Взял у Вика бинокль, и начал изучать город с этой стороны. Корова лежит на лужайке и занята своей непрерывной жвачкой. Окна храма в центре должно быть красивые, если их отмыть от пыли. Похоже, что витражные. Только цвета под грязью не разобрать.
С этой стороны видно, что золотой диск в арке не плоский, а выпуклый и край диска загнут в эту сторону. И всё также никаких признаков живых существ. Кроме коровы, конечно. За чертой города кладбище. Сравнявшиеся с землёй могилы и покосившиеся кресты. А это что такое? Свеженасыпанные холмики! Разрывали или зарывали? Скорее, зарывали. Если бы цель была разрыть, то обратно зарывать смысла нет.
— Не пора ли нам заправиться? — интересуется Арзон. — Обеденное время давно минуло. Пошли обратно.
И пошли. Только уже по другому краю. Когда проходили со стороны кладбища, я остановил всех.
— Видите? Свежие могилы. Стало быть, люди тут водятся. Или кто-то вроде людей. Коровы копать не умеют и мёртвых не хоронят. Только вот вопрос — кого хоронят?
В нашем лагере уныние. Пришли, хорошо перекусили и теперь под лучами заходящего солнца валяемся на траве, не зная, чем заняться. Одна мыслишка всё шевелится в голове, но делиться ей со всеми как-то пока не хочется. Слишком много вопросов возникнет, а у меня лишь шаткие догадки и предположения.
— Да-а, походили вокруг города, как кот вокруг сметаны, — чуть ли не с безнадёжностью в голосе произнёс Вик. — Так и уйдём отсюда не солоно хлебавши?
— Я же предупреждал, что поход сюда зряшный, — качая головой, ответил старый гном. — Что из того, что там окажется не колдовство, а какая-то вредная машина. Не подступиться.
— А мне жаль, что провизии мы с собой мало взяли, — пробурчал Везер. — Кто-то же в городе есть и как-то попадает туда. Обидно нам так возвращаться. Может, мне и в самом деле охотой заняться? А хлеб растянем, насколько получится. Ручей рядом. Так что не пропадём и за неделю. Ты как, Арзон?
— Как, как? Да вот так! Не обращайте внимания на мою воркотню. Как говорит Вик, не солоно хлебавши, уходить и в самом деле обидно. А что делать? Серж, ты что отмалчиваешься?
— Сегодня ночью пойдём на приступ.
Все на минуту замерли.
— Ты это серьёзно?
— Серьёзно, Арзон. Как стемнеет, и город запоёт, так и пойдём. Я буду впереди.
— Постой, постой, как это впереди? А мы? Вдруг помощь потребуется. Ты это кончай!
— Оставь его, Арзон, — вдруг повеселевшим голосом прервал гнома Вик. — Он знает, что делает. Просто нам пока ничего не скажет, чтобы потом внезапно удивить. Знаю я этого типа.
— А если город не запоёт? — поинтересовался Везер.
— Всё равно пойдём. Но лучше бы запел. Ветерок нужен, а он пока что дует. Так что должен город запеть.
Сидим на внутреннем склоне долины и смотрим, как уходят за горизонт последние проблески солнца. Яркий диск луны медленно поднимается всё выше и выше, но в долине ещё полная тьма. Ветерок ласково обдувает нас и…
И город запел. Сначала очень низко, на пределе слышимости, а потом чуть выше и выше потянул свою единственную, мелодичную и вибрирующую ноту. Какая нота? Какая октава? Не знаю. Может капитан Вик знает? Его же когда-то в детстве учили играть на рояле. И Везер, наверное, по-своему, но тоже знает. Впрочем, какая разница! Звук почти ангельский, хотя и низковатый. Все замерли, внимая ему.
— Ну, что? Идём? — встрепенулся Вик.
— Темновато ещё. Подождём, пока луна поднимется повыше.
Ждём. Арзон задремал. Да и у меня что-то веки слипаются. Везер трясёт головой, прогоняя сон. Один Вик настороже. Привык, однако, ночные вахты стоять. Вроде бы стало достаточно светло. Толкаю в бок Арзона:
— Пора. У вас верёвки в мешках есть?
— Конечно, есть.
— Возьмите с собой и один топор на всякий случай.
Подождали Везера, пока он бегал к мешкам, и двинулись вниз. Сто шагов — ничего. Двести — ничего. Перестал считать. Пение города становится всё ближе и громче, но не нарастает настолько, насколько следовало бы ожидать с изменением расстояния. Какой-то акустический эффект?
Входим в город и молча движемся посредине широкой улицы среди мёртвых домов, отбрасывающих чёрные тени. Жутковато. Выходим на главную площадь. Теперь уже все видят и поняли, что является источником звука. Подходим к диску в арке. Гудит. Причём не оглушительно. Мы можем говорить между собой, почти не повышая голоса. Однако отчётливо слышали звон от края долины, а это, наверное, с километр отсюда. Удивительно!
Диск висит низко. Даже Арзон дотянется рукой до нижнего края. Диск и в самом деле выпуклый и с загнутым сзади краем. Если не металлический бубен, то уж гигантский гонг точно. Прикладываю ладонь — вибрирует. Арзон с размаху стукнул в край диска кулаком. В пение диска ненадолго вторглась более высокая, дрожащая составляющая. Но быстро растворилась в основной ноте.
— А он, похоже, и в самом деле золотой, — пощёлкивая ногтём по краю, — сказал Арзон.
Я потрогал одну из нижних цепей. Как и ожидалось — она сильно натянута. Налёг на неё всем телом. Тон звука стал едва заметно выше. Похоже, моя догадка подтвердилась.
— Вот, пожалуйста, перед вами инструмент мелодичного звона и одновременно безжалостный убийца инфразвуком.
— Как это, как это, как это? — зачастил Вик.
— Довольно просто. Он работает, как струна. Чем больше струну натягиваешь, тем выше её звучание. Смотрите, как сильно натянуты ночью цепи, держащие диск. А звук хотя и очень приятный, но и очень низкий. Почти на нижней границе слышимости. Когда восходит солнце, диск под его лучами нагревается, расширяется, цепи удлиняются, ослабевают и диск меняет свой тон на ещё более низкий, уходящий в инфразвук.
Можно предположить, что раз здесь золотой рудник, то из гордыни жители решили поставить самим себе памятник из золота. Планировали ли они сделать его поющим — мы никогда не узнаем. Но две ошибки они совершили точно. Диск слишком тонок для такой большой площади поверхности. Завихрения малейшего ветерка заставляют его дрожать. И слишком велик. Колебания в нём очень низкого тона. Вот и возник сладкоголосый убийца.
— Если ты прав, то получается, что, как только эту штуку освободили от лесов, дунул ветерок и город почти мгновенно вымер, — сообразил Вик.
— Что-то вроде этого. Если это было в выходной день или праздник, то умерли, наверное, все. Если в рабочий день, то в живых остались те, кто был на руднике. Но войти в город они уже не могли.
— А ночью, как мы? — проронил Везер.
— Это уже насилие над моей фантазией. Связать явление с временем суток оставшиеся в живых вряд ли смогли бы. И если и зашли бы ночью, то утром умерли бы и они.
— Что будем делать-то?
— Как что? — вскинулся Везер. — Нужно эту штуку закрыть от ветра или чем-то заглушить. Можно сзади упереть бревном в середину, и оно не даст диску звенеть.
— Верно. Деревьев кругом полно. Срубить пару и кронами упереть в диск. Но тогда он и петь не будет. Можно сделать иначе. Привязать к нижним цепям дополнительные грузы. Когда днём цепи от тепла вытянутся и ослабнут, то диск будут напрягать грузы и колебания не уйдут в область инфразвука.
— С грузами — это удачная мысль, — одобрил Арзон. — С перспективой.
— Какой ещё перспективой? — удивился Везер.
— Такой, что, когда утром диск не замолкнет, тот, кто в городе выберется посмотреть почему. Тут-то мы его или их и накроем!
— Какой же ты, однако, коварный, Арзон. Но мне по сердцу такое коварство. Давайте за работу! — воодушевился Вик.
Пришлось расковырять лестницу храма, чтобы добыть две подходящие каменные плиты. Привязали их к цепям диска с каждой стороны, как висячие площадки. Распотрошили немного и ограду храма. Камни из ограды навалили на висячие плиты. Наверное, почти по полтонны с каждой стороны. Должно хватить. Тон звука стал чуть выше.
— Прекрасно, — любуется делом наших рук Вик. — Теперь давайте сматываться. Может, ещё успеем вздремнуть часок — другой. А когда солнце начнёт пригревать, нам на всякий случай лучше быть подальше отсюда. Сработает наша затея или нет — мы не знаем.
Два или три часа сна — это, конечно, безобразие, а не сон. Тем не менее, к восходу солнца мы, не выспавшиеся и голодные, уже стояли в долине на стошаговой отметке от края чаши. Солнечные лучи упали на город. Ждём. Ничего не происходит — город поёт. Проходит с полчаса — город всё поёт.
— Двинулись, — предложил Вик, — а то, как бы нам к приходу гостей не опоздать.
Рванули чуть ли не бегом. На площадь выскакивать не стали, а скрылись в зарослях ближайшего к арке с диском садика. Перед нами вся площадь, как на ладони. Ждать пришлось довольно долго. Ноги устали. Но, если присядешь, то ничего не видно за кустами. Арзон начал что-то бубнить себе под нос.
Однако дождались. Шагов, конечно же, за звоном не слышно. Поэтому визитёры явились из боковой улочки бесшумно словно привидения. Я чуть не вздрогнул. Какая-то совершенно нелепая, тощая фигура в длинном, сером балахоне. Ростом, похоже, мне по плечо. И женщина на полголовы выше своего спутника в неброском, аккуратном платье. Похоже, что молодая, если судить по походке. Лиц не видно. Подошли к диску и стали рассматривать камни, привязанные к цепям. Женщина потрогала верёвки. Оба обернулись, огляделись вокруг, и никого не обнаружив, переместились к храму и осмотрели разломанную нами ограду и лестницу. Затем вернулись к диску и уставились на него.
Вик махнул рукой, и мы высыпались на площадь. Шагов за десять до этой пары они что-то почувствовали и обернулись. Действительно, молодая женщина. Вернее, симпатичная девушка, которую я уже когда-то встречал. Но взгляд приковывает лицо её спутника. Огромные, почти круглые, голубые, печальные и одновременно испуганные глаза. Длинный и тонкий нос, длинный и тонкий подбородок. Глубокие морщины на лбу. Не человек.
— Здравствуй, Криста, — произнёс Вик.
— Здравствуйте, капитан Вик, — слегка замешкавшись, ответила девушка.