Если будет выступать, я пойду смотреть...
СКАЗКИ НАРОДНЫЕ И ИНОРОДНЫЕ
Миры игры затихли до поры,
Привычно в почву погрузив колена.
Любовь пришла. Не сразу. Постепенно.
Как косточка из липкой кожуры.
Шмели тащили ей древесный мёд,
Озёрные грибы тащили мавки.
Стероид пёр качка. Из безрукавки
С шуршаньем падал углекислый лёд...
Строчил в блокноте счётчик-доброхот,
Кто сколько, и насколько - от щедрот...
У попа была собака…
Сказка народная
Мясо алело!
Сок аппетитный стекал на блюдо!
Собака - смотрела.
Она хотела.
Знала - ей и кусочка не будет.
Мясо из фонда благотворительного
Привез для приюта
Один господин упитанный.
"Батюшка! Во грехов искупление
Детям (слезу роняя в манишку)
Отдай это мясо, батюшка,
Детишкам!"
"Ступай. Не греши более.
Исполню твою волю я."
Отвернулся. Душа радуется:
Деткам какая прибавка весомая!
Шажком малым,
Походкой крадущейся
К мясу
тянется
псина знакомая...
Тихо,
по миллиметру
в пасть свою
Ненасытную
Стаскивает.
Жуёт торопливо,
Отродье бесово...
Глотает,
Слюной и жиром давясь.
Батюшка: "Сейчас измерю вес его
И поедем, благословясь..."
Обернулся. Бледность на щёки кинулась,
Глаза
гневом
вспыхнули вмиг...
Сама
Дедова
Шашка
Из ножен вынулась!
Высверкнула рубиново!
Охнул старик...
Пишу и думаю:
Что замыслила,
Какую мне мысль донести одну?
Так вот:
хоть месть
и была бессмысленна,
Лихие батюшки
У нас на Дону!
Мороз Иванович
Сказка народная
В одной стране жили две сестры: Рукодельница и Ленивица.
Жить в стране было скучно, да и голодно. Поэтому сёстры, лёжа на печи, часто мечтали о том, как разбогатеют и уедут в дальние страны. Где всегда тепло, где счастье постоянно, только приходится (как пели заезжие гусляры) всё время жевать кокосы.
Кокосов сёстры никогда не видели, как и бананов, но считали, что кокосы - это такая смола на вишне, которую весной можно было жевать, пока ягодки ещё зелёные...
Однажды Рукодельница отправилась к колодцу за водой. И уронила в колодец единственное в доме ведёрко. Делать нечего: без ведёрка лучше было не возвращаться, и Рукодельница, скрепя сердце, стала по верёвке спускаться в бездонное гулкое жерло.
От ужаса кружилась голова, слышались странные голоса, а потом вспыхнул свет!
О, чудо! На дне колодца было сухо, чисто, и стояли истуканы с табличками: "Царство Польске", "Республика Србська", "Королевство Франция", "Священная Римская Империя"... Глаза разбежались...
Тронула Рукодельница истукана, и открылся светлый зал, в нём - каменьев драгоценных да рухляди всякой видимо-невидимо, а в кресле каменном сидит мужчина и курит чубук. Подошла к нему девица и спрашивает: "Где я, добрый человек? И как звать тебя - величать?"
- В Республике Сербськой ты, девица красная. А зовут меня Мороз Иванович. Иванович - фамилия, а Мороз - имя. У нас, сербов, все имена такие: Боян, Вук, Добрило, Ненад, Небойша, Сречко... Ну такие мы, сербы...
А скажи-ка, милая, ты как, работать любишь или лениться?
- Меня Рукодельницей кличут...
- Тогда будешь мне прислуживать, а я тебя награжу.
Несколько лет служила ему Рукодельница: постель стелила, стирала, готовила, за детьми и старой матерью Мороза Ивановича ухаживала, посуду чистила, рухлядь дорогую сушила, каменья драгоценные пересчитывала, но потом приехала полиция и постановила её, за нарушение паспортного режима, депортировать.
Дал ей Мороз Иванович за службу целое ведёрко денег и в колодец спровадил.
Вернулась она домой, а там сестрица её, Ленивица, из земли московской вернулась. И много денег привезла. Говорит, что, чтобы заработать, вообще всё это время с постели не вставала...
Что с неё взять-то... Ленивица и есть...
И уехали сёстры на Багамские острова жевать кокосы... Они, поди, мягкие да вкусные. Не то, что смола с вишнёвого дерева...
Японский городовой-2!
Инородная сказка
У подножия Фудзи жила птица-тукан. Скучно жила. Вокруг вместо джунглей - бетон да бумажные домишки. И япошки. Ску-учные...
Чувствует птица-тукан, что гложет её тоска, и единственное желание в ней живёт: уснуть вечером и больше не просыпаться.
Короче, депрессия.
И стала птица-тукан с депрессией бороться. Выучила иероглифы, научилась держать в своём клюве-ножницах кисточку.
И написала на листе рисовой бумаги историю о Каине и Авеле. По-японски.
Потом ночью пробралась в офис компании "Я-могучий!" и сделала пару сотен ксерокопий. Опять же - на рисовой бумаге. Ну не растёт у япошек рожь!
Своё подмётное письмо рассовала птица-тукан под двери японских додзё. И один япошка, Васё, листочек и схватил. По нужде.
И попутно прочитал. Он читать не только по-английски мог, но и иероглифами. И возопил Васё: "Что это было? Зачем я это прочитал?!"
Тут как тут и птица-тукан:
- А вот зачем! Ты теперь не япошка, а законный иудей из потерянного колена Израилева! Что мы сейчас и закрепим!
И клювом так "чик-чирик". Отхватила, сколько положено ей в клюв было.
Почувствовал Васё себя истинным иудеем и стал соблюдать кашрут и чтить день субботний. Отрастил пейсы и уехал в Россию. Где же ещё иудею-то жить-поживать. Да добра наживать.
А птица-тукан стала моэлем, открыла салон и больше не знала депрессии.
Некогда ей было!
Кейн и Эйб
Ветхозветная инородная сказка
Семья Кейна считала себя неполной. Считала вечерами: дом - одна штука, выплачена ипотека - 37%, лужайка - одна штука - займ 64%, автомобили - 2 штуки, собака (ретривер) - одна штука, ребёнок - одна штука.
Мардж и Пит старались еженощно, да так, что сынок их Кейн просыпался от маминых воплей и писался в памперсы.
Но второго ребёнка Вседержитель не давал. И на семейном совете было решено взять приёмного. Желательно - дауна, чтобы был не умнее старшенького. Желательно - из России (они там, детки, живучие и внешне симпатичные, без англо-саксонской иппомордости).
С ребёнком их хитрые славяне обманули. Был он вовсе не дауном, внешностью обладал выражено семитской и по всем показателям обходил названного брата.
Приёмный Эйб отлично учился в школе, поступил в колледж, женился на афроамериканке из хорошей семьи и стал коммерческим директором известной фирмы по производству неорганических удобрений и гербицидов.
Кейн же учился плохо, в бейсболе был аутсайдером, и по окончании школы стал автомехаником.
Женился на бывшей однокласснице, забеременевшей на заднем сидении автомобиля после выпускного, родившей пару толстых бутузов-итальяшек, вечно таскавших друг друга за письки, растолстевшей и обросшей усами.
Поэтому Кейн пил с дружками и бегал в заведение мадам Лилит, оставляя там большую часть заработанного.
В День Благодарения Эйб с женой и тремя прелестными чернокожими детишками приехал в родительский дом на индейку.
Все смотрели ему в рот, а он бесконечно трещал о громадных сделках, контрактах по всему миру, поездках в Россию... Жена его громко и распутно смеялась и тёрлась длинным бедром о его ногу, затянутую в демократичные джинсы.
Кейн закипал. Он давно уже подсел на экологичную еду, и в своих неудачах винил фирмы вроде братовой: уродцы, растущие на грядках, уродовались их удобрениями и гербицидами!
После половины бутылки виски и пары банок пива он решился.
Кривя рот доброй ухмылкой, он вызвал братца Эйба осмотреть его, Кейна, грядки. Компостная куча со вздохом приняла тело с проломленным лопатой затылком. И затихла.
Пьяненький отец Пит и в драбадан пьяная мать Мардж интересовались у Кейна, где брат его. Но тот отнекивался: ушёл, мол, в направлении весёлого дома мадам Лилит...
Пит, выйдя на задний двор, услышал из компостной кучи стоны и шёпотом намекнул Кейну, что земля вопиет...
Кейн вышел на минутку и куском арматуры несколько раз проткнул компост.
Земля перестала вопить.
Чернокожая жена Эйба, решив, что, как все русские, выпив, он отправился "по бабам", закатила истерику и убралась вместе с отпрысками.
Пит пьяненько улыбался и шептал Кейну: "Сыночек... Я давно хотел грохнуть этого русского ублюдка... Главное, чтобы собаки кучу не разрыли... Перегниёт, и будет у нас всё как прежде..."
Кейн сосал пиво и мутными кровавыми глазами косился на свою семью.
Компостная куча требовала новых жертв...
Дюймовочка
Инородная сказка
В маленьком немецком городке, что устремляется в серое балтийское небо стрельчатыми башенками собора и залитой жидкими потоками птичьего помёта башней Ратуши, на улице Рыбаков, в доме рядом с харчевней толстого Иоганна Брюкке, на вывеске которой пьяной рукой местного коновала Евгена Гелентвагена изображён рыбий хвост с явно выраженными женскими первичными и вторичными половыми признаками (харчевне, носящей гордое название "Потроха русалки"), жила молодая ещё вдова.
Её муж, стражник городской стражи, скончался, подавившись в харчевне Брюкке рыбьей костью, каковую кость пьяный как ландскнехт коновал Евген так и не смог вытащить из дыхательного горла, приняв её за бакулюм. Синий умирающий хватал его слабеющими руками и взглядом выпученных глаз молил о спасении, но коновал только пьяненько хихикал и слабо отбивался, бормоча: "Ну перестань, противный, здесь же люди..."
После кончины мужа вдова осталась одна в большом доме с бакалейной лавкой на первом (нулевом по-немецки) этаже, вплотную столкнувшись с безденежьем и отсутствием смысла существования любой немецкой женщины - детей.