В конце прошлого года Дальневосточная комиссия по охране природы при Академии наук СССР приняла решение образовать в Моховой пади заповедник, разработать предложения об охране животных и растений этого уникального района. Нынешним летом состоится первая серьезная разведка Моховой пади.
Предстояла интереснейшая экспедиция. В ней должно быть всего четыре человека. Кого включить в нее? Одна (кандидатура не вызывала сомнений. Лет пятнадцать назад в экспедиции на реке Архаре познакомился Корней Гавриловиче местным охотником-гураном Кривошеевым. Гуран — забайкальское название дикого козла. Сто лет назад перекочевали на Амур и Уссури забайкальские казаки и образовали здесь Амурское и Уссурийское казачества. Козел был постоянным объектом охоты казаков. Ценился он не только своим превосходным мясом, но и шкурой со светлой шерстью, легкой, как пшеничная солома, и теплой настолько, что ее не прошибали самые лютые дальневосточные морозы. Казаки шили из этих шкур дохи и папахи, рукавицы и обутки. Из-за этой одежды и стали называть казаков гуранами.
Евстафий Кузьмич Кривошеев, невысокий, плотный и коренастый, как монгольский дубок, с темно-смуглым лицом, в меру усыпанным рябинками — следами оспы, с чуть раскосыми глазами, был человеком внутренне очень собранным, тихим, чрезвычайно скромным, спокойным и точным в каждой мелочи. Улыбался он редко, но улыбка у него была обаятельная, теплая и искренняя, от нее становилось светло на душе. В свои тридцать с небольшим он уже успел прослыть по всей округе одним из лучших охотников. О нем ходили легенды. Из своего боевого карабина он без промаха снимал бегущего козла за полкилометра. На десятки километров окрест знал все медвежьи берлоги, и когда нужно было добыть медведя, шел наверняка и возвращался с добычей. Но он никогда не брал лишнего на охоте. И на это обратил внимание Корней Гаврилович, наслышавшись о Кривошееве. Они подружились, а через год Кузьмич был зачислен лаборантом-препаратором филиала Академии наук. Фактически же он был и охотником, и следопытом, и проводником, и рабочим, и помощником Бударина, незаменимым в экспедициях: никто не умел так вести себя наедине с дикой природой, как Кривошеев.
Но кого взять еще? Нужны были люди достаточно грамотные в биологии и вместе с тем хорошие охотники и следопыты.
Как раз в это время приехали на практику в эти места два студента-дипломника из сибирского пушного института. Корней Гаврилович тотчас пригласил их к себе. Когда-то он сам кончал этот институт и знал, что выпускник-дипломник готов горы свернуть ради защиты диплома, понимал его одержимость и способность вынести все трудности исследования дикой природы. С интересом всматривался он в их лица, вслушивался в интонации голоса, вдумывался в их ответы на вопросы, реплики.
Перед ним стояли двое молодых людей, одинаково рослые и стройные, одинаково улыбчивые и строгие, чуть стеснительные, растерянные и вместе с тем собранные и настороженные. Один из них, Сергей Прохоров, был черняв, с чуть расширенными монгольскими скулами, с узким лицом и слегка сгорбленным носом; в нем было что-то и от цыгана, и от ойрота. Его коллега Юрий Квашнин, напротив, выглядел типично русским: серые глаза, круглая открытая физиономия, соломенная шевелюра. В нем была видна прямота, стеснительность, а в широких плечах и размашистых жестах чувствовалась затаенная удаль.
Уже одним своим внешним видом ребята покорили «старого Будду».
— Та-ак, — сказал он, выслушав их. — Темы ваших дипломов вполне согласуются с моей тематикой. Ну, а вот скажите, например, вы, Юрий, как добыть огонь, если у вас нет спичек?
— Это зависит от того, где буду находиться и чем располагать. Будет оружие — холостым выстрелом. Не будет оружия, но будет металлический предмет, высеку о камень искру на трут…
— Что вы сказали? На трут? — изумился Бударин.
— Ну конечно.
— А где вы его возьмете?
— Он у меня всегда в кармане.
И вот в руках Корнея Гавриловича древесный гриб — «личерика» с мягкой пластинчатой изнанкой, напоминающей плотно сбитую, гофрированную вату.
— Сварен?
— Да, в растворе золы…
— Всегда берешь в тайгу?
— Всегда, как соль и спички. Но спички могут промокнуть.
— Да-а… — раздумчиво протянул старый зоолог. — Ну, а слышали вы о моей экспедиции?
— Смутно.
— Тогда слушайте. Уезжаем на все лето. Местность труднодоступная, дикая, абсолютно безлюдная. Все может случиться. Мы должны в меру своих возможностей исследовать район Моховой пади, а точнее говоря, хорошо сориентироваться в нем и дать затем общее описание его четвероногих и пернатых обитателей и растительного покрова. В целом это должно быть убедительное обоснование, по которому соответствующие научные и государственные организации могли бы принять решение об организации там заповедника. Вы хорошо знаете, что хозяйственная деятельность человека ведет к необратимым изменениям в природе. Поздно создавать заповедники там, где человек уже нарушил естественное равновесие в природе. В Моховой пади пока этого нет, там все первозданно. Эта первозданность и должна быть сохранена для потомков. Это будет музей живой природы.
Бударин встал, развернул на столе карту, склонился над ней, молодые охотоведы тоже.
— Вот небольшая речка Моховка. Видите? — он пробежал по ее извилинам красным карандашом. — Вот район Моховой пади. Как видите, она лежит на западных склонах Сихотэ-Алиня. — Карандаш пополз влево. — Растут тут темнопихтовые и кедрово-широколиственные леса. Помните книги Арсеньева «В дебрях Уссурийского края» и «Дерсу Узала»? Наш район находится несколько севернее, там, где встречаются и глубоко проникают одна в другую две зоны — тайга и широколиственные леса. Вы знаете, вероятно, что значительная часть территории нынешнего советского Дальнего Востока подвергалась нескольким оледенениям. Южный край последнего оледенения дошел до низовьев Амура, но его ледяное дыхание опалило весь Средний Амур и центральный Сихотэ-Алинь и даже проникло в южную его половину. Тогда здесь был жаркий климат. Вот тут-то и произошло до сих пор занимающее исследователей Дальнего Востока взаимопроникновение северных и южных форм фауны и флоры, их смешение. В Моховой пади это взаимопроникновение и смешение видно особенно ярко, поэтому она и выбрана как место будущего заповедника.
Поздно ушли молодые охотоведы. И вновь Корней Гаврилович сидел за своим письменным столом и уже в который раз просматривал список снаряжения. Предстояло два рейса вертолета: первый — чтобы завезти экспедицию, второй — чтобы забросить партию норок для заселения поймы Моховки. Этот новый на Дальнем Востоке пушной зверь уже акклиматизировался в центральном Сихотэ-Алине. Теперь предстояло распространить его южнее.
Начальник экспедиции не должен был забыть ни единой мелочи. Список предметов, необходимых в экспедиции, все рос и рос. Корней Гаврилович любил составлять такие списки, он делал это каждую весну. Сейчас он брал многое из списков прежних экспедиций, но нынешняя ведь была особенной и потому требовала дополнительной оснастки. Надо не пропустить ни одной вещи, необходимой там, в Моховой пади. Палатка… Она должна быть достаточно просторной, чтобы разместить в ней раскладные кровати и стол (стульями будут чурки, напиленные на месте). Еще нужно было захватить оружие, два фотоаппарата, рыболовные принадлежности, самую легкую постель — надувные подушки и байковые одеяла, микроскоп, сетки для ловли животных, продовольствие и еще многое-многое другое…
ВНИМАНИЕ — ЧЕЛОВЕК!
В один из ясных дней конца мая, когда в Моховой пади обычно стоит солнечная, сухая пора и благодатная тишь, с низовьев Моховки, со стороны Голубой реки послышался в небе гром. Он катился лавиной, с каждой минутой становился все громче. Вот уже он грозно рокочет вблизи, сотрясает тишину над падью. Но что это? Гром исторгает бескрылая птица-громадина. Она напоминает стрекозу, выросшую до чудовищных размеров.
Вот она приближается на высоте какой-нибудь сотни метров к старому кедру, на усохшей вершине которого высиживает детенышей супруга Белохвостого Клека. Орлан, оказавшийся неподалеку, бесстрашно взмывает навстречу неведомой птице. Могучая волна ветра тотчас же швыряет его вниз. Клек едва не ударяется о макушки деревьев. Он выправляется на крыле и с яростью вновь стремительно атакует грозного врага. Но тот же могучий ветер снова бросает его вниз, на этот раз чуть ли не до самой земли. Ужасный удар ветра чувствует на себе и орлица. Она срывается с гнезда и устремляется к злой птице-стрекозе, так нагло вторгшейся в их владения. В тот же миг ветер переворачивает ее, как перышко, и она лишь случайно повисает на ветвях старой липы.
А неведомая птица-стрекоза как ни в чем не бывало продолжала свой полет вверх по течению Моховки. Где-то неподалеку от устья Барсучьего ключа она повисла на месте, потом опустилась тремя лапами на галечный берег у Черемуховой релки, и гроза стихла.
Белохвостый Клек поднялся в поднебесье и теперь парил там над поймой Моховки, не выпуская из вида неведомого врага. Когда тот опустился вблизи релки, на берегу (где возвышается замытая коряга-выворотень, любимое место трапезы орланов), и на галечник вышли двуногие существа, орлан понял: птица-стрекоза принесла Человека. Клек видел Человека не раз, там, у Голубой реки, где было первое гнездо молодых орланов. Никого так не боялся Белохвостый Клек, как этого двуногого существа, умеющего исторгать гром и Огонь. Поэтому он никогда не подпускал к себе Человека даже на сотню метров — немедленно улетал при первом его появлении.
Орлица, наблюдая за супругом, грозно парящим в небе, постепенно успокоилась: страж на месте — и уселась в гнезде. А Белохвостый Клек все кружил, кружил в поднебесье, продолжая зорко следить за каждым движением пришельцев.
Но вот чудовищная птица-стрекоза завертела своими крыльями, исторгла гром и вновь поднялась в воздух. Она направилась туда, откуда прилетела, в сторону Голубой реки. На этот раз орлан не пытался атаковать ее, он лишь с беспокойством следил с высоты за гнездом, видел, как орлица вся сжалась в комок, когда мимо пролетала птица-стрекоза, и вобрала голову в плечи, а потом распластала крылья по гнезду, как бы стараясь закрыть его. Но птица-стрекоза, видно, не обратила на нее внимания и скоро скрылась за поворотом реки. Теперь орлица успокоилась окончательно, поднялась на лапы, встряхнула перьями и вновь уселась в удобной позе, в какой сидела