Дед ему из шкатулки заветной кое-какой припас дал. Из стран заморских много тогда знатных вещиц привозили на ярмарки.
Корпус часов смастерил из капа, стрелки из жимолости, пружину из бамбука упругого. Ну, а простые детали — из пальмового дерева. Мудреные получились часы — не только минуты и час показывают, а день, и месяц, и год. Поставил на часах и тайный свой знак.
В день воскресный собрался Верхушка на базар. И часы с собой берет. Вася-Василек тоже напросился.
Поехали. На базаре народу тьма-тьмущая. Карусель крутится, шарманки визжат, приказчики в лавки зазывают. В балаганах комедию показывают. Стоит у входа скоморох, куклу Петрушку на руку, выкрикивает:
Старинная потеха
От скуки для смеха.
Плата за вход — копейка.
Заходи, не робей-ка!
Все товары свои хвалят, спорят, торгуются, кричат, смеются, песни поют. Ленты горят, платки кумачом пылают, кружева, словно пена. Калачи сдобные, орехи грецкие, конфеты тягучие, квас ядреный, семечки жареные, яблоки крепкие, огурцы свежие и соленые, лук зеленый стрелами щетинится.
Даже старый лесовик Букан Деревянный Кафтан и сестрица его Шишига товары свои выставили.
Жили они в глухом лесу, в избушке на курьих ножках. У Букана Деревянного Кафтана голова — чурбан осиновый, нос — сучок березовый, глаза — шишки еловые, а руки-ноги из кривой сосны сработаны. В бороде лохматой опенки растут.
Бабка Шишига — ну, право, сосновая шишка с ручками и ножками да глазами-смородинками. До комариного пения была великая охотница.
Букан Деревянный Кафтан скрипит:
Рыжики соленые,
Опята сушеные.
А вот гриб-Боровик,
Всем грибам полковник,
Не боится ни жары, ни мороза.
Продаю сразу два воза.
Дед Куделька тоже свой товар красный предлагает:
Кафтаны взрослые и детские —
На плечи молодецкие.
Полушалки шелко́вые —
На головы толковые.
И Шишига не отстает, тоненьким голоском верещит:
Ягоды малины —
Целых две корзины.
Лошади ржут, коровы мычат, овцы скачут, петухи орут, поросята визгом исходят.
Шум, гам — тарарам! Вот это базар!
Пришел и Верхушка в торговый ряд, часы выставил, похваляться стал — я да я. Мастера здешние сбежались, ахают, дивятся. Народу столпилось несметно. Любопытно всем.
Люди из стран заморских тоже здесь оказались, удивляются. Много чудес на белом свете видели, а такого не приходилось.
Подошел мастер часовых дел, по фамилии Мозе. Увидел Васяткины часы и ахнул! Ну, конечно, зависть шевельнулась. Трубочкой попыхивает, Верхушке руку трясет:
— Гут, гут, — говорит, — отшень чудесна!
Верхушка от важности надуваться стал — индюк индюком. Разглагольствует, мастеров здешних по плечу похлопывает. Удивить всех обещает. А дед Куделька тут как тут:
— Видно ли, чтобы у козла рога до неба выросли?
Взял он часы, оглядел да и увидел метку тайную, подковку, которой тульский Левша блоху подковал.
— Не летай, ворона, за соколом, крылья обломаешь. Скажи-ка, Верхушка, кто эти часы мудреные сделал?
Окрысился Верхушка:
— Ты что, старая перечница, из ума выжил? Уважаемые, уберите старого дурака. Торговлишке мешает, доброе имя мое позорит.
Покачал головой дед Куделька:
— С каких это пор ты чужую метку себе присвоил? Смотрите-ка, вот она!
Опростоволосился Верхушка. Однако ершится еще, выкручивается.
— Это, — кричит, — ученика моего проделка! Из милости его подобрал, на хлеб свой посадил, а он вот как отплатил за мое добро!
На шум великий прибежал Вася-Василек.
Спрашивают у него:
— Твоя работа?
— Моя!
— Чем докажешь?
— Работой и докажу! Дайте мне сроку до конца ярмарки. В последний день, в полдень принесу.
Ровно в назначенное время пришел и говорит:
— Готово!
Весь базар к нему кинулся — покажи!
Открыл Василий ладонь, а на ладони с копеечку круглые часы лежат — и крохотный-крохотный ключик для завода чернеет. Без стекла увеличительного и не рассмотреть. Взревел Верхушка:
— Смеешься, свиненыш, над нами, мастеровыми!
— Ты, — говорит дед Куделька, — очки надень да стекло увеличивающее возьми. Читай, что на ключе написано. Вслух читай!
Делать нечего. Разобрал по складам Верхушка:
— Доброе имя — дороже богатства!
На том и дело кончилось. Верхушку с ярмарки на хромой кобыле вывезли. Задом наперед.
Наследство
Вот уж верно сказано: в семье — не без урода…
Верхушка-то из хорошей семьи был. Отец его в лесниках служил, с умом хозяйничал. Лес — ему поилец-кормилец, друг и пособник. Если для надобности пять деревьев срубит — десять посадит. С почтением к лесу относился. А лес ему — избу новую, утварь веселую. Все из дерева, все весело смотрит.
Любил старый лесник говорить:
— Леса наши всему свету известные, нету их краше да богаче. С умом ежели — дети и внуки-правнуки припеваючи жить будут.
Умер он. Стали искать ему замену. Тут Верхушка вперед всех и выскочил:
— Я! Я желаю лесником! Дело знакомое: топор в руках — щепки в стороны. Во как!
Говорят ему:
— Так да не так. Лес, он что ребенок малый — большой заботы требует. Такое дерево не родилось, чтобы в дело не годилось: не годится на пол, пригодится на кол. Однако посмотрим.
Пришел Верхушка в лес. Красота! Сосны, как струнки, на ветру гудят, птицы заливаются. Цветы глаз веселят, из травы зеленой ягоды манят, грибы к себе зазывают.
А на краю болота лесного стоит избушка на курьих ножках. С давних времен живут тут Букан Деревянный Кафтан да сестрица его Шишига. Безобидные старички.
Верхушка перво-наперво к ним и прицепился:
— Это что за чудища лесные? А ну, прочь отсюдова. Я здесь хозяин и — точка! Чтоб духу вашего не было! А в избушке на курьих ножках сам буду жить.
Прогнал стариков. В избушку на курьих ножках топор да пилу закинул, балалайку в руки взял и пошел по лесу шататься. Долог день до вечера, коли делать нечего.
Дружки-приятели к нему повадились. Место себе хорошее облюбовали — у родничка лесного, там, где две сосны росли. Ахнут березу топором, огонь разведут — искры до неба! И орут песни.
К слову сказать, сосны сразу невзлюбили этот огонь. Жаркие языки его лизали сухие ветки, метались из стороны в сторону, стреляли звонкими искрами, и все время пытались дотянуться до неба.
Молодые березки были сырыми, и языки огня слабели, задыхались в молочном дыму.
Вот тут-то и застучал топор по бронзовым бокам сосен, а костер жадно хватал смолистые щепки, набирал силы, метал огненные стрелы ввысь.
Долго ли, коротко ли, стал лес чахнуть. Намусорено изрядно. Зверье и птицы кто куда разбежались. Траву-мураву повытоптали сапожищами.
А Верхушка и ухом не ведет. На балалайке наяривает, сквозь зубы сплевывает, дружкам-приятелям жалуется:
— Не-ет, лесом сыт-пьян не будешь. Вот ежели бы злато-серебро…
Тут из-за кустика голос подали:
— Поищи клад родительский. В лесу зарыт.
Выходит рыжая Лиса:
— Коль найдешь, благодарностью мне гусак да уточка будут.
С Верхушки и сон слетел:
— Клад, говоришь, рыжая? Злато-серебро? А ведь и взаправду, поди, под сосной какой моя доля лежит.
Валит Верхушка лес без разбору — только щепки летят.
Пошел дед Куделька в лес за травой лекарственной. Видит, худо лесу. Ягод не видать, только мухоморы свои шляпки цветные напоказ выставили. Муравьи, и те в другие места переселяются.
Обидно стало:
— Тебя, Верхушка, народ к такому богатству приставил, а ты чего? В уме ли, такую красу губишь. Смотри, парень: копейку найдешь, на рубль потеряешь.
Орет Верхушка:
— Чего жалеть-то? Этого добра у нас хватит, не убудет.
Ну, народ тут собрался, дали Верхушке по шапке да и сказали напоследок:
— Что с дураком спорить? Дурак, он и есть дурак.
Хрупкая чаша
Жил-был старый мастер дел камнерезных. Глаз у мастера острый, даже на простом камне видел он рисунок — цветок редкостный, узор небывалый, фигурку дивную.
Руки его делали из камня такие вещи, что, если поднести к уху, можно было услышать разговор воды, посвист ветра.
Приходил к нему дед Куделька, брал осторожно в руки чашу или шкатулку и говорил:
— Важная штука! Отменная. И слышь! Теплая ведь, ровно ожил камень-то.
Задумал как-то мастер чашу из горного хрусталя. Только рисунок подходящий подобрать не может. Бился, бился — от огорчения пропало у него здоровье.
Принес ему дед Куделька травки лесной. Укоряет:
— Сам виноват. Не берег ты его, здоровье-то, не жалел. Вот оно и ушло. Недавно, говорят, в лесу его видели. Будто бы меж трех сосен плутает. Иди, поклонись Лесу-батюшке. Он тебе и подскажет.
Лес-батюшка старому мастеру говорит:
— Проходил тут недавно кто-то, бледный да немощный, а куда подался… Так и быть, дам тебе совет, ежели службу мне выполнишь.
— А велика ли служба?
— Да нет. Владения мои шагами измерить вдоль и поперек. Да чтобы цифра точная вышла.
Ходит старый мастер по лесу, шагами вдоль и поперек измеряет. День ходит, два ходит, за неделю перевалило.
Стал старый мастер различать — будто все деревья одинаковые, а все же каждое свою особинку имеет. Листочек, и тот прожилками да зубчиками на других непохож.
И еще одно понял: по лесу шагать надо умеючи. Напролом пойдешь — лесным жителям беду принесешь. Скажем, тропинка муравьиная под ногами или паутинка серебряная на кусте. Все на Лес-батюшку работают.
— Как шагалось? — спрашивает Лес-батюшка у мастера.
— Да вроде бы легко. Такая служба — пустяк сущий. Ну, давай совет.
— А вот он: поклонись Траве-матушке. Все следы ей ведомы.
Трава-Мурава тоже говорит:
— Проходил кто-то по утренней росе. Да следы солнышко высушило. Скажу тебе, к кому за советом пойти. Только сперва работой оплати.