,
Рыбка-колюшка, как птицы, подводные вьющая гнезда;
Краснобородый барбун[711] с чешуею, окрашенной кровью,
И косорот[712] белобокий, и камбала, схожая цветом,
125 И удивленья достойнейший адриатический палтус,
Плоский заяц морской и лягва со скользкой спиною,
.....................[713]
130 Голый колбень[714], спинным плавником никому не вредящий,
Черный таящие яд в прозрачнейшем теле кальмары,
Жесткая рыба-свинья[715], карида с извилистым телом,
И водяной осел[716], не ослиного званья достойный,
И в отдаленных морях известная миру севрюга[717]…
.....................
ОРЕШНИК[718]
Я — орешина[719], я близ дороги расту неповинно,
Но проходящий народ камни бросает в меня.
Казнью такою казнят одних несомненных злодеев,
Если общественный гнев дольше не в силах терпеть!
5 Я же чиста от греха, в едином мое преступленье:
Груз ежегодных плодов я земледельцу несу.
Но ведь в далекие лучшие дни и другие деревья
Спорили только о том, кто изобильней родит;
Благочестивый тогда соблюдали крестьяне обычай —
10 От урожая нести долю бессмертным богам:
Часто Минерва сама дивилась олив изобилью,[720]
Часто, Либер, и ты гроздьям дивился своим,
И материнская ветвь страдала от тяжкого груза,
Если опорою ей не был раздвоенный шест.
15 С нас, деревьев, пример и люди тогдашние брали:
Не было в оные дни женщины с чревом пустым.
Только после того, как платаны с их тенью бесплодной
Более братьев своих взысканы были судьбой,
Стали и мы, дерева плодоносные, я и другие,
20 Пышно раскидывать сень лиственных наших ветвей.
Ну, а теперь по множеству лет плоды не родятся,
Или гниет виноград рядом с маслиной гнилой;
Женщина чрево калечит, стараясь казаться красивой —
Редкой в нынешний век хочется матерью стать.
25 Да ведь и мне бы жилось безопаснее, будь я бездетна:
Как Клитемнестра права в жалобах горьких своих![721]
Знала бы это лоза — она иссушила бы гроздья,
Знала б масличная ветвь — не родила бы маслин!
Пусть это слово мое дойдет и до груш, и до яблонь,
30 Пусть не будет в садах яблок румяных и груш!
Пусть меня вишня услышит и вишен на ветках лишится,
Ты, смоковница, стань воткнутым в землю столбом!
Я не завистлива, нет! Но кто пребудет в покое,
Если почетный удел — лишь для бесплодных ветвей?
35 Гляньте, вот дерева, у которых стволы невредимы:
Нечего с них получить — вот и не трогают их.
А у меня болят на ветвях изувеченных раны,
Содрана кожа с меня, страждущий ствол обнажен.
Этим мученьям виной не враг, а искатель поживы:
40 Всякий, кто плодовит, так же стенал бы, как я.
Так осудить богача спешат корыстные судьи;
Если, ответчик, ты нищ — этим и будешь спасен.
Так грабежа боится лишь тот, кого можно ограбить, —
Тот, кто идет налегке, страха не знает в пути.
45 Так и сама я причиной тому, что меня обирают,
А остальные цветут, и не задеты никем.
Чем же, однако, богат меня окруживший кустарник,
Сломанным телом своим ныне приникший к земле?
Камни, что мимо меня пролетали, ему доставались —
50 Только соседство со мной гибель ему принесло.
Будет свидетелем мне тот куст, что растет в отдаленье:
Зелены ветви его неповрежденной красой.
Если бы поняли это растущие рядом со мною —
Самую тень от меня им бы пришлось проклинать!
55 Ах, как тягостно знать, что даже соседство со мною
Так ненавистно! К моим бедам — и эта беда!
Много ль зато от меня хлопот поселянам усердным?
Пусть лишь дадут мне земли — больших забот не прошу.
Необработанной почвой довольствуюсь неприхотливо,
60 И не пугает меня близость проезжих дорог.
Чтобы посев поберечь (ведь твердят, что врежу я посевам!),
Я приютиться могу и на далекой меже.
Ради меня серпом соседних ветвей не срезают,
Заступом ради меня землю не станут рыхлить;
65 Хоть бы от солнца и жажды мои погибали побеги,
Не подведут бороздой воду к иссохшим корням.
Но наступает пора, мои поспевают орехи —
Тут-то меня и начнут палкой жестокой казнить.
Палка обильным ветвям наносит нещадные раны,
70 Чтоб не могла я пенять лишь на удары камней.
Наземь плоды упадут, соберет их скупая хозяйка —
Так орехи мои скромный украсят обед.
Рад и мальчишка орех расколоть умелым ударом
Или щелчком покатить раз и другой по столу.
75 Нужно для этой игры всего четыре ореха:
Три пониже кладут и добавляют один.
Или же можно орех пустить по дощечке наклонной,
Чтобы меж многих других он отыскал себе цель;
Или еще есть игра — догадаться, чет или нечет:
80 Ловкий угадчик возьмет, сколько сумел угадать.
Или же чертится мелом рисунок, подобный созвездью,
Схожему видом своим с дельтой, четвертой из букв.
Этот чертеж разделен чертами внутри на ступени:
Скольких коснешься полос, столько орехов возьмешь.
85 Есть и еще для меткой руки испытанье такое —
В горло пустого горшка нужно орехом попасть.[722]
О, как прекрасно расти под защитою крепкой ограды
И вместо многих господ дань приносить одному!
Пыль соседней дороги на листья там не ложится,
90 Крика не слышно людей, стука не слышно колес.
Сколько ни будет плодов, соберет их один земледелец
И без труда разочтет, был ли богат урожай.
А моему урожаю дозреть никогда не случалось,
Ибо до срока плоды сбиты бывали с ветвей.
95 Полны еще молоком орехов незрелые ядра,
И от страданий моих пользы мучителю нет —
Но уже вновь окружают меня и каменьями метят,
И торопливой рукой тщетную ловят корысть.
Ежели взять и расчесть, сколько взял ты, пришлец, и оставил,
100 Большей будет твоя, меньшей — хозяйская часть.
Кто-нибудь скажет, взглянув на мои оголенные ветви,
Что разозленный Борей — этой виновник беды;
Кто-нибудь скажет, что зной, а кто-нибудь скажет, что холод,
Или во всем обвинит листьям губительный град.
105 Нет, повредил мне не град, ненавистный суровым крестьянам,
Ветер меня миновал, солнце и стужа щадят —
Зло для меня — лишь плоды, которые я же рождаю:
Мне, как и многим другим, прибыль приносит лишь вред.
Прибыль сгубила тебя, Полидор[723], и прибыль виною
110 В том, что оружие взял муж нечестивой жены;
И у царя Гесперийского были бы яблони целы,[724]
Если б не та, что несла бремя плодов золотых.
Вот ежевика и терн — они лишь колоться умеют,
И потому-то для них жизнь безопасна вполне;
115 А у меня и густых колючек нет для защиты,
Я не могу повредить жадным и дерзким рукам.
Разве тени моей не ищут, чтоб солнца избегнуть,
Если расплавлено все жарким Икаровым псом[725]?
Разве я — не прибежище тех, кто, завидевши тучи,
120 Здесь ожидает, пока ливень нежданный пройдет?
Рада я всем услужить, в усердье других обгоняя,
А благодарностью мне — только удары камней.
Мало того: я терплю и упрек от хозяина поля —
Из-за меня в борозду камни с дороги летят.
125 Вновь очищает он землю и камни, собравши, уносит,
Но на дороге других хватит камней для меня.
Вот почему ненавистный другим мороз мне на пользу —
Мне вожделенный покой зимнее время сулит:
Зимней порой бесполезны мои обнаженные ветви,
130 И, по счастью, врагам нечего взять у меня.
Но едва на ветвях появится новая завязь,
Камни градом летят, к новым орехам стремясь.
Кто-нибудь может сказать: «По смежности с общим владеньем
Все позволяется брать: право дорог таково».
135 Что ж! коль позволено — рвите маслины, топчите посевы,
С ближней хватайте гряды все, чем богат огород!
Дерзость такая пускай и в столичные вступит ворота,
«Право дороги» в твоих, Ромул, да будет стенах:
Всякий, кто хочет, пусть деньги с прилавка трактирного тащит,
140 Кубки точеные пусть всякий, кто хочет, берет;
Этому золото мило, тому — заморские камни, —
Сколько сможешь схватить, столько с собой и бери!
Но ведь никто не берет. И покуда властвует Цезарь,
Вору при страже таком жизни спокойной не знать.
145 Цезарь однако же мир утвердил не только в столице —
Помощь свою он простер всюду по кругу земли.
Так почему же средь белого дня летят в меня камни,
И для меня лишь одной благополучия нет?
Значит, гнезда в листве на сучьях моих не повиснут,
150 Птицам на ветках моих не доведется присесть —
Вместо этого камень застрял в расколотой ветви —
Так победитель стоит, вражеский город заняв.
Часто пытается скрыть преступник свое преступленье,
Часто виновный свою опровергает вину;
155 Но, обижая меня, кто еле ко мне прикоснется, —