Вот уж этого просто не могло быть. Никак. Ни одно из судов Системы, будь то аннигиляцнонный великан межзвездник, рейсовый грузовоз, обслуживающий колонистов, пассажирский лайнер с оранжереей и танцпалубой или парусная баржа, набитая приборами космофизиков, - ни одно судно не прошло бы без рапорта мимо диспетчерской станции. Дисциплина командиров и экипажей здесь ни при чем: так запрограммированы все - без исключения судовые машины.
Корабль с погибшей командой и испорченной биоэлектроникой? Но кто же тогда управляет двигателем?
Давно миновал сумбурный двадцатый век, удивительно сочетавший практицизм с расцветом религий и суеверий; окончился сентиментально-рассудочный двадцать первым - никто уже не ждал всерьез послов других цивилизаций, надеялись только на собственные силы, на земной поиск. К тому же первые данные универсального анализатора были куда как прозаичны: жидкостный ракетный пращур, даже странно, что такие еще ползают, - ему ли покорять световые годы?
Впрочем, расчет траектории удивил Алексея еще больше, чем тип судна. Гигантская парабола, словно этот монстр действительно падал из межзвездья!
Но двигатель могли запустить и недавно, где-нибудь за Луной. Скорее всего так и произошло: ракета охлаждена почти до абсолютного нуля (кстати, это говорит об отсутствии экипажа) и только начинает нагреваться... С корабля-матки, что ли, остановившегося на рубежах Системы, падает этот зонд? Да уж, очень высокая техническая оснащенность для разума, путешествующего между звездами.
Бред какой-то.
Он послал запрос на общепринятой служебной волне: "Судну, следующему курсом... (цифры координат). Прошу полетный рапорт. Дежурный диспетчер Гурьев".
Без толку.
А сводное табло пишет как ни в чем не бывало: длина тридцать два метра, масса тысяча шестьсот восемьдесят тонн, режим поворота...
Поворота?!
Ну да. Еще минута, другая - и бесстрастный биокомпьютер печатает: "Поворот окончен. Режим ускорения".
Во всем огромном теле "Аякса" не спали только уцелевшие элементы солнечных батарей да питаемый ими очажок возбуждения среди кристаллов мозга.
С тех пор как огненная ладонь бережно подняла над приморской пустошью башню "спейс фортресс", а затем яростно швырнула ракету в глубь рассветного неба, - с тех давних пор остыло сердце "Аякса". Ледяная тьма оковала его клапаны, стояла в камерах, в толстых и тонких сосудах.
Когда-то стаей перепуганных голубей шарахнулись самолеты, пытавшиеся накрыть пусковую шахту; "ночные люди" в подвалах базы и столица, где над многомиллионной паникой надрывались сирены, напрасно ждали падения монстра. Не дождались, будто растаяла "крепость" вместе с остатками ночи...
Оправившись от ужаса, народ, как разгневанный слон, растоптал фанатиков в лемурьих личинах. А через несколько лет вопреки усилиям хозяев улетевшего "Аякса" грянуло разоружение. Сначала ядерное. Затем, после ряда попыток притормозить время, всеобщее и полное...
По мере удаления от Земли все глубже погружалось в мертвый сон сердце "Аякса". Миновав ловушки тяготеющих планет, "спейс фортресс" выплыла далеко за пределы Системы. Обгоревшая, изъязвленная титановая башня подобно киту дрейфовала в пустыне пустынь, неся под мертвым сердцем зародыш неслыханного взрыва. Солнце монеткой поблескивало за кормой. Еще ни один земной корабль не бывал в этих местах.
Повинуясь власти Солнца, "Аякс" выполнил параболическую орбиту, равную дорогам самых вольных комет. В положенный час он вернулся к Земле, окруженной двойным кольцом обитаемых спутников - лабораторий, заводов, энергостанций, которые больше не загромождали зеленую планету.
Возможно ли осмотреть и ощупать каждый кубический километр околоземья? Диспетчеры Внешнего Пояса не заметили темную, холодную, молчаливую "крепость".
Оказавшись вблизи Луны, вышел из летаргии мозг; в хитросплетении кристаллов зазмеились первые импульсы. Такова была воля давно почивших конструкторов: "овермун", лунная петля. Обогнув Луну, включить двигатель и поразить земную цель, неуязвимо для антиракет ударив из открытого космоса, - вот что помнил и неукоснительно выполнял мозг "Аякса". Офицер-программист исказил траекторию, окровавленной рукой выбросив дракона в сторону от Луны. (Давайте думать о человеке хорошо.) Но он не мог предусмотреть все последствия. Удар был только отсрочен. Параболическая орбита властью Солнца вернула смерть к заданному пределу. Получив сигнал приборов, измеряющих тяготение и магнитную активность, вспыхнул мозговой очажок. Давно забытая лихорадка работы охватила джунгли кристаллов, проникла в сердце.
Словно помолодев от векового сна, сердце закружило едкую кровь, подожгло - и плеснуло в замороженные сопла.
"Спейс фортресс" уверенно шла на цель.
Гурьев тщательно, как перед экзаменационным полетом, срастил швы скафандра и шагнул в предшлюзовую камеру.
Когда он потревожил Главную диспетчерскую Пояса, ему ответили, чтобы он хорошенько проверил показания приборов, потому что во всем флоте давно уже нет ни одного жидкостного ракетного двигателя, а если есть, то это чья-нибудь личная инициатива, и дело Гурьева - передать рапорт "вниз", Земле.
Руководству полусотни станций, следящих за тысячами судов, было не до мелочей, не до каких-то неведомых умельцев, воскрешающих историю космоплавания.
Он предупредил Землю-Грузовую и Землю-Главную. Там занялись измерениями, а потом поблагодарили Гурьева и сказали, что ракета действительно идет из чертовой дали, а значит - при ее ничтожной скорости, - запущена очень давно. Может быть, она несет погибший экипаж, а машина, построенная в ином столетии, просто не знает, что надо отдавать рапорт. Во всех случаях Гурьев совершил значительное открытие, и ему этого не забудут. Монстра же подхватят силовым каналом в атмосфере и благополучно посадят.
Тогда бы надо было Алексею успокоиться и даже возгордиться, но он и не подумал.
В глубине его голубоглазой, влюбчивой и дисциплинированной души, возможно попав туда не по адресу, жила, как щука в ясном озере, безошибочная интуиция. Подтверждая выкладки парапсихологов, малоопытный Гурьев каялся предчувствиями. Когда трещал зуммер личной связи, он уверенно говорил первым, не дожидаясь никаких "алло": "Здравствуйте, богиня Ника", или: "Я вас слушаю, Ахмед Касымович" (так звали шефа), или: "Я повторяю - причалы заняты до особого распоряжения". Знал по звонку, кто вызывает!
Вот и теперь: не успокоили Алексея ни силовой канал, ни похвалы. Вещий голос нашептывал тревогу.
Он еще раз набрал код Земли-Главной. Координатор космодромов ответил вроде бы менее приветливо.
- Вы видите объект, о котором я докладывал?
- Разумеется, во всех подробностях.
- Вы использовали для идентификации систему памяти Космоцентра?
- Использовали, - с подчеркнутой кротостью сказал координатор.
- Ну и что?
- Точных аналогий нет, но общая конструкция соответствует восьмидесятым-девяностым годам двадцатого века.
- Двадцатого?!
- Да, это какой-то зонд-автомат, случайно или намеренно выведенный на очень вытянутую орбиту и включивший двигатели вблизи Луны. Еще раз огромное вам спасибо, Гурьев.
- Да я не о том... Раньше... раньше бывали такие случаи?
- Подобные. Ловили станции, ракеты-носители, зонды, но, конечно, не вековой давности и не в активном полете. Вас еще что-нибудь интересует?
В последних словах лязгнул откровенный начальственный металл: "А занимались бы вы своим делом, диспетчер". Но если деликатный Гурьев срывался, остановить его было трудно.
- Но почему, почему машина не определила точно?! Ведь в Космоцентре должны быть данные обо всех запусках, от начала космонавтики!
Молчание.
Шуршащий, бормочущий эфир подобен некоему громадному колодцу, где долго бродят причудливо искаженные отзвуки твоих слов. Особенно когда собеседник молчит.
- Часть документации утрачена, Гурьев. _Особенно_ той, что касается конца двадцатого века. Вы же знаете, что тогда творилось на Земле... Ничего, скоро разберемся. А почему вас, собственно, так волнует тип ракеты?
Профессиональное терпение координатора оказалось большим, чем ожидал Гурьев. Кажется, на Земле-Главной смирились с допросом, а может быть, решили, что переполох да кольце спутников имеет основания.
- Не знаю... Мне подумалось... только вы не смейтесь! Мне подумалось: а вдруг это боевая ракета? Может быть, даже с атомным или термоядерным зарядом?
Там как будто улыбнулись.
- Исключено. Земля не вела войн в открытом космосе.
- Вы ведь сами говорите, что часть документации погибла!
Шептались, посмеивались, безмятежно текли эфирные волны.
- Извините, диспетчер, мне пора вернуться к моим прямым обязанностям. А вам, вероятно, к своим.
Щелчок отключения.
Наверное, уже разливали шампанское историки космоплавания - шутка ли, сама валится в руки жидкостная колымага эпохи первых экспедиций!
"А вам, вероятно, к своим".
Правильно, к самым непосредственным!
Есть право, дарованное уставом для крайних случаев: временно передать власть автоматам и догнать судно на сторожевом ионном катере, обычно праздно пылящемся в ангаре любой станции.
Потому-то и срастил Алексей швы скафандра и через шлюз-7 шагнул под своды безвоздушного ангара. Услужливо зажглись прожекторы, скрестив лучи на плоской, напоминающей портсигар машине с двумя соплами по бокам. Под закругленным лбом катера сидели глубоко утопленные глаза объективов.
Гурьев еще с главного пульта проверил готовность двигателя, открыл пилотский люк. Оставалось только забраться в кабину, что он и сделал без помощи трапа, словно всадник, вскакивающий в седло. Захлопнув колпак, тотчас же зажег оба микрореактора. Катер тронула нервная дрожь, стали выскакивать знаки на табло под видеокубом.
Расползлись бронированные створы. Свет прожекторов был обрублен на пороге, точно станция уперлась в эбонитовую стену. Но глаза мигом освоились, ощутили провал, нащупали звездную пыль.