Блестит звезда яркая, глаз оторвать невозможно.
Рыжик от восхищения так и присел на задние лапы, уставился на звездочку; боится и ухом пошевельнуть: а вдруг, думает, все исчезнет? А звездочку страх как хочется потрогать, подержать в руке!
Рыжик прыг-прыг вокруг елки:
— Елка-елочка, наклонись, милая, хочу на звезду поближе посмотреть!
А елка протягивает Рыжику ветку, на ветке медовый пряник:
— На, Рыжик, забавляйся! Звезда гостья залетная, нездешняя.
— А что сделать надо, — спрашивает Рыжик, — чтобы звезда земной стала?
Как услыхала звездочка, тоненько так рассмеялась, тысяча серебряных колокольчиков зазвенело, разнесся звон далеко по нолю, по бору, прокатился по речке и притаился у берега.
Говорит звезда:
— Только раз в году схожу я с неба на землю, на звериную елку: хочу вас зверюшек потешить и самой на земле побывать. Но мне пора в путь собираться к моим сестрам звездам, заждались, поди, ждут моей сказки о звериной елке.
— А ты останься, звездочка, с нами жить!
— Не могу, Рыжик, — отвечает звезда, — но коли охота, возьму тебя с собой.
Потянулся Рыжик к звезде лапами и полетел.
Летит Рыжик, крепко за звездочку держится. Путь дальний. Звезд не счесть, не перечесть, красным тюльпаном Марс горит. Все так ярко, громадно, и краю не видно. Нагляделся косой, в глазах зарябило, и стало Рыжику скучно: домой на землю хочется. — Отпусти! — просит он звездочку. — Теперь нельзя, — говорит звезда, — а ровно через год, как на землю спущусь, и тебя с собой возьму. — Заплакал Рыжик, вспомнил свою маму зайку, тихий ельник, полянку, вся-то в снегу, белая. И на что променял он свою веселую жизнь!
— Да проснись ты, Рыжик! — будит его мать зайчиха, — елка кончилась, пора домой. Не стыдно тебе: заснул! — и сует ему в лапу медовый пряник и игрушки: серого кота в красных сапожках и большую серебряную звезду.
А Рыжику стыдно признаться матери, как он затеял на небо летать, когда на земле так чудесно.
ПОД ОБЛАКА
тал Рыжик подрастать, а чтобы лучше сделаться, да умнее, ан нет, будто даже поглупел. А все зависть!
У мамы-зайки работы по горло, а Рыжик к ней как пристанет:
— Почему, мол, у братца уши длиннее и пушистей, чем у меня, а у сестренки нос утюгом, да еще в крапочку?
Что тут ответишь? А он свое, прямо изведет. Даже похудел заметно: на штанах пояс стягивать надо. И таким гоголем сделался, все в лужицу, как в зеркало смотрится.
— Вот нарву тебе, Рыжик, уши, — пригрозил ему отец, — если еще перед зеркалом вертеться будешь! Так-то!
Печалилась мама-зайка: уговорами да наказаниями пробовала Рыжика образумить. А ему все нипочем. Что ни увидит, ко всему зависть.
Увидит автомобиль на большой дороге, Рыжик за ним наперегонку: кто скорей? А в сердце закипает: «не я, пыхтун быстрее бежит!» А когда над верхушками деревьев пронеслась стальная птица, у Рыжика чуть сердце не разорвалось: «как это так, и почему не я?» Воронам он, видите, не завидовал, другим птицам тоже нет, все свои, неинтересно как-то, а вот чужаку позавидовал.
И задумал Рыжик: «влезу на дерево, и что твоя стальная птица, взовьюсь и полечу».
Помогали Рыжику зайчишки приятели, поразвесили плакаты и в лесу и на поляне. Всех зверей оповестили, и своих и дальних:
Мышь да филин,
Зверь и птицы,
На полянку всех прошу,
Где с березы без усилья,
И без страха, для веселья
Я полет свой совершу.
Первый зверь в лесу,
Я без крыльев полечу.
На такое необыкновенное зрелище всякий лесной и полевой житель спешит: кто пеший, кто конный, а кто и воздушным порядком. Всякому охота на первого лесного летчика поглядеть.
Которые звери издалека, те накануне расположились на ночь табором. Какой-то зверюшка, с очень смешной острой мордочкой, втихомолку сплетничал, уверяя черепаху, что у зайца про всякий случай припрятан парашют-лопух. Тут же и ворона-ворожейка: подходи, кому любо судьбу свою узнать. Тут же и Миша бесплатно «медвежью комедь» зверям в утеху разыгрывает. Много собралось зверей: у кого шуба побогаче, у кого зубы подлиннее, а у кого когти острые; известно, народ разный.
— Ой, батюшки, совсем задавили! — закрякала уткой гусыня, что приехала из соседнего села со своим семейством.
— А ты, тетка, — учит Миша, — не лезь на самую середку, ты бочком.
— Держи, лесной народ, левее! — кричит в рупор распорядитель петушок, серебристый голосок.
А зверь идет и идет. Народищу на поляне, негде яблоку упасть.
У какой-то хвостатой длинноперой франтихи шляпку стяпали, кому-то лапу отдавили, а лягушка, так та в общей давке деток своих лягушат растеряла.
— Ничего, — утешала лягушку цапля, — ноги длинные, доскачут.
Всеми правдами и неправдами звери, наконец, разместились: ждут с нетерпением полета.
Увидя своих и чужаков, что запрудили поляну до отказа, возгордился Рыжик, да так задрал голову, что почитай не голова у него на плечах, а полено торчит.
Карабкается он на березу, а ветви под его лапами хрустят, уговаривают:
— И куда ты, косой, не за свое дело взялся, упадешь ведь, неровен час! слезай, да поскорей, пока ребра целы, пока ветки держат тебя, да поддерживают.
А Рыжик ничего и слышать не хочет: еще крепче лапой по веткам, по листьям бьет.
— Нате, знайте меня, зеленогубые. Вам ли, глупым, мне совет давать!
А случилось, что мама-зайка последняя узнала о затее сынка. Рыжик как раз поднялся на самую верхушку березы и готов был размахнуться, чтоб начать свой полет.
«Спасти своего Рыжика!» — думает мама-зайка, бежит, вот-вот душа вон выскочит. О ветки шкуру себе изодрала, через рвы лягушкой прыгает, ласточкой несется…
Летит Рыжик с березы, да не вверх, как думал, а вниз головой. И убился б до смерти, не догадайся мама-зайка: вовремя подставила свой передник.
Ни слова не сказала ему мать, поняла, что и так сынок ее жестоко наказан. И ни живого ни мертвого понесла домой, да поскорее уложила в постель.
А звери, между тем, собрались вокруг заячьего дома, требуют героя: ведь неважно, что Рыжик полетел не вверх, а вниз, полет-то он совершил.
— Хвала герою, — кричат, — хвала первому лесному летчику зайцу Рыжику за полет со спуском по прямой без остановки!
Скрыла мама-зайка, в каком неприглядном виде сынок-герой. Подходит к окошку, благодарит всех зверей и птиц за честь.
— Извините, мол, очень устал, как-нибудь в другой раз.
А Рыжик в клубок свернулся и глаза ушами прикрыл от стыда.
И куда девалась спесь и зазнайство! Стал с той поры Рыжик умнее да задумчивей, матери и отцу в помощь. А березка ему вроде как родная тетка, частенько он бегает к ней полдничать, берестой объедается.
ЛИСИЧКА КАТЮША
- Мама, милая, — просит лисичка Катюша, подержи меня немножко на руках!
— Да как же это можно, Катя, — отвечает мать, — ты уже большая.
— Нет, никогда, мама, мне большой не быть: такая вот, как есть, навсегда останусь.
Больна лисичка: как пригнется к земле да заведет кашель, маме лисе солнце вовсе серым кажется, а родной лес вражьей пущей. Слезы незаметно лапами утирает.
Пришел заяц Рыжик, уселся на скамейку у самых дверей, не надолго, значит, не утомить, не надоесть Кате. В руках букет душистых полевых цветов мнет.
— Что это ты, Рыжик, — журит его мама лиса, — опять цветов нанес!
Не очень-то ей нравился заяц, как приятель для дочки. А Катюша взяла у Рыжика цветы и просит:
— Свари мне, мама, из цветов чаёк: может, в груди полегчает.
Варится цветочный чай, вода пузырьками ходит.
Говорят ромашки: «Мы Катюше грудку облегчим!» А колокольчики позванивают: «Уши промоем!» Лопух поет: «А я, что я могу, лопух!» Отвечает лопуху вода: «Ты, лопух, варись — разварись в зеленом цвету. Мы Катюше брюшко разотрем». А маки слезают с печи: «В нас много дурману: можем только голову Катюше повредить!» И самым что ни есть коротким путем через оконце пошли в поле рожь украшать.
Напилась Катюша теплого чаю, и всю хворь как рукой сняло.
Знакомый мужик повез Катюшу в стоге сена на ярмарку кумач покупать: вишь, Катюша заневестилась, да не за простого, за самого Лиса Патрикеевича. Не верит своим ушам Рыжик, спешит к лисьему дому.
Лисьи хоромы ровно солнце светятся. Мама лиса все в окошко глядит, протирает тряпочкой: не едет ли дочка? Не замечает, видно, что косой гостюшка пригорюнился.
Вышел Рыжик тихонько из лисьего дому. Переполнилось горем заячье сердце: некого больше милой сестрицей звать, подарками тешить. И закапали заячьи слезы на цветы полевые.
Поднял голову мак, улыбнулся:
— И не стыдно тебе, косой, убиваться! Пойдем лучше другую невесту искать из рода ушатого-усатого серозаяшного.
Протер себе Рыжик глаза, приосанился, махнул лапой:
— Прощайте! — крикнул лисам, и с пунцовым маком в путь-дорогу пустился — зайцам голову дурить и себя дуровать: жених!
СЕРЕБРЯНЫЙ ОДУВАНЧИК
идела как-то зайка Марфинька под березой. А береза была такой белой да кудрявой, и расставаться с ней не охота.
— А знаешь ли ты, Марфинька, куда вечером солнце из нашего леса уходит? — вдруг спрашивает береза.
Нет, не знает зайка.
— Разве что спит где-нибудь в овраге за лесом?
— А вот и нет. Послушай, что говорит ворон: «Когда солнце уходит от нас вечером, оно идет в другие страны, что по ту сторону горы». Если бы я умела прыгать как ты, я давно побежала бы посмотреть, что там за горой.
Марфинька долго не раздумывала, а прямо от березы пустилась в путь-дорогу.
Шла она шла, конца-краю дороги не видно.
Навстречу ей черепаха:
— Куда ты, Марфа?
— А иду в страны, куда солнце уходит светить ночью.
— Не дело это, — говорит черепаха, — непутевое ты затеяла.