостом туда-сюда крутит, злобствует.
— А как делить?
Нечистый в затылке скребет, копытцами землю бьет, башкой мохнатущей крутит. Придумал.
— Сроку нам три дня и три ночи. Кто какую веревку за это время сплетет, тот столько земли себе и захватит. Согласен?
— Согласен. Но смотри, чтоб без обмана какого.
На том и порешили. Поскакал Шурале по глухим урманам да по болотцам поганым своих подручных скликать.
Явились тридцать три старых зеленых черта, тридцать три кикиморы, да с полсотни лесных ведьм — мэскэй — набежали. Стали они с осины лыко драть да веревки вязать. Шум, гам, визг — не без этого!
Шурале подгоняет работников, а сам думает:
«Ну, хозяин гор, степей и лесов, посмотрим, какую веревочку ты за три дня да три ночи сплетешь. Удавиться разве».
А, Загид-батыр пошел в горы. Поднялся к заветному роднику, откуда голубые реки начало берут. Крикнул:
— Эге-гей! Иргаил-карлик! Покажись!
Раздвинулись тут горы, старичок с ноготок показался.
— Кто Иргаила-карлика звал?
Поклонился башкир Иргаилу, о своем споре с окаянным Шурале рассказал.
Пообещал помочь Иргаил-карлик. Взмахнул палочкой — откуда ни возьмись налетели золотые пчелки, зажужжали.
Приказал им Иргаил-карлик. Закружились пчелы над большой чашей из яшмы-камня, с крылышек золотую пыльцу стряхивают.
— Вот, — говорит Иргаил-карлик, — сейчас мы золото это переплавим и в кузнице моей горной начнем нить ковать. Помогай, Загид-батыр.
Загид-батыр уголь древесный в горн подбрасывает, молотком по наковаленке стучит.
Тонкая, прочная золотая нить получается. Вроде и небольшой клубочек вышел, а хватило окружить и степи жаркие, и горы, и леса, и тундру до самого Ледовитого море-океана.
Леший Шурале, как ни старался, как свою веревку из лыка осинового ни вытягивал, — достались ему болота топкие да чащи непроходимые.
А ниточка та золотая прошла через хребты уральские, через души и дела человеческие.
Известно, золото — металл благородный, не ржавеет и не старится.
Торопливая работа
Это еще при наших дедах-прадедах было. Они-то и рассказывали — жили на земле Уральской высокого мастерства люди. На руку твердые, на глаз острые. Ремесло свое отменно знали. Издавна о таких говорили: швец, жнец и на дуде игрец.
И жил-поживал старик один. Дедом Куделькой его звали. Что о нем люди рассказывали, то и мы не утаили. Одно доподлинно: никогда дед не якал — я да я. Рабочий человек сам себя в середку выставлять не любит.
Присказка у деда была любимая:
— Не бойся работы, пусть она тебя боится. Да еще одна:
— Глаза облюбовали — руки сделали.
Глаз у него приметливый, на работу веселый. Все у него спорилось, любое дело в руках горело. Да и в мастерстве огневом не в последних числился.