Скучно без Сахарова
Б.Л.Альтшулер,
кандидат физико-математических наук
Физический институт им. П.Н.Лебедева РАН
Москва
Главное впечатление от книги — мне было интересно ее читать. Это стало приятной неожиданностью, поскольку я искушенный читатель: знал Андрея Дмитриевича более 20 лет, с 1968 по 1989 г., регулярно с ним разговаривал на разные темы. После его смерти немало написал о нем, еще больше прочитал, участвовал в подготовке к изданию его научных трудов [1], воспоминаний о нем коллег-физиков [2] и т.п. И все-таки я читал эту книгу с интересом по двум причинам: во-первых, она дает объемную историческую картину эпохи и, во-вторых, многое объясняет «про Сахарова».
Важность первого очевидна: то, что в «Воспоминаниях» [3] самого Андрея Дмитриевича, в мемуарной литературе упоминается как само собой разумеющееся — имена, исторические события и т.п., — нуждается в разъяснении; тем более это важно для широкого читателя, на которого, по-видимому, рассчитывал автор. В этом смысле книга может служить своего рода путеводителем.
Что касается «объяснения Сахарова», то необходимость этого была очевидна и при его жизни (он и сам всегда старался прояснить свои позиции и делал это с поистине педагогической настойчивостью), и тем более возросла после смерти. Занимался этим и я — устно и письменно (см. в разных изданиях мои статьи: «О Сахарове» [4], «Как его не понимали» [5], «Научный метод А.Д.Сахарова» [6], «Ноу Хау» [2], «Эволюция взглядов Сахарова на глобальные угрозы советского ВПК…» [7] и т.п.). Но при этом всегда оставалось чувство, что цель не достигнута. Слишком «перпендикулярно» привычным представлениям он мыслил и действовал. Об этом очень точно, уже после смерти Андрея Дмитриевича, высказался один коллега из отдела теоретической физики ФИАНа, мой ровесник: «Скучно без Сахарова. Бывало, скажет что-нибудь, и все внутри протестует и возмущается. А через какое-то время смотришь — верно было сказано и вовремя. Ломал стереотипы».
Автору во многом удалось проникнуть в самую суть, избежать штампов, снова и снова «убивающих» живую, неповторимую и столь нетривиальную личность. Как ему это удалось? Ведь он не знал Андрея Дмитриевича лично. Наверное, всему «виной» историческая случайность. Несколько лет назад судьба свела в одной географической точке (Бостон, США), сделала соседями автора книги, Елену Георгиевну Боннэр и Марию Гавриловну Петренко-Подъяпольскую. Я не умаляю ценности собранной автором (с 1989 г.) уникальной коллекции устных рассказов и бесед с другими живущими в разных частях света и знавшими Сахарова людьми. Но целевое интервью — это, очевидно, еще совсем не то, что возможность в любой момент зайти, посоветоваться, показать написанное, выслушать пристрастную критику или поговорить во время неспешных совместных прогулок. Лично я в период создания книги общался с ее автором, в основном, по электронной почте, правда, не часто и не регулярно. Но могу свидетельствовать: Горелик очень быстро преодолел некоторые ходячие представления и сумел увидеть живого Сахарова во всей его гениальной (совсем, однако, не простой) простоте.
Разумеется, автор воспользовался и «Воспоминаниями» самого Сахарова, и множеством других источников (в книге 618 библиографических ссылок; особо следует отметить проведенное Е.Г.Боннэр исследование родословной Сахарова [8]). Автор использовал свои многочисленные архивные исследования, в том числе в Архиве КГБ СССР. Несомненной удачей стало обнаружение стенограммы собрания в ФИАНе в апреле 1937 г. (с последующим опросом живых участников события) или секретного письма Сахарова от июля 1967 г. руководству СССР об опасности развертывания системы стратегической противоракетной обороны (ПРО — как актуально звучит эта аббревиатура сегодня!). Именно отсутствие какой-либо реакции на это обращение побудило Андрея Дмитриевича написать свои знаменитые «Размышления…» и запустить их в самиздат с очевидным ожиданием последующей публикации за рубежом. («Я решил обратиться к тем, кто меня слушает», — так пояснил Сахаров Л.В.Альтшулеру — своему коллеге по атомному проекту и моему отцу — этот свой столь неординарный для советского человека, а для сверхсекретного ядерного физика в особенности, шаг.)
Остановлюсь подробнее на картине эпохи, представленной в книге, и на «объяснении Сахарова».
Первая часть «Из царской России в царство советской физики» уже одним названием («царство советской физики») показывает ограниченность популярного теперь исторического взгляда, однозначно негативного в отношении всего, что случилось в нашей стране после 17-го года. Книга исторична, автор дает возможность читателю взглянуть на эпоху не из современного «прекрасного далека», а глазами участников событий и живых свидетелей. Следует отметить в этой связи умеренное, но точное цитирование. И то, что казалось далеким, неожиданно становится близким и актуальным.
История семьи Сахарова вплетается в эпоху. «Знакомым семьи был писатель Боборыкин, который ввел само слово интеллигенция» (с.41), дед Сахарова переписывался с Короленко, участвовал в выпуске сборника «Против смертной казни», в котором был опубликован также и рассказ Льва Толстого «Божеское и человеческое», Александр Гольденвейзер, муж старшей сестры матери Сахарова и крестный его отец, близко знал Толстого, написал в 1923 г. о нем книгу. «Поэтому, когда Андрей читал в детстве Толстого — “с обсуждением почти каждой страницы с бабушкой” и видел в бабушкиной комнате его статуэтку, для него это был не просто великий русский писатель» (с.41, здесь курсивом автор выделяет слова самого Сахарова). Отец Сахарова занимался в лаборатории П.Н.Лебедева (именем которого назван ФИАН) вплоть до его ухода из Московского университета. Книга кратко прослеживает цепочку драматических событий: смерть Толстого, повлекшая студенческие беспорядки в университете, расправа властей, в том числе с руководством университета, добровольная подача в отставку Лебедева и многих других преподавателей, не пожелавших предать коллег. Лебедев был очень далек от политики, крайне скептически относился к любой общественной деятельности в России, был всецело предан науке, но тут выбора не было — закон чести. Своей отставки и закрытия лаборатории Лебедев не пережил и только поэтому не стал лауреатом Нобелевской премии по физике 1912 г.
Говоря о советском времени, автор не обходит вниманием один из самых удивительных парадоксов эпохи небывалого террора и бедствий народных — сопутствующий ей социальный оптимизм, которым «страдали» многие лучшие и честные, бывший основой мировоззрения самого Сахарова вплоть до новых времен, когда он осознал советское государство как «раковую клетку» [3, т.1, гл.11, с.230[1]]. Чрезвычайно интересно рассказана история возникновения советской физики. Высокое служение науке на фоне почти постоянного погрома — в широком смысле этого слова. Это главы «Пир во время чумы?», «Хаос и логика чумы», «Российская физика в разгар космополитизма», «Ядерное оружие в мирных целях» — невероятная история о том, как бомба спасла советскую физику от «лысенкования». На страницах книги оживают имена Георгия Гамова, Льва Ландау, Бориса Гессена, Григория Ландсберга, Сергея Вавилова, Игоря Курчатова, Виталия Хлопина, Михаила Леонтовича и, конечно, Леонида Исааковича Мандельштама, «старомодная мораль» которого определила этические нормы школы Мандельштама, сформировавшей, через Игоря Тамма, и молодого Сахарова: «Можно позавидовать аспиранту, рядом с которым были столь нормальные люди, несмотря на всю ненормальность жизни общества» (с.139).
Особый сюжет — близкое знакомство во время эвакуации в Казахстан таких уникальных людей, как Мандельштам, Вернадский (его «ноосферной философии» посвящена отдельная глава) и А.Н.Крылов («дореволюционный академик и царский генерал, математик и кораблестроитель, переводчик Ньютона с латыни и знаток боцманского диалекта русского языка» — с.109, 156). Почти детективна история «вхождения в проблему» самого автора книги. Заинтересовавшие Горелика как историка физики провидческие работы по квантовой гравитации расстрелянного в 1938 г. Матвея Бронштейна привели его в октябре 1980 г. в квартиру вдовы Бронштейна — Лидии Корнеевны Чуковской. Чуковская и Сахаров были связаны правозащитной деятельностью, а проблемой совмещения квантовой теории и гравитации Сахаров также очень интересовался (от идеи квантово-индуцированной гравитации 1967 г. до выполненной в ссылке в 1984 г. работы «Космологические переходы с изменением сигнатуры метрики»). Итак, все постепенно сошлось, и спустя 20 лет появилась эта книга.
Вторая и третья главы — о ядерной и термоядерной энергии, ядерном архипелаге СССР и о многом другом: изделии и сверхизделии, мирном термояде, нравственных муках Ландау и Леонтовича, обрезании младенца в сверхсекретном ядерном центре в конце 1950 г. в разгар государственной антисемитской кампании и что из этого вышло. Затем — «от военной физики к мирной космологии», превращение физика-ядерщика в правозащитника, А.Ф.Иоффе, П.Л.Капица, И.В.Курчатов, И.Е.Тамм, В.Л.Гинзбург, Ю.Б.Харитон, Я.Б.Зельдович и другие, а также американские ученые, из высоко идейных соображений передававшие советской разведке атомные секреты своей страны. Тема «разведка и физика» и в целом сопоставление атомных программ СССР и США существенно опираются на многочисленные личные беседы автора с участниками советского и американского атомных проектов, включая отца американской водородной бомбы Эдварда Теллера, «каннибала Теллера», как его величала советская пропаганда. (Когда в самом начале перестройки приехавший в США российский физик сказал Теллеру, кто он есть на самом деле, тот очень развеселился: «Я немедленно расскажу это своим студентам», — сказал он.) Особого внимания заслуживает остающаяся пока во многом загадочной история, как 7 января 1953 г. знаменитый американский физик Джон Уилер потерял сверхсекретный документ, касающийся конструкции водородной бомбы (с.227). Долгое время на Западе считали, что советская водородная бомба была скопирована с американской благодаря именно этой утечке. Однако американские архивные свидетельства, открывшиеся недавно, такой вариант исключают (как оказалось, Уилер вез в поезде два документа: содержательный доклад и сопроводительное письмо, а