Выслушал хан сироту и постановил — оставить его живым при дворце. Пусть ума-разума набирается и вместе с мудрецами-келмерчи на испытания приходит. Одежду дал и место при конюшне сироте определил.
Шло время. Придумал хан своим мудрецам-келмерчи задачу. Зовет их, приказывает: «Возьмите все по тощей овце и кормите ее. Сделайте так, чтобы жир в овце был, но такой, чтобы его видно не было, а мясо стало нежным и вкусным».
Взяли мудрецы-келмерчи по овце и разошлись. И сирота свою овцу взял.
Пришел на конюшню. Раздобыл шкуру волка, соломой ее набил — чучело получилось.
Кормит сирота овцу, а затем ей чучело волка и показывает. Овца кругами бегает, блеет. Успокоится — сирота ей еду дает. А потом снова чучело волка показывает!
Пришло время забивать овец. Келмерчи толстых и жирных овец привели. Забили всех — у каждой слой сала в ладонь. А мясо овцы, что у сироты была, — ни одной жиринки не видно! Но половина чана сала натопилась, а мясо было такое — на губах тает.
Похвалил хан сироту, а мудрецов-келмерчи заставил все сало с их овец съесть, чтобы урок усвоили. И дает следующее задание: «Берите по щенку из моей псарни и учите его говорить».
Взяли мудрецы-келмерчи по щенку. И сирота своего щенка взял.
Привел его на конюшню. Еду показывает, да не дает. А как показывает, говорит: «Казы, казы» — колбаса, значит.
Долго думал песик, в чем дело, отощал и потом догадался. Показывает ему сирота еду, а пес и говорит: «Казы, казы!» Тогда сирота ему колбасу и дает.
Пришли келмерчи и сирота к хану. Тот смотрит — все собаки круглые, толстые.
А пес сироты тощий, все ребра видны.
— Ты свою собаку голодом заморил! — говорит хан.
— Нет, не заморил, — сирота отвечает. И потихоньку колбасу собаке показывает.
Пес и говорит: «Казы, казы!»
А у важных келмерчи ни одна собака ни слова не сказала.
Тогда хан сделал сироту мудрецом-келмерчи, поставил над прочими. Хорошую одежду дал.
Шло время. И сделался сирота самым уважаемым и славным мудрецом-келмерчи в степи, мудрым и добрым. Во всем за народ перед ханом заступался, справедливые советы давал, уму-разуму учил.
Батар Мазан
Случилась эта история давно, когда калмыки кочевали по привольным степям. Приходили на новое место, ставили там хотон — поселок из кочевых кибиток. А как трава заканчивалась, на новое место шли.
И защищали хотоны батары — богатыри, значит. В те времена кто сильнее, тот и прав, — придет, скот твой угонит, и ищи-свищи ветра в поле.
Вот жил давным-давно в одном хотоне калмык Очир. Бедный был, но хороший человек — пожил на белом свете да умер, а остались после него вдова и маленький сын.
Плачет вдова, как жить ей на белом свете без мужа?
И пришел к ней добрый старик — дядя Очира. Взял мальчика на руки, погладил его по головке. Долго держал младенца на руках старик. И спрашивает потом:
— Как назвала ты мальчика, сына Очира?
— Мазаном.
— Не простой он будет человек. Вырастет, много добра сможет сделать. Береги его, балуй, во всем потакай.
Почитали старика как мудрого человека, да только не стали сбываться его слова.
Мазан рос ласковым и добрым, да только некрасивым и неловким. Не было видно в нем ни силы, ни удали — ножки тоненькие, головенка как шар, побежит — упадет, понесет что-то — непременно уронит.
Все в хотоне жалели вдову, что такой неудачный сын на ее долю достался. Льет она слезы по ночам, а старик, дядя Очира, все посмеивается. Говорит — не пришло время Мазана.
Так и шли годы. Мазан подрос, стал юношей. Как-то раз пошел Мазан с табунщиками лошадей поить. Пришли к колодцам степным и видят — стоит в степи караван. И верблюды тут, и лошади, и повозки, и палатки расставлены. Много доброго народа по торговым делам едет.
Смотрит Мазан — на одной повозке стрелы да луки лежат. Заблестели у него глаза, подбежал юноша к повозке и начал пальцем трогать луки дорогие из стран заморских. Трогает, в руки взять не смеет.
Заметил это купец, человек торговый. Видит — юноша нескладный, тощий, неуклюжий. Решил посмеяться над Мазаном этот человек.
— Что же ты робеешь, — говорит. — Выбери себе лук, постреляй.
— А мне можно? — спросил Мазан.
— Отчего же нельзя? Стрелу не сломаешь, тетиву не порвешь, — купец смеется.
Собрались люди — как не посмотреть на Мазана? Луки-то эти добрые, из дальних краев. И взрослый человек такой не натянет, не то что юноша Мазан.
Мазан же посмотрел на луки и выбрал самый большой. Схватил лук, в единый миг натянул тетиву так, что концы у лука сошлись, да и пустил стрелу длинную вдаль — в дерево, что едва на горизонте виднелось.
Заговорили люди, загомонили. Конного послали дерево проверить. Лук испытывают — нет, не согнуть его без силы батара, богатыря!
Попросил тогда Мазан продать ему тот лук.
— Хорошо, — купец говорит. — Хочу за этот лук косяк лошадей! Будешь брать?
— Буду! — отвечает Мазан. — Дядю отца попрошу, даст он лошадей!
Побежали табунщики к дяде Очира. Тот уже совсем старик к тем дням был.
— Мазан косяк лошадей за лук дать хочет! Так у него своих лошадей нет, твоих просит!
Выслушал старик все, что случилось. Как Мазан лук выбрал и стрелял из него. Лицом посветлел.
— Не прекословьте, — говорит. — Пусть отдает за лук моих лошадей. Сбылись мои слова — вырос Мазан в батара, защитника нашего хотона. Долго я ждал, что Мазан сильнее других станет, свой народ защитит, вот и дождался.
Очень скоро по всем хотонам молва пошла: нет никого, кто с Мазаном в лучном деле сравнился бы.
С утра до ночи стрелял Мазан, умение оттачивал. Стрелы его облака протыкали, точно в цель били — и ни одна мимо не пролетела. Никакой стрелок с Мазаном сравниться не мог.
И сам Мазан изменился. Сделался рослым да статным, ловким да сильным. Все как дядя его отца обещал.
Мать на Мазана не нарадуется. С охоты он всегда с добычей приходит. Добрый он и справедливый — слабых защищает, сильным их место указывает. Свой хотон и свой народ калмыцкий никому в обиду не дает. И народ в Мазане своего батара, богатыря-защитника, видит.
Раз проснулся Мазан утром — слышит, плачут женщины, кричат мужчины.
Оделся Мазан, выскочил из кибитки — а это приближается к хотону батар Байхтан-Эретын. Тогда среди калмыков никого свирепее и непобедимее Байхтан-Эретына не было. Приходил он, как ветер степной, брал все, что захочет, уходил — словно перекати-поле. Не нагнать его, не отыскать, не победить.
Ходила молва, что Байхтан-Эретына никакое оружие не берет — ни сабля, ни копье, ни кинжал, ни стрела. Весь он точно заговоренный. Только одно место у него и есть уязвимое — это горло. Но на шее Байхтан-Эретын всегда железный ворот высокий носил.
Подъехал Байхтан-Эретын к Мазану, насмехается, удалью своей хвастается.
Молчит Мазан. Стоит и терпит. Знает он, что батара Байхтан-Эретына так просто не одолеть — надо не силой, надо умом его брать.
Увидел Байхтан-Эретын, что Мазан не делает ничего, не перечит, на бой не вызывает — расхохотался. Поскакал вокруг хотона, собрал весь скот — коз, овец, лошадей — и погнал как добычу. Зарыдали женщины, закричали дети.
Посмотрел вслед Байхтан-Эретыну Мазан, сын Очира. Пошел в свою кибитку, взял верный лук, что целый косяк лошадей стоил, и особую стрелу — стрелу аминсомун, стрелу-душу. Когда она летела в цель, пела особую песню — песню батара Мазана. И поехал Мазан по следам Байхтан-Эретына.
Никогда и никто не побеждал Байхтан-Эретына. Всегда он брал свое и скрывался, неуязвимый и быстрый.
Скакал Мазан по степи на добром коне, с луком и стрелой аминсомун в колчане. Искал Байхтан-Эретына и думал. Понимал он, что просто так этого батара не победить, скот в хотон не вернуть, свой народ не накормить.
И вот встретились богатыри. Байхтан-Эретын, как увидел Мазана, вынул меч из ножен узорных, стегнул коня черного и поскакал к батару — вот-вот голову ему снесет!
Не дрогнул Мазан, свою лошадь не стегал, вперед не скакал, но и назад не отступил. Взял стрелу любимую, лук над головой поднял, тетиву натянул так, что концы лука вместе сошлись. И внимательно вверх смотрит, точно в облако целится.
Удивился Байхтан-Эретын. Что за диво? «Я же батара на бой вызываю, убью его сейчас своим мечом острым. Что он там высматривает, куда целится?»
Не удержался Байхтан-Эретын, тоже голову вверх задрал — что же там такое, наверху? Поднял подбородок, показал горло над железным воротником. И Мазан тут же стрелу в шею Байхтан-Эретыну пустил.
Широка и длинна была стрела аминсомун. Начисто срезала она с плеч голову батара Байхтан-Эретына.
Покатилась голова по калмыцкой степи, точно перекати-поле. Да только слишком силен и могуч был Байхтан-Эретын. Продолжил он скакать на Мазана, хоть и без головы, с острым мечом в руке. Доскакал — рубанул так, что чуть пополам Мазана не рассек, тот едва увернулся.
Доскакал Байхтан-Эретын до вершины холма, слез с коня, расстелил ковер валяный, кошму, воткнул в землю добрый меч. Лег на кошму, ноги вытянул да и затих.
Так закончилась история про батара Байхтан-Эретына.
А Мазан отыскал скот и вернул его в свой хотон. Вот радости было!
Однако настигла судьба и самого Мазана. Было у Байхтан-Эретына двое сыновей. Как узнали они про смерть отца, решили отомстить во что бы то ни стало.
Ночью отыскали Мазана, когда он один степью ехал. Набросились на него вдвоем, изрезали кинжалами и в глубокий колодец бросили.
Стали похваляться своей победой. А калмыки им и говорят: «Зря вы только время тратили и кинжалы кровью пачкали. Как только на небе звезды появляются, заживают все раны у батара Мазана, сына Очира. Вылезет он на рассвете из колодца, возьмет свой лук и стрелы, и тогда посмотрите, кто победил».
Опечалились сыновья Байхтан-Эретына. Стали искать совета. И один из стариков так сказал: «Когда Мазан из колодца выползет, будет он сперва слабый, как новорожденный верблюжонок. Однако как солнце засияет вовсю, наполнится он снова силой батара. В честном бою вам его тогда не одолеть».