Победители
И властвуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всякими животными, пресмыкающимися по земле.
Никитич — лет под 60, из начальства, одет солидно.
Микола — лет под 50, шофер такси, суетлив.
Леха — лет под 30, водитель бульдозера, мрачен.
Действие происходит в начале семидесятых годов XX века
Поляна на берегу искусственного пруда в глубине подмосковного леса. Глубокая осень, небо стального цвета нависло над лесом. Холодно.
Микола (резко открывая карты). Эх, нужны стране герои, где их взять, когда одни чудаки родятся! (Бросает карты).
Никитич. Вышел едрена вошь? А я рубль ставлю! (Бросает рубль).
Микола. Опять темнишь? Ну, Леха, держись!
Леха. (Миколе). Хочешь в долю? Ставлю полтинник. (Смотрит в карты).
Микола. Выходит, пополам? Добавляю!
Кладут деньги.
Никитич. Значит, уравняли?
Леха (Миколе). Ты б хоть карту глянул.
Микола. Я человек рисковый, люблю судьбу испытывать.
Леха. Судьба — это пасть щуки!
Никитич. От едрена вошь! (Смеется).
Микола. Я говорил: Леха скажет — только держись! А все потому, что образование!
Никитич. Ну, открываем? (Открывает карты). Есть такая партия!
Микола. Эх, нужны стране герои, да где их взять! (Выбивает карты из рук Лехи). Опять твоя, Никитич! Везет тебе сегодня! (Разливает водку по стаканам). А ну, Леха, скажи!
Леха (берет стакан). Удача — это вентилятор.
Никитич смеется, пьют.
Микола. Видал, как он — сразу в точку! А ну, Леха, еще!
Леха. Ожог поцелуя — это искра блаженства!
Никитич смеется.
Микола. Искра блаженства — ведь это надо же! А ну еще!
Леха. Любовь — это неудержимое половодье чувств!
Никитич. А я уже перешел тот возраст, чтобы блядовать! Немного, конечно, еще прельщает, едрена вошь, но все больше интересуюсь насчет кормежки, или там по хозяйству чего сделать…
Микола. Это потому что бабы теперь — тьфу! Гулящие теперь бабы, это я точно знаю, недаром в такси работаю. Все бабы бляди, кроме наших матерей! Гулять гуляют, а душевности никакой.
Леха. Слить уста — это не значит слить судьбы.
Микола. Но вот в прошлом году у меня на курорте случай вышел, всем случаям случай! Встретил я там одну — ничего особенного вроде: и лет ей сорок пять, и с лица не красавица, но грудь, как у девки, и образование высшее. Четыре языка знает, есть об чем поговорить. Я, правда, ни одного языка не знаю, но она четыре знает и есть о чем поговорить…
Никитич. А меня и поговорить уже не тянет. Раньше тянуло, едрена вошь, а теперь нет…
Микола. Спортом надо заняться, физзарядкой. Это ж закон такой: в одном месте потеряешь, в другом найдешь. А ну, Леха, скажи!
Леха. Никогда не иметь — это лучше, чем потерять. Потерять — это лучше, чем никогда не иметь!
Микола (в восторге). Вот у нас Леха какой! Мы с ним — пара сапогов на одну ногу: у него образование, у меня ум природный. Вот он меня и приобщает. Ну, Никитич, еще кон?
Никитич. Не возражаю, едрена вошь.
Микола. А ты, Леха, пока я сдам, сходи удочки проверь: может уже поймалась наша золотая рыбка. (Леха идет. Микола сдает карты). Сейчас мы эту рыбку на сковородку в маслице — пускай попляшет!
Леха (возвращается). Не клюет.
Микола. Что значит, не клюет? Быть такого не может: всегда клевала, а сегодня не клюет! Мы сюда ради нее большого человека, можно сказать, привезли, а она не клюет! Эх, нужны стране герои, да где их взять!
Никитич (берет карты). Полтинник. Видать, так и уедем, едрена вошь, не попробуем твоей золотой рыбки.
Микола. Ты что? Раз я сказал: будет рыбка, значит — закон! Вот сейчас выпьем, согреемся, кон доиграем, глянь, а она уже там! На крючке! Только главное — выпить! (Наливает). Что-то стало холодать, не пора ли нам поддать! Ставлю рубль! Что-то ноги стали зябнуть, не пора ли нам дерябнуть!
Все пьют.
Леха (смотрит в карты). Жизнь — это противоречие борьбы противоречий! (Бросает карты).
Никитич. Ты, значит, мимо, едрена вошь? А я уровнял. (Бросает рубль). Открываем.
Микола. Эх, нужны стране герои, да одни чудаки родятся! Опять твоя! (Бросает карты).
Леха (тянется к картам). У тебя что было? Покажи!
Микола. А тебе зачем?
Леха. Любопытство — скользящий луч прожектора. (Открывает карты). Так у вас же поровну, чего ж ты, надо играть свару.
Микола. Раз поровну, я должен уступить как хозяин. Ведь Никитич — мой гость или нет? И большой человек к тому же.
Леха. Пусть он по службе начальник, а ты простой таксист, в духовном мире вы равны, оба — инженеры человеческих душ.
Никитич. Верно, едрена вошь, в игре справедливость — первое дело! Играем свару.
Микола. Свару, так свару, я что? Я не против. Справедливость в человеке — это главное. (Наливает водку). Вот я по роду своей работы много встречаюсь с разными людьми, и вошло у меня в привычку изучать окружающий мир.
Пьют.
Леха. Справедливость — это русло нравственности.
Микола. …люди встречаются разные: и грешники и святые…
Никитич. Нет таких, чтоб не грешили. Все грешники, едрена вошь, хоть и святые…
Микола (в лирическом трансе). …Еду я, бывает, по улицам ночного города и обращаю внимание на освещенные окна домов, а в них мелькают бытовые кадры из жизни других людей…
Леха. Судьба — это обстоятельства. (Бросает деньги). Даю полтинник. Уравниваем?
Никитич. Уравниваем. (Бросает деньги).
Микола. А я удвою, мне не жалко. (Бросает рубль). Эх, нужны стране герои, да где их взять?
Никитич (открывает карты). Есть такая партия!
Микола (открывает карты). Опять твоя. Никитич! За это выпить надо. (Наливает водку).
Пьют.
Мы, значит, все на транспорте работаем… И транспорту надо уделять особое внимание… А ну, Леха!
Леха. Наша жизнь — это движение — прервав которое обрываешь нить жизни.
Никитич. Да, транспорт — великое дело. Вот я на транспорте с сорок шестого служил. Мы тогда зэков на Воркуту возили. И что бы мы без транспорта? (Плюет). Во! Плюнь и разотри! Ведь сколько народу было: одних ингушей не счесть, и разных других чучмеков. А потом к сорок девятому жиды пошли — ох, вредное семя, едрена вошь!
Микола. Я и говорю, без транспорта никак! А, значит, нужна мне исправная тачка, раз я на транспорте. Сколько мне еще на этом драндулете Москву позорить? Ты ведь, Никитич, большой человек — ты понять должен! На транспорте без исправной тачки не жизнь! А ну, Леха, скажи!
Леха. Жизнь — это мать мира и отец источников!
Микола. В самую точку! Иди теперь проверь удочки: как там наша рыбка. (Леха уходит). Ведь если мне хорошую машину, я королем буду. И тебя уважу, не сомневайся. А что толку в этой старой рухляди? Тому в лапу дай — тормоза прокачать, этому в лапу дай — бампер заварить, а на руках что остается? Шиш! А без деньжат ты никто. Допустим, тебя не казнят сегодня, допустим, только завтра, но если в кармане пусто, так закон допускает к тебе беззаконство. А раз так — лучше в попы идти, чем в транспорт!
Никитич. Нет, едрена вошь, в попы тебе нельзя, это точно! Чтоб попом стать, надо семинарию закончить!
Микола. А что есть поп? Это я тебе скажу сразу: поп должен иметь бороду — это раз, и не жениться ни на какой другой жене — это два. И все, больше ничего ему не надо.
Никитич. А я тебе еще скажу, едрена вошь: главное — поп должен быть партийный!
Микола. Ну и что? Разве я не могу стать партийный? Я это право в огне боев заслужил. У меня три ранения и мемориальная доска на стене дома в городе-герое Севастополе. Так скажи, заслужил я или нет?
Никитич. В огне боев — конечно. Но вот водки пьешь много.
Микола. А что водка? Водка — вещь законная, она в магазинах продается. (Наливает). Вот ты, разве не пьешь?
Пьют.
Ну, допустим, я сегодня выпивши, так уже не человек, да? Уже меня можно за шиворот?
Входит Леха, подсаживается к ним, пьет.
Никитич. Разве б я ее, проклятую, в рот брал, если бы не биография? Одна биография во всем виновата, а то б я ни за что, едрена вошь! Ты вот, к примеру, на Воркуте не служил, а говоришь! Там без водки — нельзя! Всю зиму темно — ночь, — понимаешь! Все ночь и ночь, свету белого не видать, едрена вошь, а вокруг одни зэки. А зэки, разве они люди? Волки они, едрена вошь! А из-за них сидеть там приходится, сторожить, а вокруг все снег, едрена вошь, снег, снег! И трава не растет! И баб никаких, даже блядей, не то что девок!..
Леха. Девственность — это щит запрета, сломав который…
Микола. Ну и что, пусть я выпивши, так меня, значит за шиворот? Так я уже не человек, значит? Значит, я уже лишний, выходит? Меня, выходит, уже можно метелить, брить-стрить и на пятнадцать суток? А потом что?
Леха. Потом — это возможное никогда!
Никитич. А то как засветит в небе — хуже пожара — сияние, едрена вошь, называется. Так и полыхает: и красным и синим, и черт-те каким, едрена вошь! Ну, думаешь, все: кранты, Конец света! И зэки все бесноватые становятся, как волки воют — тут только держись! Как не выпить, когда, может, последний день живешь?