ху крови многие обитатели пади и мгновенно затаивались, замирали в своих убежищах.
РОСОМАХА УГА
Прячась в буреломе, Мугу-плешивый, разумеется, не мог знать всего, что происходило в это время в окрестностях. А событий было много.
Как уже сказано, Уга жила в расселине под небольшим обрывчиком у подножия Горбатого хребта. Мало у кого есть столь надежное убежище, как у Уги. Его давно обжила мудрейшая прабабушка Уги, теперь покойная. Расселина почти такая же узкая, как нора у лисицы, в нее может протиснуться только росомаха, и то вытягиваясь в струнку. Любой из хищных зверей, более сильных, чем Уга, — а таковы только тигр, медведь да разве еще волк, — если бы захотел достать Угу, не мог бы этого сделать. В самом дальнем конце нора переходит в маленький грот, устланный сухой травой и листьями. На этой роскошной постели Уга отдыхает после охоты, а зимой великолепно спасается от холода, если не уходит далеко на охоту. А вообще она носит очень добротную темно-бурую шубу с длинной, мягкой шерстью, в которой ей не угрожает самый лютый холод. При необходимости она может спать, зарывшись в сугроб.
В этой же расселине жил непутевый супруг Уги — Буга, который часто куда-то уходил, а теперь пропадал вот уже второй месяц. Между тем у Уги скоро должны появиться детеныши, и помощь супруга становилась крайне необходимой.
Уга одной из первых пронюхала о появлении в Моховой пади Большой семьи. Запах кабанов она, наверное, уловила бы километров за пять: до того приятен и сладок он ей. А тут стадо проходило совсем близко, метрах в ста. Обычно она охотилась за молочными поросятами: попросту воровала их у матки до того, как к осени Большая семья начинала собираться в одно стадо. Да и после этого столько легкомысленных подсвинков, чуть отбившись от стада, сами подходили к ее засаде и тотчас же попадали к ней в лапы. Так было всегда с появлением в Моховой пади Большой семьи. Уга вдоволь лакомилась поросятиной и прежде, когда предшественница Хары приводила Большую семью в Моховую падь. Однажды они вместе с Бугой, непутевым супругом, даже пытались напасть на молодого секача, но тот так решительно ринулся на них, что пришлось спасаться бегством. Теперь Уга, тайком преследуя Большую семью, узнала этого секача в нынешнем помощнике Хары — Ухуру. Он вырос почти вдвое и был в расцвете сил; Уга заметила это еще в первую минуту, когда стала прицеливаться к отставшим подсвинкам.
Уга была уже совсем близко к цели, когда ее необыкновенное чутье уловило запах тигра. Оглянувшись, она заметила неподалеку Амба-Дарлу. Тот крался к ней так, как умеет это делать только тигр, почти полз на животе, вытянув свое желтое полосатое тело. Ее счастье, что случилось это в толстоствольном кедраче. Она знала, что надо делать, чтобы спастись. При всей ловкости и стремительности Дарлы он не был таким вертким, как Уга, она знала это по прежним встречам с сородичами Дарлы. Правда, с самим Дарлой она встретилась впервые.
Когда Дарла длинными скачками ринулся к Уге, та не стала убегать: бесполезно состязаться с тигром в беге на скорость. Она просто укрылась за толстым стволом кедра. Следя за Дарлой, она одновременно высматривала по соседству следующий подходящий кедр, за который спрячется потом.
Дарла оказался ничуть не хитрее тех своих сородичей, с которыми доводилось встречаться Уге. Он не рассчитал скорости и пронесся мимо кедра; тем временем Уга метнулась за ствол и снова оказалась в укрытии. Теперь нужно затаиться: все сородичи Дарлы замечают только то, что движется. Уга хорошо знала это по собственному опыту. Припав всем телом к земле и замерев, она сквозь прошлогодний, как всегда в кедраче, жиденький папоротник, зорко наблюдала за преследователем. Вот он заметался из стороны в сторону, подняв морду, вынюхивая воздух. Учуял. Прыгнул к убежищу Уги, но та чуть ли не у самого его хвоста проскочила в новое убежище. Пока тигр обогнул кедр, она уже спряталась метрах в десяти, выбрав направление так, чтобы не попасться на глаза Дарле. Снова суматошные прыжки вправо, влево, снова нос по воздуху то туда, то сюда. До чего же глупой выглядела в эту минуту морда Дарлы! Он даже растерялся, этот могущественный владыка лесных дебрей, не знавший поражений.
Но Дарла был не так глуп, как показалось Уге вначале. Вот он остановился, нервно ударил несколько раз своим длинным хвостом. Что же он будет делать дальше? Ага, прилег на землю, подобрал под себя передние и задние лапы, как бы согнутые пружины. Из такого положения он в любую секунду стремительно взлетит в воздух. Голова чуть поднята над макушками папоротника, глаза расширены и напряжены до предела, только пышные бакенбарды чуть вздрагивают…
Уге стало страшно. Шевельнись она хоть чуточку — и на нее рухнут сверху когтистые лапы и могучие клыки преследователя. Спасение в одном: нужно перехитрить Амба-Дарлу. А это значит — ни разу не шевельнуться. У всех сородичей Дарлы зрение днем далеко не такое острое, как у Уги. Но уж лучше потерпеть, чем рисковать. Даже глаз не должен мигать!
Смотрит, смотрит Уга застывшими глазами на уши и выпуклый лоб Дарлы сквозь узорчатые листья папоротника. Смотрит и не мигает. Ей кажется, что Дарла глядит в одну точку. Но нельзя доверять этому: он заметит движение чуть ли не позади себя. Уге кажется, будто Дарла смотрит прямо на нее. Его ноздри все время то расширяются, то суживаются. Неужели учуял? Так и есть! Вот он приподнялся на передние лапы, не отводя глаз от места, где укрылась Уга, ступил вперед раз, другой…
Нет, прежний способ прятаться больше не годится. Дарла уже разгадал его. И тут в организме Уги сработал извечный инстинкт самосохранения. Напрягшись изо всех сил, она освободила кишечник от излишнего груза, как это делают многие звери при испуге, и кинулась за следующий кедр. Дарла, прыгнув вслед за ней, на миг отворотил морду в сторону, словно по ней ударили… потом прыжок, еще, еще! Вот уж он у кедра, за которым спряталась Уга, замахнулся передней лапой… Но Уга вторично освободила кишечник, а сама кинулась наутек.
Как и многие звери, Уга могла смотреть назад; убегая, она чуть повернула голову вбок и видела, как Дарла мотнул несколько раз головой из стороны в сторону, повернул влево и, вместо того чтобы преследовать Угу, длинными скачками понесся в сторону, туда, где паслась Большая семья. Уга же без передышки мчалась до своего убежища.
Только оказавшись в безопасности, она постепенно пришла в себя. Ужасно хотелось есть. И тут она вспомнила про Барсучий распадок. Она знала, что там живет барсук Чфы, супруга которого недавно принесла многочисленное потомство. Уга видела однажды, как барсучиха затаскивала детенышей в нору после солнечной ванны. Обычно в солнечные дни они вместе с Чфы вытаскивают их, еще слепых, из норы и укладывают на солнцепеке, а сами сидят возле, караулят. При малейшей опасности супруги швыряют детенышей обратно в нору и тотчас же сами исчезают в ней. Если в это время быстро подскочить к норе, можно успеть проглотить несколько вкусных, с нежным мясом, комочков.
Уга вылезла из своей норы, понюхала воздух, оглядела окрестности. Солнце уже перевалило за полдень, было тепло, реденькие потемневшие плеши снега лоснились и поблескивали, облизанные апрельским теплом.
Кругом все спокойно, можно идти. Уга шла неслышно, ловила зорким взглядом всякое движение, стараясь оставаться незамеченной. До Барсучьего ключа неблизко, наверное, километров пять. Уга торопилась, но чувство настороженности, особенно после встречи с Дарлой, не покидало ее ни на минуту. Примерно через час она наконец незаметно подкралась к Барсучьему ключу.
…Еще с прошлой ночи Мугу-плешивый успокоился, поняв, что в пади появился не Человек, а Амба-Дарла. Если его не трогать и не мешать ему на охоте, то и он не тронет. Возможно, что даже свернет куда-нибудь в сторону; такое уже случалось, когда Мугу чуть ли не нос к носу сталкивался с тигром. Сейчас Мугу-плешивый не торопился выходить из своего укрытия в буреломе. Просто на всякий случай. Голодать ему не впервой. Только в полдень, когда солнце стало припекать особенно горячо и в буреломе появилась вода, Мугу решил покинуть свое убежище. Пока он пойдет к Барсучьему ключу, к своим прошлогодним запасам кеты.
Кругом было так хорошо! Весна приносит радость всем, в том числе и старому плешивому медведю. Там бурундучка вспугнешь, тут взлетят рябчики, а где-то при твоем появлении белка кинется вверх по стволу, громко царапая коготками кору и зло мурлыча. Все эти зверьки могут стать вкусной едой. Если, конечно, их поймать. Но Мугу-плешивый сейчас никого не хочет ловить. Он бредет по прозрачным весенним лужицам, из которых хорошо похлебать талой водички, перепрыгивает через говорливые ручьи, мнет лапами островки пожухлого апрельского снега. Только ноздри чутко ловят запахи тайги, зорко смотрят глаза и насторожены уши…
Свой прошлогодний склад рыбы он нашел в целости и сохранности. Как ни велик был голод, Мугу-плешивый съел всего пару кетиных головок, снова прикрыл валежником запасы. Потом ходил по лужицам, понемногу лакал из них воду, а больше просто лизал снег — уж очень приятно холодит он рот!
Неожиданно он заметил далеко впереди себя бурую шубу Уги, промелькнувшую на белом фоне снежного островка. Любопытно, куда же это она отправилась? Уж не разнюхала ли про его склад кеты у Барсучьего ключа? Ах, как хорошо бы поймать ее на месте преступления! Нужно попытаться незаметно последить за нею.
Стараясь не терять росомаху из вида, старый Мугу в то же время всячески маскировался: либо прятался за стволами деревьев, перебегая от одного к другому, либо затаивался за валежинами. Если же на пути встречались впадины или ложбина, где можно было укрыться, он мягко скакал по ним, сокращая расстояние между собой и Угой. В то же время главной его заботой было ее шуметь — он знал, каким чутким слухом обладает Уга.
Но что такое? Почему она остановилась, прилегла? Мугу-плешивый тоже прилег за выворотнем, притаился. Только уши да глаза торчат чуть выше валежины. Тут он заметил нору Чфы, а возле нее обоих барсуков. Пригляделся еще внимательнее и заметил потомство Чфы. Барсучата лежали рядком у входа в нору, лениво ворочались, подставляя косым лучам солнца то один бок, то другой, то спину или живот.