— Пригодится. Спасибо, Гена, — поблагодарил Казарян, закрыл дверь и запер ее на замок.
Навестил Васина, благо, это по пути. Но Васина дома не оказалось, а жена его Нина с гордостью объявила, что муж уже работает и ни с какой шпаной не общается.
У Смирнова — сбор всех частей: Казарян, Ларионов, Андрей Дмитриевич, Лидия Сергеевна, трое молодых оперативников, Семеныч без Верного. Смирнов оглядел народ и решил начать с Семеныча:
— Что-нибудь дополнительно нашел, Семеныч?
Семеныч встал как положено, откашлялся, прикрываясь ладошкой, доложил:
— С пяти тридцати, как до конца рассвело, мы с Верным обследовали все закоулки фундамента и вокруг него. Нами были обнаружены две пули, которые не были замечены оперативными работниками. Пули я передал в НТО.
— Молодец, — похвалил Смирнов. — Останешься послушать или к себе пойдешь?
— К Верному пойду, кормить его пора, — сказал нелюбопытный Семеныч. Он свое главное дело сделал: «умыл» оперативников и отстоял честь собаки.
— Тогда иди, — разрешил Смирнов. — Теперь Андрей Дмитриевич.
Андрей Дмитриевич, не вставая, развел руками:
— Говорить, собственно, нечего. Первая же пуля, попавшая в шею Цыгана, была смертельной. Выстрел произведен с расстояния пяти-шести метров, так как на коже не обнаружено порохового ожога. Второй выстрел, в сердце, был произведен в упор, уже в лежащего. Добивали для верности. Вот и все. О времени инцидента и смерти вы осведомлены достаточно точно и без помощи медицины.
— Спасибо, Андрей Дмитриевич, — Смирнов ласково посмотрел на Лидию Сергеевну — Лидия Сергеевна, ваше слово.
— Егоров, который был с вами на месте преступления, всю ночь и до часу дня работал с вещественными доказательствами и следами. Вот его материалы, — Болошева протянула Смирнову бумаги.
— А сам он где? — недовольно спросил тот.
— А сам он спит, — ответила Болошева. — Наше начальство, в отличие от вашего, считает, что человек не должен работать по двадцать четыре часа в сутки, и поэтому погнало Егорова домой, полагая, что его записка с достаточной для оперативной работы степенью освещает суть дела. Той же точки зрения придерживаюсь и я. Начну с пуль, которые были выпущены в Петровского. Выстрелы произведены из револьвера английского производства «Виблей», часто именуемого Бульдогом. Револьвер в нашей картотеке не фигурирует. Оставшиеся четыре пули сильно деформированы, так как попали в металл и камень. За исключением одной. Сравнительный анализ позволяет с достаточной точностью сказать, что все четыре пули выпущены из пистолета австрийского производства «Штейер». Этот пистолет также в нашей картотеке не значился.
— Ничего себе! Еще два неизвестных ствола! — констатировал Ларионов.
— И последнее, Лидия Сергеевна. Две пули от «Бульдога» обнаружены в теле убитого?
— Нет. Первая пуля, которой Цыган был смертельно ранен в шею, не найдена. Ожидая Цыгана, убийца залег, и выстрел произведен снизу. Пуля, легко пробив мягкие ткани, ушла в неизвестность.
— А не могло быть такое — первый выстрел, из «Штейера», был произведен в шею, а добивал убийца Цыгана уже из револьвера?
— Один шанс из ста: это в том случае, если убийца не совсем нормален. Мыслимое ли дело — наклоняться, не будучи полностью уверенным, что не получишь в ответ пулю от легкораненого?
— Логично. Дети, скажите тете Лиде «спасибо», — скомандовал Смирнов. Опергруппа, как один, поднялась и по слогам, будто школьники в классе, отчеканила:
— Спа-си-бо!
Не смутил ироничный рык Лидию Сергеевну. Она насмешливо глянула на Смирнова и сказала:
— Не за что. Тем более за «тетю Лиду». — И вышла, чтобы не дать возможности Смирнову подобрать достойный ответ.
— Сегодня один-ноль в ее пользу, — зафиксировал счет Казарян.
— Я ушел, Саня, — сообщил Андрей Дмитриевич и удалился. Трое молодых преданно смотрели на Смирнова. Тот осведомился у них:
— Ребята, вам задания дали?
— Мы их с Романом задействовали, — сообщил Ларионов, и ребята согласно покивали.
— Тогда вперед, орлы! Вас ждут великие дела!
Ребята быстренько выкатились. Смирнов полистал записку эксперта и предложил:
— В перекидку?
Начал умевший читать абзацами Казарян, за ним листы принимал Смирнов, и уже последним изучал материалы Ларионов. Казарян отстрелялся за несколько минут. Смирнов с Ларионовым еще водили носами по строчкам, а он топтался у окна, разглядывал «Эрмитаж» свой ненаглядный — надо полагать, думал. Смирнов дочитал, дождался Ларионова, спросил:
— Ты уже помозговал, Рома. Что скажешь?
— Существенны для нас только записка и письмо. Начну с записки, поскольку она коротка и в принципе ясна. «Он будет в час ночи у «Всех святых». Простенько и со вкусом. Кто-то сообщил Цыгану, что еще кто-то будет ждать его в час ночи у Всехсвятской, насколько я понимаю, церкви. То есть совсем рядом от того места, где через полчаса, если допустить, что свидание и убийство произошли в один и тот же день, Цыган получит две пули. Теперь два вопроса. Первый: кто автор записки? Второй: кто должен был явиться к часу ночи?
По первому у меня твердое убеждение, что автором записки является Виталий Горохов, Стручок. Фотки записки и письма нашим НТО сделаны выше всех похвал. Я ж видел их залитыми кровью — ни черта не разберешь. А по фоткам — ну, просто чистовик! Так вот: не надо быть графологом, чтобы с ходу понять — записка написана полудетским почерком человека, еще недавно водившего пером номер восемьдесят шесть по линованной бумаге.
Думаю, что в своих путешествиях по Рижской линии Стручок отыскал неизвестного третьего и передал ему по просьбе Цыгана или письмо, или устное предложение о встрече. Я уже говорил, как запуган, по словам Геннадия Иванюка, Стручок. Еще бы! Меж двух огней попал.
— Пропадет, блатарь сопливый, — пожалел Стручка Смирнов.
— Пропадет! — согласился Казарян и продолжил — Теперь о том, кто согласился на свидание. Фигурантов по меховому делу, по сути, осталось двое: Куркуль и Столб.
— Только Столб, — поправил Смирнов, — Куркуль отпадает. Их со Стручком визит к Шульгину — подтверждение, что они в одной команде с Цыганом.
— Именно об этом я и хотел сказать. Команда всеми правдами и неправдами стремится узнать, где Столб. Зачем? Единственный ответ: по твердому убеждению Куркуля, Столб понимает это, соглашается на свидание, заманивает самого активного и опасного из команды, Цыгана, в укромное место и ликвидирует его. По записке у меня все.
— Подожди. Почему неглупый и осторожный Цыган пошел в это укромное место?
— Точно, Саня! — с лета поймал смирновскую догадку хитрый Казарян. — Тайником заманил, ямой, которая в этих катакомбах!
— Нету там ничего, — сказал Смирнов. — Хотя еще разок посмотреть не мешает. Пусть ребятки для практики займутся. И не убивать он его вел. Столб о чем-то хотел поговорить с Цыганом, договориться. Если только убить, чего проще: как только спустились — пулю в бок через карман и дело с концом. О чем он хотел говорить с Цыганом, о ком?
— Работенка, — мрачно резюмировал Смирнов.
— О письме давайте, — вставил наконец Ларионов.
— Роман, прочти его еще раз вслух, — попросил Смирнов.
Роман взял из справки скрюченную, как кусок засохшего сыра, фотокопию и прочел:
— «Ромка, родной! Нет ни дня, минуты, нет ни секунды, чтобы я о тебе не думала. И ты должен так, потому что мы все равно обязательно будем вместе. Он уговорил меня, что пока нам с тобой лучше не видеться, но я последнее время сомневаюсь в этом. Рома, я стала его бояться. Вроде бы он желает нам добра, но мне все равно страшно. А может, я просто дура? Не умею писать письма, да я не писала ведь их никому. Живу себе помаленьку, с местными ни с кем не дружу, гуляю одна, хожу поезда встречать. Знаю, что ты не можешь приехать, а все равно встречаю и надеюсь. Он мне про Леньку сказал, с ухмылочкой так сказал, а я заплакала. Какой бы ни был этот Ленька, а все же я на него зла не держу. Ты, пожалуйста, не ревнуй к покойнику. Писать больше не о чем. Люблю тебя и хочу, хочу, хочу увидеть тебя как можно скорее. Твоя, вся твоя Ри.»
— Черт-те что, — подумав, сказал Сергей. — Имечко тоже — Ри.
— Ребус, — подтвердил Казарян. — Хотя кое-что понять все-таки можно.
— Что же ты понял? — спросил Смирнов.
— Во-первых, не из дамочек — постоянного контингента Цыгана. Девица, и молодая девица. Импульсивна, я бы сказал, экзальтированна, из довольно интеллигентной семьи, но воспитания крайне небрежного. Влюблена в Цыгана как кошка.
— А кто это — он? — поинтересовался Ларионов.
— Чего не скажу, того не скажу, — признался Казарян. Смирнов взял фотокопию, еще раз просмотрел текст и подытожил раздраженно:
— Сережа, за тобой — все любовные связи Цыгана. Ты, Роман, возглавляешь группу, которая будет прочесывать Рижскую дорогу. Больше пока ничего в башку не приходит. Да, что можете сказать по карманной клади Цыгана и следам?
— Карманная кладь — джентльменский набор маршрутника: тысяча сто двадцать три рубля 65 копеек, шикарный бумажник, расческа в серебре, пачка папирос «Тройка», австрийская зажигалка и — смерть красоткам — темные очки, — по бумажке перечислил Ларионов. — Из этого ничего не выжмешь: есть только то, что есть. А следы — какие могут быть следы на песке? Так, тени следов.
— Не скажи, Сережа, — не согласился Казарян. — Тени, как ты говоришь, в какой-то степени определяют объект, который их отбрасывает. В данном случае — размер ноги. Очкарики же пишут: ориентировочный размер обуви — сорок четыре — сорок пять. Не меньше. Косвенно подтверждается Столб с его ростом метр восемьдесят семь.
— Согласен, — подтвердил его правоту Ларионов.
— И я согласен, — кивнул Смирнов. — Согласен-то согласен, а что это нам дает? Опять в маету. Да, а где тот паренек, Витя, которого за Коммерцией я посылал?
…Паренек Витя — младший лейтенант Виктор Гусляев — явился через полчаса и доложил:
— Еле я