Братья так рассудили: победил Мазан их отца хитростью, так что же с ним по-честному биться?
Подстерегли его, когда он едва из колодца появился. Каким был, когда мать-вдова его дяде отца показывала. Схватили его сыновья Байхтан-Эретына, заново убили, на четыре части разрубили тело, в четыре разных колодца на четырех сторонах света куски раскидали.
Так и погиб славный батар Мазан, сын Очира. А то бы и поныне калмыков от всякой беды защищал.
Воробей и ворона
Скачет по веточкам воробышек. Маленький, веселый; скок-поскок. Все ему в радость, все на пользу.
— Чик-чирик, — смеется воробушек. Червячка нашел — вот и обед, водицы с листочка попил — вот и освежился, зернышки из снопа насыпались — вот и целый пир! Отчего же не скакать, не радоваться?
Смотрит на него ворона, черная, важная. Завидно ей, что воробышку так живется привольно. Сердится она, что он свои нехитрые песенки все поет да поет.
— Эй, ты, воробей, — спрашивает ворона, — как живешь?
— Да вот овес нашел, клюю себе вволю! — воробей отвечает.
— У овса ость длинная, жесткая. А ну как подавишься? — ворона спрашивает.
— А я лапкой поскребу и ость и вытащу, — воробей отвечает.
— А если до крови себя оцарапаешь, что тогда? — не нравится вороне, что воробью все в радость.
— Тогда водицу найду, попью, ранку промою, царапинка и заживет.
— А ну как в воде промокнешь, простынешь? Болеть начнешь?
— А я тогда костер разведу, у костра и согреюсь.
— А ну как от костра твоего пожар займется? — ворона каркает, беду кличет.
— Крылышками махать буду, затушу огонь!
— А если крылья обожжешь, летать не сможешь?
— К лекарю доберусь! Вылечусь!
— А если не найдешь лекаря? — не нравится вороне воробей!
— В кустиках отлежусь! Червячка найду, росы выпью, зернышки кто-нибудь обронит — крылышки и заживут! Что бы ни было — надо жить и радоваться, думать о хорошем, о себе заботиться, на других не сердиться! Всяк как может живет, — чирикнул воробей и вспорхнул с ветки.
А ворона так и осталась сидеть, на добрых людей каркать да беду накликивать.
А ты — как воробушек или как ворона? Как живешь-можешь?
Славный батар
Текут ручьи, кричат маралы с маралухами, листья распускаются. Зеленая трава поля покрывает, птицы поют, деревья зеленеют. Клекочут птицы хищные — добычу ищут. Весна пришла! Рады люди, что снова тепло и солнечно.
В такой славный день и родился на земле батар Овше. Отцом его был Енкэ-Мэнкэ (Спокойствие-Вечность), а матерью Ердени-Джиргал (Драгоценность-Радость).
Как родился Овше, так сразу понятно стало: великий богатырь в мир пришел. По спине его провели — не нашли позвонка, который был бы слаб. По ребрам провели — и не нашли такого места, куда злой человек мог бы кинжал воткнуть. Глаза ясные, руки и ноги сильные — вот таким с рождения был Овше. Славный батар, что весной родился!
Построили для Овше на равнине Тюлькюр (Ключ) красную ставку. Ни у кого на всей белой равнине такой стоянки больше не было. Из чистого золота опоры для кибитки сделали.
На семидесяти пяти подпорках ставка стояла. Накрыли ее двадцатью четырьмя покрывалами, завязали двадцатью четырьмя красными поясами. Переднее покрывало крыши было наполнено шкурами оленей, а сверху обшито драгоценным белым полотном. Широкое покрывало сшили из радужного шелка, а все завязки — из крепких красных нитей.
На дверцах ставки был изображен Гаруда — царь птиц, наполовину человек, наполовину орел. А на косяках — собаки Басар и Хасар, на верхнем косяке — попугай. Решетки и жерди крыши и те изукрасили, вырезали на них козлов бодающихся, а на подпорках — тигров и львов.
Здесь и рос Овше. Что бы ему не расти? Давным-давно такого батара не видел народ.
И родился в одно время с Овше и Аранзал, его конь. Как родился Аранзал — по спине его провели — не нашли позвонка, который был бы слаб. По ребрам провели — и не нашли такого места, куда злой человек мог бы кинжал воткнуть. Рос Аранзал, как дуб молодой, и нес своего хозяина и по земле, и по небу; мчался он, как снежная буря, с холма на холм перескакивал, с горы на гору перепрыгивал.
Вот и вырос Овше. И пришло время показать своему народу, что не зря батару красную ставку на равнине Тюлькюр строили, не зря опоры да покрывала украшали.
Стали на людей злые чудовища нападать — мангадхаи. И был у них предводитель, особенно злобный и огромный, и никого сильнее его не было — даже Овше было с ним не сравниться.
Угоняли мангадхаи скот, жгли ставки и кибитки, детей брали в плен, рабами делали. Где проходили они, горела степь, стоял стон и плач.
Пришли люди к Овше, защиты у батара просить. Долго не думал Овше. Вскочил на коня верного, на Аранзала, попрощался со всеми да и отправился на бой.
Напутствовали его люди из разных кочевьев, мангадхаями разоренных. Говорили ему: «Счастлив будь! Удачлив будь! Пусть дела твои прославят тебя!»
Ехал Овше, ехал да и устал. Решил отдохнуть — слез с коня, лег под деревом. Аранзала пастись оставил.
А как проснулся утром — не нашел друга верного своего. И сразу Овше догадался, кто Аранзала увести смог.
Снял Овше богатые одежды, прикинулся пастухом. И пошел по следам своего коня по белой равнине. Видит он следы: коня повелителя мангадхаев — побольше, следы копыт Аранзала — поменьше.
Так и шел по следам, пока не нагнал он повелителя мангадхаев.
Тут решил Овше не силой, а хитростью действовать.
— Я, — говорит, — сирота бедный. Взял ты коня, которого я пас. И если вернусь один домой, то прибьет меня хозяин лошади. Отдай коня.
Отвечает мангадхай, точно гром гремит:
— Садись на коня и поезжай, только не к хозяину своему, а ко мне. На меня работать станешь!
Дрожит старая земля — такой страшный мангадхай. А узду Аранзала не отпускает.
Делать нечего. Сел Овше на своего коня да так в поводу за повелителем мангадхаев и едет. Ехали, ехали в ставку мангадхаев, приехали.
Сел повелитель мангадхаев есть. Тысячу бараньих ляжек съел. Затем два колодца простокваши выпил и три колодца водки из кумыса. Наелся, стал добрее. Зовет к себе Овше.
— А ну-ка, развесели меня. Расскажи, как батары твоего народа живут, что замечательного делать могут.
Отвечает Овше: «А могут батары моего народа расплавленный чугун пить! Целый казан такого чугуна выпивают и глазом не моргнут!»
Усмехнулся мангадхай. Велел себе десять казанов чугуна вскипятить и все десять одним глотком выпил, и ничего не сделалось ему — жив остался.
Видит Овше — не удалась эта хитрость.
— Еще что могут батары твои слабосильные делать? — мангадхай спрашивает.
— Умеют они в ледяной воде стоять по самую грудь, пока вода не замерзнет. А как замерзнет река, они этот лед телом своим ломают и из воды невредимыми выходят.
— Что же, поехали, — мангадхай говорит.
Сели они на коней и поскакали в ту страну, где была зима студеная.
Залез мангадхай в воду по самую грудь, подождал, пока река льдом покрылась. Пошевелил руками, плечами — лед раскололся, начал вылезать из воды мангадхай.
— Погоди, ошибся я, — кричит ему Овше. — По шею, по самые уши вода быть должна! А ногами дна нельзя касаться!
Ухмыльнулся повелитель мангадхаев, перебрался туда, где поглубже было. Подождал, пока река льдом не схватилась. Начал вылезать, а не получается. Глубоко, ногами не упереться.
От злости кряхтит, все жилы на теле надулись — а лед проломить не может.
Тут обрадовался Овше. Выхватил свой меч алмазный и бросился к мангадхаю.
Но не тут-то было! Дунул на Овше повелитель мангадхаев — и батар на многие версты отлетел, в воздухе вместе с конем десять тысяч раз перевернулся, едва кости себе не переломал.
Тогда вскочил Овше на Аранзала, прискакал обратно и с другой стороны к мангадхаю по льду подходит.
Говорит Овше повелителю мангадхаев:
— Вот и пришел твой час, злой батыр! Не будешь ты больше мой народ мучить и скот его забирать!
Отвечает мангадхай: «Вот сглупил я — надо было мне не на тебя дуть, а в себя воздух втянуть. Ты бы уже у меня в животе сидел, а уж я бы потом как-то да выбрался бы.
Тут ему Овше алмазным мечом голову и разрубил. А на той голове еще несколько голов поменьше было. Отрубил и их Овше, к седлу привязал и домой поскакал.
Как узнали мангадхаи о том, что предводитель их погиб, сами разбежались, по скалам и теснинам попрятались.
А жена мангадхая за Овше в погоню бросилась, за мужа отомстить.
Мчалась она за Овше на повозке, запряженной быками: и колеса повозки были такими большими, что оставляли позади себя ущелья, а быки такими громадными, что рогами из земли скалы поднимали.
Да не догнать было Овше на его верном Аранзале. И равнину, что на три года пути, проскакал он за трое суток. А жену мангадхая далеко позади себя оставил. Встречал его народ и благодарил за славную победу!
Так победил добрый батар Овше, что родился весной, злого предводителя мангадхаев — и с тех пор мангадхаи больше войско и не собирали снова, по одному в скалах прятались.
Старик и семеро волков
Жили да были старик со старухой; старуха умная, а старичок недалек, глуповат.
Пошел как-то старик за дровами — иглу нашел. Хорошая иголка, ровная да блестящая; решил старик ее старухе подарить. В вязанку с хворостом сунул да и потерял.
— Эх ты, — старуха говорит, — надо было иглу в шапку воткнуть.
Пошел старик снова в лес, видит — топор лежит. Взял его, в шапку сунул и так домой и донес, а шапку-то топором и порвал.
— Эх ты, — старуха говорит, — топор-то надо было за пояс заткнуть.
Пошел старик снова в лес, видит — щенок бежит. Схватил его старик, за пояс засунул и так домой и принес — щенок чуть не помер.
— Эх ты, — старуха говорит, — щенка-то надо было за собой звать — «кить, кить» кричать!
И еще раз пошел старик в лес. А на обратном пути ему жрецы-гелюнги встретились. Закричал им старик: «Кить, кить!» Испугались жрецы и своим путем скорее отправились.