\\\*******Королевства Бавария и Пруссия существовали до 1918 года.\\\
\\\********Ставок больше нет.\\\
10. После бала
Старнберг, лето 1932 (год и девять месяца с р.н.м.)
Из отеля мы выбрались ближе к полудню, в самую жару. На улице - ни души, только на противоположном углу перекрестка, как раз рядом с нашей машиной, о чем-то громко ругались полдюжины зеленых* полицейских. По моей душе скребанули кошки, почему-то вспомнилась белая всполошная курица, едва успевшая вывернуться из-под колеса нашего Мерседеса прошлой ночью.
Я плотнее подхватил под руку Сашу, буркнул недовольно:
- Что они тут забыли?
Ответить она не успела; стук наших каблуков о булыжники уходящей к центральной площади улицы привлек внимание главного из полицейских. Он повернулся к нам, сделал насколько шагов навстречу, как видно, стесняясь своей неуставной перебранки с подчиненными. На удивление молодой, лет двадцати пяти, погон по виду офицерский, но при этом пустой, без ромбиков. Как же его называть?
- Лейтенант Клюгхейм, - представился полицейский, рассеяв мои сомнения по поводу звания. - Прошу вас соблюдать осторожность.
- Простите, герр Клюгхейм, - начал я, пытаясь понять, о чем вообще идет речь.
Недалеко стукнул очередной выстрел, в это утро совсем уже знакомый и привычный, я не обратил на него внимания, зато лейтенант резко отпрыгнул назад:
- Donnerwetter!
В первый момент я остолбенел, а затем... Саша со стоном повалилась на мостовую, я едва успел подхватить на руки ее падающее тело. Прямо перед моими глазами, под ключицей, багровела страшная рана, по блузке стремительно расплывалось кровавое пятно.
- Нет, Саша, нет!!!
В голове распахнулась гулкая пустота. Мир вокруг растворился в хмари. Осталось лишь стремительно сереющее лицо любимой.
- Пусти! - седоусый полицейский буквально вырвал Сашу из моих рук.
Возмутиться я не успел; аккуратно усадив бесчувственную Сашу на тротуар, спиной к стене дома, седоусый сразу же принялся ее перевязывать. Посыпались короткие команды: "режьте блузку, голову набок, следите за языком". Я бросился помогать, но одетые в зеленую форму парни оттеснили меня в сторону:
- Справимся без вас, Густав служил санитаром на Западном фронте.
- Она жива?
- Да, - на секунду оторвался от ваты и бинтов седоусый. - Навылет, через легкое.
- Это страшно?
Глупый вопрос повис без ответа.
- Простите, ради бога, - воспользовался заминкой лейтенант. - Верно, они целились в меня.
- Кто?! Кто стрелял?
- Пруссаки,** из ратуши, - лейтенант упер взгляд в приколотый к моей груди значок НДСАП, недобро дернул щекой, хмыкнул, затем махнул рукой в строну угла: - Полюбуйтесь сами.
Я выглянул за угол; улица, через которую мы с Сашей переходили перед злосчастным выстрелом, упиралась в центральную городскую площадь. На противоположной ее стороне, как раз напротив, метрах в полтораста, красовалась свежевыбеленным фасадом местная гордость - четырехэтажная ратуша. Над ней, на высоко вздернутом в небо флагштоке, развивался красный флаг с черной свастикой в белом круге.
- Verflucht noch mal!!!
Я ухватился рукой за бычий глаз, рванул, вместе с клоком пиджака бросил значок на камни. Ударил каблуком, раз, второй, третий, десятый, пока нарядный металл и эмаль не превратились в бурую мерзкую дрянь.
Бил бы и дальше, да вмешался седоусый Густав:
- Рана тяжелая, нужно в больницу.
- Куда?
- В Мюнхен, - то ли выдохнул, то ли простонал лейтенант.
- Да, - подтвердил Густав.
Холодно, без чувств, как будто... я подскочил к седоусому, схватил его за плечи, пятная кровью с ладоней форменный френч, заглянул в глаза:
- Довезти успею?
- Нет.
- Неужели в этой дыре нет ни одного дельного врача?! - вызверился я. Подождал, не услышав ответа, выдавил уже без всякой надежды: - Хоть дантист, лишь бы помог! Отдам любые деньги!
- За деньги? - задумался лейтенант. - Может старый Йозеф возьмется?
- Еврей, - хмыкнул Густав. - Этот за что хочешь возьмется, знай только плати.
- Далеко? - ухватился я за шанс.
- За речку перебрался...
- Тут и километра не будет!
- Где-то так и есть, - согласился лейтенант. - Михель, Ганс, ищите транспорт... бегом!
- Постойте!
Зачем искать, когда Мерседес стоит рядом? Совместными усилиями мы устроили Сашу на заднем диване. Лейтенант, похоже единственный, кто среди полицейских сохранил хоть какие то отношения с врачом, вызвался показывать дорогу.
Уже через десяток минут мы стучались в неприметную дверь:
- Йозеф, отворяй скорее!
Врач оказался отнюдь не стариком. Невысокий, толстенький, с круглыми линзами очков на круглом лице, он здорового напоминал Бабеля, только не привычного мне улыбающегося, а все время хмурящегося и презрительно кривящего губы. Несмотря на видимое недовольство, распоряжался он быстро, четко и по делу: свою супругу отправил кипятить воду и готовить инструменты, дочь, девчонку лет двенадцати, послал за чистым халатом, лекарствами и спиртовкой. Сам же закатал рукава сорочки и помог уложить Сашу на высокую, зашитую в дерматин койку.
Пощупал пульс, поморщился:
- Где же ее так угораздило?
- Из ратуши стреляли, - неохотно пояснил лейтенант.
- Кретины в коричневых рубашка таки съехали с глуза?!
- Они случайно, полагаю, целились в меня.
- Еще не легче!
- У них свой приказ, у нас свой...
- Звери, как есть звери!
Саша умирает, а они... мне захотелось наброситься на болтливого врача и лейтенанта с кулаками, заставить их, наконец, отбросить глупые разговоры и поскорее действовать, пока еще не поздно, пока бьется пульс, пока есть надежда.
- Герр Йозеф, вы... - начал я с мыслью обвинить врача во всех смертных и обыденных грехах, однако в самый последний момент каким-то чудом сумел сдержать ярость: - ...вы сможете ее спасти?
- Все в руках Божьих, - возвел очи горе врач.
- А... меня уже предупредили! - я торопливо вытащил из кармана бумажник, вытряхнул из него все деньги, что там были, верно, около тысячи марок. - Смотрите, у меня есть, чем заплатить! Если будет мало, я принесу еще, столько, сколько попросите. Только умоляю, спасите мою жену!
- О-о-о, сразу чувствуется рука Густава.
- То есть? - удивился я.
- Вы не местный, - злобно фыркнул врач. - Иначе бы знали, что на Пасху я имел наглость отложить операцию его друга, шарфюрера СА, когда ему проломили голову в драке. Мне показалось невежливым отказывать за то, что он нацист и антисемит, и я потребовал деньги вперед. Пока их собирали, друг Густава помер. Таки нужно сказать, он бы все равно помер... зато теперь меня недолюбливает половина города.
- А вторая половина мечтает убить, - вставил лейтенант.
- Пусть так, - пожал плечами врач. - Если человек ненавидит евреев, он таки должен лечится у немцев.
- Вы видите во мне нациста! - догадался я.
Врач многозначительно посмотрел поверх очков на мой коричневый костюм:
- Вашу жену, молодой человек, я прооперирую без всяких условий!
- Бесплатно? - поддразнил лейтенант.
- От денег я не откажусь, - смутился врач. - Как вы знаете, из муниципального госпиталя меня выгнали, они считают, что лучше жить совсем без хирурга, чем с хирургом-евреем.
О! Да он же не дантист, а настоящий хирург! Неужели у моей Саши есть шанс?!
Я вынул из кармана пиджака ручку и чековую книжку, проставил сумму, имя Марты Кирхмайер, на обороте сделал приписку - "выплатить герру Йозефу в случае успешного лечения". Пусть не банковская гарантия, но очень, очень весомый повод постараться.
Протянул врачу результат:
- Тут сто тысяч марок. Они ваши, если моя Марта будет жить.
- Ого, - округлил глаза лейтенант. - Целое состояние!
- Благодарю вас, герр Кирхмайер, - склонил голову в поклоне врач. - Вы необыкновенно щедры. Хотя я сделал бы все возможное для вашей жены в любом случае.
- Спасибо, - поблагодарил врача я.
Простые, спокойные, в чем-то даже обязательные для ситуации слова Йозефа подарили мне надежду. А следующая фраза Йозефа еще более ее укрепила:
- Только одно условие: вы не будете мне мешать. Уходите и приходите завтра. Да смотрите, не вздумайте будить меня на рассвете. Жду вас часов эдак в десять, ни одной минутой раньше.
- Можно мне...
- Нет! Если хотите, я сделаю вам укол морфия. Проспите до завтра, как младенец.
- Как-нибудь обойдусь!
- Вот и чудесно, - герр Йозеф указал мне на дверь. - Прошу вас, герр Кирхмайер!
Грубый металлический скрежет задвигаемого за моей спиной запора как будто перевернул страницу жизни. Вот только что, всего мгновение назад, все мои мысли и мечты вращались исключительно вокруг спасения Александры. Теперь же в моей голове багровой яростью пульсировало одно простое желание: нацист, сделавший роковой выстрел, должен умереть.
Втыкая ключ в зажигания Мерседеса, я пристал к лейтенанту с давно волнующим меня вопросом:
- Выходит, полиция всерьез воюет с засевшими в ратуше путчистами?
- У нас есть приказ. Восстановить порядок... срочно, любой ценой.
- То есть, ваша задача уничтожить этих бандитов?
Лейтенант покосился на клок материи, болтающийся на моей груди вместо вырванного значка НДСАП, но все же кивнул, соглашаясь:
- Мы с утра пытаемся выбить нацистов из ратуши... ничего не получается!
- Их настолько много?
- Не думаю, что там засело более двух-трех пруссаков, - не стал скрывать великую военную тайну лейтенант. - Да уж больно хорошая у них позиция. Пока пробежишь через площадь, наверняка кого-нибудь, да подстрелят. Крышами тоже не обойти, ратуша выше соседних домов. Так и сидим, они то и дело стреляют в нас, мы стреляем в них.
Понятно. Умирать во имя закона и порядка полицейские не планируют. Им гораздо проще изображать бурную деятельность и ждать подкрепления. Штурмовики СА, со своей стороны, занимаются примерно тем