Скрипучая стерва
Подобной молнии никто из нас ещё не видел. Такой долгой. Она вспорола ночь, озарив своим светом нависшие тёмные беременные чрева облаков. И всё же, не смотря на скандал между небом и землёй, из этих туч пролилось всего несколько слезинок.
Ильмо, Лейтенанта, и нас с Душечкой с разинутыми ртами метало по квартердеку как горох, не в состоянии и слова вымолвить от постоянного грохота. Душечка, вне себя от ужаса, вцепилась в мою левую руку. А она не трусиха и не боится почти ничего на свете.
Я пытался сказать Лейтенанту, что творится нечто противоестественное. Вдруг саму природу поразило какое–то извращённое колдовство? В противном случае, что ещё на свете могло так подействовать на нашего единственного ребёнка в Отряде?
Никакое колдовство не способно коснуться или действовать рядом с Душечкой, но она без проблем почувствовала его нарастающий привкус и вонь.
"Словно переговариваются мертвецы", — показала она знаками.
Она снова вздрогнула и сильнее сжала мою руку. В это время Ильмо вскрикнул, а Лейтенант вскинул руку, указывая на что–то, что я не мог разглядеть, ослеплённый вспышкой. По склонам холмов, на которых раскинулись городские кварталы Трубы, растянулась паутина всполохов. Крошечных, тонких нитей, которые то появлялись, то в мгновение ока исчезали, но были такими яркими, что отпечатывались на внутренней стороне зажмуренных век.
Мне показалось, или они в самом деле расползались в стороны, словно… но в их движении не было ясного рисунка. Их мельтешение выглядело хаотичным, но настойчивым… хоть и длилось не дольше минуты. Потом каждый отрезок сбился в кучу, шевелящуюся словно клубок червей, и всё ярко вспыхнуло ослепительным заревом, которое медленно угасало вместе с картинкой, запечатлевшейся на радужке глаз.
Буйство в небе, однако, не прекратилось. Только сейчас тучи сдались и отдали воду. Часть из них осыпалась кусками вниз.
Мы бросились с палубы вниз, в просторную капитанскую каюту, до которой свечение добиралось ослабленным так, что его уже можно было терпеть.
— Прислушайтесь! — запрокинув голову изумлённо произнёс Ильмо.
Он имел в виду грохот града, барабанящего по палубе нашей Стервы, а не приглушённый толстыми дубовыми досками раскат грома.
Я хмыкнул, отвлёкшись на Душечку. Её ужас поутих, но обычные уверенность в себе и живость ещё не вернулись.
Борта Скрипучей Стервы застонали.
— Мало нам ветра и волн, — буркнул Лейтенант — Эй, Масло!
Один из засевших в каюте солдат звонко отозвался:
— Да, сэр? — бросив карты и сгребая выигрыш под недовольные возгласы других игроков.
— Передай всем. Пусть погасят все огни. И чтобы ни одна лучина не тлела, пока всё не закончится.
Несмотря на предназначение плыть по воде, деревянные посудины горят с преогромным удовольствием.
Но наш предводитель ещё не закончил:
— И прихвати этих раздолбаев с собой в качестве добровольцев поискать течь.
Масло был хорошим парнем, но среди его партнёров по игре было несколько виртуозов по части раздолбайства и отлынивания под благовидным предлогом. Но на сей раз Масло и сам нашёл, что возразить:
— Как же нам искать течь без света, сэр? Вы приказали все потушить. Сэр.
— Нечего меня тыкать носом в мои собственные приказы. Тащи с собой Одноглазого, Гоблина или Молчуна, который потрезвее, и пусть посветят колдовством.
— Они в увольнительной, — не унимался Ильмо.
— Все трое разом? — наш добрый Лейтенант дал волю своему могучему таланту и запасу ругательств. Не оказалось ни одного смельчака, решившегося бы напомнить ему, что ни один из троицы наших слабеньких колдунов ни в малейшей степени не признавал над собой власть каких–то правил. В особенности Одноглазый с Гоблином. Эти двое скандалили раньше, чем мы научились дышать. — В самом деле? И Молчун тоже?
К слову Молчун чаще других проявлял ответственность, и весьма часто его можно было увидеть в обществе Душечки.
— Так точно, сэр! И он с ними.
Со стороны нашего предводителя раздалась новая порция отборной ругани в адрес раздолбаев.
— Скорее всего, они всё ещё пьяны, чтобы требовать от них хоть что–то полезного, — сумничал я, потрепав Душечку по лохматой голове.
— Ага. И не сомневаюсь. И какого хрена всё это собачье дерьмо должно сыпаться только на меня одного?
Тут какой–то зазевавшийся божок услышал его стенания.
Невидимая для нас, поскольку мы смылись в трюм сидеть в полной темноте, огромная волна преодолела волнолом гавани и устремилась в нашу сторону.
Она попыталась опрокинуть корабль или затащить в водоворот, но удача оказалась на нашей стороне. К тому времени как волна добралась до Скрипучей Стервы, она утратила большую часть своей силы и не смогла с нею совладать, хотя и заставила Стерву протащить по дну якорь. Мы почувствовали, как он скребёт по каменистому дну. Стерва встряхнулась, как шелудивый пёс.
Многих это напугало до чёртиков. Стерва была крепкой посудиной, но она не была заколдована от разгула стихии. Как и любое другое дело человеческих рук.
Борта заскрипели. Волны угрожающе шипели за бортом, а град с удвоенной силой отбивал барабанное соло по опустевшей палубе. И вдруг, как взмах клинка, наступила тишина.
— Срань Господня! Похоже, над нами заносят молот и вот–вот треснут, — высказался кто–то.
Секунд пятнадцать ничего не происходило.
— Трепач, сбегай глянь, что там! — приказал Лейтенант.
Трепач заслужил своё прозвище в том числе за то, что больше трепался о том, как умеет играть, чем выигрывать, когда настал момент показать товар лицом. Лейтенант снабдил приказ выразительным до накала взглядом. Трепач и в ясную погоду не посмел бы играть с огнём, и сейчас не стал пробовать.
Тут один из приятелей вскинул руку, вызвавшись добровольцем. Он быстро высунулся на палубу и через пару секунд вернулся с докладом:
— Худшее миновало, сэр. Гром с молниями ещё гремят, но дальше к югу, и тучи расходятся. Уже даже можно разглядеть луну.
Когда мы вернулись на палубу, края оставшихся облаков озаряло серебристое сияние.
Прибыли шлюпки, на которых возвращались первые из уволившихся на берег, и все, раззявив рты, смотрели на повреждения нанесённые штормом Стерве. Она пережила удар молнии. Две трети грот мачты как не бывало. Оставшийся обломок торчал с измочаленным, словно пучок соломы, и обугленным концом, а отломанная верхушка пропала бесследно.
Ремонт шёл не шатко, не валко, учитывая, что большая часть братьев Отряда, как и почти вся команда можжевельцев — из тех, кто вообще успел к этому времени вернуться на борт — были с похмелья. Кроме того, часть ремонта требовала сперва пополнить запас материалов, а также такелажа, который был сломан или утрачен.
Короче, удравшие из Можжевельника в гавань Трубы остатки Чёрного Отряда застряли, без особой надежды остаться незамеченными. Местные уже прознали, кто мы.
"Сами попробуйте заставить Одноглазого с Гоблином соблюдать осторожность".
Учитывая то, что они успели о нас узнать, сходить на берег нам разрешалось только небольшими группами. Таким образом жители Трубы надеялись минимизировать неприятности.
И вы называете это Чёрным Отрядом? Жалкая пародия, более достойная прозвища угрюмый взвод — горстка доходяг, поднаторевших в драпании от гнева Госпожи и её Взятых. Жалкая горстка беженцев, застрявших на борту разбитого корыта, без надежды наняться на службу или починить свою посудину.
И вдобавок многие из нас не хотели бы отсвечивать, оставаясь тише воды, ниже травы, чем разрушить десяток построек за один выход.
Эти два обалдуя, Одноглазый с Гоблином, прибыли с первой шлюпкой в состоянии двух брёвен, так что загружать на борт их пришлось малым трюмным краном. Лейтенант с Душечкой с жестокосердием достойным голодной змеи лично удостоили их холодного душа из вёдер.
Душечка сморщила носик. Этой парочке давно пора было помыться, и кто–то из двоих обделался. Я чувствовал вонь за несколько метров.
— Эт не-я… — нечленораздельно пробормотал Гоблин: — Эт пир–одный к… Ик! …клизм.
Ильмо подтащил мелкого говнюка к борту и шлёпнул по спине. Пару галлонов божественного нектара улетели прочь. Пассажиры следующей шлюпки едва разминулись с подарком и начали громко возмущаться.
Но в сравнении с Одноглазым Гоблин ещё оказался в пристойной форме. Кажется, собрать эту вонючую кучу с палубы не хватило бы никаких лопат.
Подняв Гоблина за шиворот, Ильмо констатировал:
— От этих двоих, Лейтенант, мы ничего не узнаем.
— Что скажешь, Каркун? — поинтересовалось начальство.
— Может проведём лечение протяжкой под килем? Второй вариант, поскольку от них смердит, предлагаю просто выбросить их за борт, — но потом врождённая жалость всё же взяла во мне верх. — К сожалению, у меня нет лекарств от идиотизма. Если бы такое имелось, я бы разбогател только на этих двух придурках. Запереть их хорошенько, пока не проспятся. Только подстелить под них какую–нибудь рванину, которую не жалко потом выбросить.
— Ты неиссякающий источник сострадания, Каркун.
— Что есть, то есть…
Гоблин продолжал совершенствоваться в пьяном бреде, бормоча о ярко взрывающихся бесах. Лейтенант распорядился убрать дерьмо с глаз долой. Душечка наградила меня уничижительным взглядом. Этот ребёнок отказывался видеть в людях плохую сторону, исключительно положительную, предоставляя типам вроде Одноглазого двести тысяч вторых шансов. Однажды она об этом пожалеет.
В ответ я пожал плечами, намекая на отсутствие совести. Девчонка вздрогнула, нахмурилась, потёрла глаза одной рукой, нахмурилась сильнее, наклонила голову словно прислушиваясь к шёпоту, который слышит лишь она одна.
Наш суперэффективный сержант Ильмо приказал паре прибывших с колдунами оболтусов утащить их, не церемонясь с грузом.
— Пора подыскать нам дело. Одними благими намерениями это корыто не починить, — буркнул Лейтенант