ЛЕСНЫЕ ШОРОХИ
ХАРА — ВОЖАК БОЛЬШОЙ СЕМЬИ
В тот год в Моховой пади по весне появилось стадо диких кабанов — Большая семья. Ее привела старая самка Хара, а охранял старый секач Ухуру. Позади остался тяжелый путь: длинная зима, глубокие снега, большие потери в стаде. Каждые три-четыре дня в стаде недосчитывались одного кабана. Это было трудное время. Только такой вожак, как Хара, мог провести стадо через все невзгоды. Она знала, где легче пройти, где легче выкопать корни, найти заросли хвоща, желуди или кедровые орешки. И все-таки осталась в живых лишь половина стада. Но не от голода и истощения погибли кабаны, особенно молодые. Корма было вдоволь. Великий пастух Амба-Дарла брал свою дань.
Хара узнала Дарлу прошлым летом, когда, вместе с Ухуру, чуть ли не нос к носу столкнулась с ним в старом кедраче. Амба-Дарла появился из глухого распадка в ту самую минуту, когда Большая семья подходила туда.
Вокруг Хары только недавно собрались мелкие семьи после весеннего опороса, молодые кабаны еще плохо слушались Закона, хотя и научились добывать себе корм, и Хара приучала Большую семью к послушанию. И вот — Амба-Дарла, Хара и Ухуру хорошо знали его старшего брата, он был в минувшую зиму Великим пастухом у Большой семьи. У Дарлы были такие же желто-зеленые глаза, такая же белесо-желтая шуба в черно-коричневых полосах, такая же манера припадать на передние лапы и прятаться за валежины.
Теперь Дарла займет место старшего брата. Хара и Ухуру хорошо это поняли, пока стояли и смотрели в глаза тигру. Дарла отступил. Не потому, что испугался мощных клыков-ножей Ухуру. Он хитрил. Видно, он уже не первый день следил за Большой семьей: недаром же в последнее время стали исчезать подсвинки.
Что ж, иначе и не бывает. От Великого пастуха не уйдешь. Он был у матери, у бабки и прабабки Хары. От него ведь столько же вреда, сколько и пользы, потому что иначе стадо станет преследовать стая волков — Серых разбойников. Там же, где появляется Великий пастух, Серые разбойники немедленно исчезают: Великий пастух не щадит их. У Большой семьи он берет дань, только когда голоден. А когда Большая семья расплодится и ей трудно обеспечить себя кормом, Великий пастух забирает лишние рты. Такое происходит примерно один раз в четыре года.
А бывает это так. Почти всякое дерево в лесу, родящее орехи и ягоды, не способно обильно плодоносить каждый год. Кедр дает обильный урожай шишек один раз в четыре года. Три года он накапливает силы. Нечто подобное происходит и с дубом, и особенно с орешником-лещиной. Как правило, за урожайным четвертым годом наступает самый неурожайный, и как раз в этот год все живущее бурно размножается благодаря прошлогодним запасам орехов и ягод. А потом начинается Великий голод, приходят болезни, случается мор…
Трижды за свою жизнь Хара пережила такое. Сейчас снова наступил первый год после четвертого. Хара готовилась к нему, пробираясь в Моховую падь с Большой семьей.
Моховая падь простирается на десяток километров вдоль подножия Горбатого хребта. Южный край пади омывает речка Моховка со множеством рукавов, стариц, заводей. Хара хорошо знала эти места. Она была еще молодой, когда ее предшественница впервые приводила сюда Большую семью. Тогда тоже была зима перед неурожайным годом. И семья выжила здесь.
Редко где в округе можно найти столь благодатные места, как Моховая падь. Природа собрала здесь почти все виды деревьев и кустарников, какие растут на Дальнем Востоке. Уссурийские широколиственные леса встретились тут с северными таежными. На сухих релках, на прибрежных обрывах, вдоль стариц и заводей растут там и тут монгольский дуб, черемуха и кедр, береза, ель и дикая яблоня, осина и дикий виноград, лимонник и бархатное дерево. А в подлеске аралия маньчжурская и орешник-лещина, шиповник и красная смородина, актинидия коломикта и жасмин — в низинках, багульник и элеутерококк — на косогорах. Среди несметной рати и пестроты зеленого мира громоздятся буреломы, выворотни, крест-накрест лежат замшелые, оплетенные лианами колоды могучих стволов, образуя укромные убежища.
А если подниматься на склон Горбатого хребта, попадешь сначала в сплошной старый кедрач, лишенный подлеска, потом в дубняк-кустарник, еще выше — в березняк и лиственничник. Так по уступам и доберешься до вершины хребта — каменной осыпи. Вокруг голызины-гольца густо сплелись карликовые стволы, толстые ветви-удавы кедрового стланика.
Вот почему Хара вела сюда Большую семью: здесь на косогорах много желудей, орехов, а в низинах — вкусных корней. Да и подходило время опороса, нужны надежные убежища. Для этого буреломы могли пригодиться как нельзя лучше.
Она подгадывала время так, чтобы прийти в Моховую падь в начале апреля. В это время речка и ее притоки еще покрыты льдом, поэтому можно легко пересечь пойменную низину пади. К тому же на южном склоне Горбатого хребта теперь уже сошел снег, там легко искать корм, особенно желуди.
Незадолго до заката солнца Большая семья пересекла с юга на север Моховую падь, подошла к подножию Горбатого хребта. Начался кедрач. Стадо сразу же рассыпалось в поисках кедровых шишек, но Хара грозным окриком погнала его дальше: надо было спешить. Впереди на косогорах дубняк, там много желудей, и до наступления темноты можно хорошо подкормиться.
Хара не ошиблась. Вскоре Большая семья вошла в дубняк, шелестящий густой листвой-шубой, оставшейся с прошлогодней осени. Стадо весело загомонило: земля повсюду была усеяна желудями, их терпкий запах наполнял воздух, дразнил обоняние. Жадно заработали рты, в лесу стоял хруст разгрызаемых желудей, громкое чавканье. Солнце за день нагрело склон, земля стала духовитой и теплой. Большая семья была вознаграждена за все лишения и опасности. Теперь главные беды остались позади.
ГРОЗНЫЙ ВЛАДЫКА
Первыми известили обитателей Моховой пади о появлении Большой семьи кедровки — эти вздорные крикуньи и сплетницы, доносчицы и воровки. Оглашая окрестности базарными криками, они перелетали с дерева на дерево, по мере того как большая семья двигалась через падь, и разбалтывали на всю округу весть о пришельцах. По их воплям Амба-Дарла мог бы безошибочно проследить, куда движется стадо кабанов. Тараторки отстали лишь в дубняке, когда Большая семья принялась там за желуди.
Неспокойно стало в тот вечер в Моховой пади. Даже старый медведь Мугу-плешивый встревожился и залез в самую глубину огромного бурелома. Разве поймешь этих кликуш, когда они вот так суматошно тараторят: Человек это пришел или еще кто другой? Несомненно одно: кто-то нездешний появился в пади.
Мугу-плешивый больше всего на свете боялся встречи с Человеком. И еще с Огнем. Огонь и Человек сливались для него в одно понятие, грозное и страшное. Ему пришлось однажды с ними встретиться. Плешины на морде, загривке и на левом боку — следы этого горького опыта.
Четыре года назад Мугу промышлял неподалеку от того места, где речка Моховка впадает в Голубую реку.
Он тогда еще не был плешивым. Подходило время ложиться в берлогу, но он накопил так мало жира, что его не хватило бы на весь срок лежки. Пришлось долго кочевать в поисках еды. Поиски привели его к Голубой-реке. Тут-то и произошла его первая встреча с Человеком.
Мугу шел вдоль реки. Дело было поздней осенью. Он уже привык к красным точкам огней, светившихся на столбах по ночам. Это были створы. Иногда в ночи огни плыли по реке и непонятно рычали. То были суда. Время от времени нос Мугу улавливал незнакомый, непонятный, пугающий запах на траве, оставшийся от бакенщика, который проносил здесь керосин. Тогда Мугу сразу сворачивал в сторону и уходил в густую траву пойменных лугов. Но однажды высохшую по осени траву на лугах стал пожирать Огонь. К вечеру он уже подбирался к прибрежной тропе, по которой иногда ходил Мугу; сейчас медведь бродил под обрывом у самой воды в поисках дохлой рыбы.
Учуяв запах гари, Мугу быстро вскарабкался на обрыв и увидел страшное: со стороны сопок к реке широким фронтом приближались танцующие языки пламени. Гонимый страхом, медведь бросился вскачь в направлении устья Моховки, стараясь миновать опасную зону прежде, чем Огонь достигнет тропы. На крутом изгибе тропы он нос к носу встретился с Человеком. В руках у того было ведерко с керосином — он шел заправлять фонари. Медведь мчался так суматошно, что перепуганному Хо смерти Человеку ничего не оставалось делать, как выплеснуть содержимое ведра на голову зверя.
Что это? Что за дурманящая, гадкая вонь душит его? Что за противная, липкая жидкость склеила шерсть на морде, на груди, на загривке? Да она еще щиплет и слепит глаза! Мугу бешено завертелся на месте, стараясь лапами протереть глаза и смахнуть жидкость с морды. Но от этого глаза стало щипать еще сильнее, а лапы сделались скользкими и бесчувственными, словно их залепило грязью. В траву, скорее в траву!
Тут-то и случилась беда: он влетел в Огонь… Шерсть на нем тотчас же затрещала, вспыхнула, он вмиг оказался объят пламенем. В ужасе он кинулся в противоположную сторону, в густой траве не разглядел обрыва и, кувыркаясь, со всего маху шлепнулся в воду, подняв огромный каскад брызг…
До самой ночи Мугу просидел в реке. Когда стало совсем темно, он вдоль берега, шлепая по воде, добрел до устья Моховки и подался в глубь тайги.
Мугу ужасно страдал от ожогов. Его мучил голод. Казалось, приходит гибель. Спасла счастливая находка. К концу третьего дня он наткнулся в пойме Моховки на перекат, забитый осенней нерестовой кетой. Целую неделю прожил он на берегу. Время от времени забирался в воду и швырял на берег огромных рыбин с черно-бордовыми боками. Ел вволю, выгрызая у рыб только мозг. Вода сбивала жар с ожогов, обильная еда восстанавливала силы.
С той поры Мугу-плешивый больше не покидал этот благодатный уголок — Моховую падь. Голая кожа на морде, загривке и левом боку, которую летом поедом ел гнус, а при добыче меда безжалостно жалили пчелы, всегда напоминала ему о том, что нужно пуще всего бояться Человека и Огня. Этот страх и загнал его теперь в бурелом, когда крикливые кедровки возвестили о появлении в Моховой пади неведомого пришельца.