Ещё не веря, что второй ребёнок остался жив, женщина дико оглянулась. Никого не увидев, бросилась к открытой двери и захлопнула её. Потом подбежала к малышу.
– Тихо, Чжибо, тихо, маленький. Тихо… Не плачь, не плачь, нас могут услышать, бормотала она, прижимая младенца.
На горячей плите вокруг кастрюли с приоткрытой крышкой пригорел выплёскивавшийся суп. Сейчас в кастрюле продолжали выкипать его остатки, но женщина не обращала на это внимания, из её глаз ручьём текли слёзы. Она монотонно приговаривала:
– Тихо, Чжибо, тихо, маленький. Тихо…
Бес не помнил, как вышел из квартиры. Он дошёл до первого этажа, осознал себя и решил, что дальше идти нет смысла. Вообще теперь нет смысла жить. С клеймом детоубийцы жить он не сможет. Иван сел на ступени, не чувствуя их стылости. Справа что-то характерно звякнуло. Скосив глаза, он увидел судорожно зажатый в руке лучемёт.
«Вот и решение проблемы», – отстранённо подумал капитан.
Он начал подносить лучемёт к груди, когда вокруг всё неожиданно стало менять очертания, предметы расплываться. На секунду ему показалось, что он видит Мии, а чуть дальше за стеклом Рута. А потом будто выключили свет, наступила темнота. Когда сознание немного прояснилось, Бес понял, что находится где-то в сосновом лесу, но вокруг не зима, как в прошлый раз. Сквозь высокие кроны пробиваются косые солнечные лучи и в их свете плавают едва видимые глазу пылинки, отовсюду доносится разноголосый птичий щебет, чудесный целительный воздух насыщен запахами леса, смолы, прошлогодней хвои и больших муравейников.
Пришла мысль, что он опять находится в ресторане Наасса, но сейчас всё окружающее выглядело гораздо реальнее, по-настоящему.
В кабинете руководителя УФСБ по Красноярскому краю находились лишь два человека – шеф и один из его ближайших замов. Перед ними на столе лежал предмет, заинтересовавший их так, что дело у следака сразу забрали, проведя с его руководителем и с ним самим предварительную беседу, посоветовав про это дело забыть начисто, обратить более пристальное внимание на нераскрытые преступления и заниматься ими тщательнее. И следователь, и его шеф всё поняли правильно.
– Ну, что скажешь? – обратился генерал-лейтенант к заму.
– Фантастика какая-то, звёздные войны, прямо-таки, – ответил тот, не отводя взгляда от предмета.
Генерал-лейтенант взял предмет, удобно лёгший в ладонь.
– Попробовать? – спросил он, вопросительно взглянув.
Зам пожал плечами:
– А если разнесёт нахер весь кабинет?
– Не разнесёт, – уверенно заявил генерал и поискал глазами цель.
Ничего подходящего в кабинете не было. И всё же взгляд остановился на стойке-вешалке для верхней одежды.
Тщательно прицелившись, генерал нажал на кнопку под указательным пальцем.
Ожидаемой отдачи не последовало. Предмет выплюнул яркий тонкий луч, пролетевший с едва уловимой для глаза скоростью через кабинет и разделивший на две части рухнувшую на пол металлическую стойку, прожегший дубовую панель и спрятавшийся где-то в ней. От панели пошёл дымок.
Офицеры переглянулись.
– Ни хрена себе! – вымолвил ошарашено зам.
– Вот и я о том же, – кивнул не менее ошарашенный генерал.
Он взял со стола графин с водой, полил на раскалённые в месте разреза зашипевшие железяки, а потом щедро плеснул на дырку в панели.
На шум упавшей стойки в дверь заглянул дежурный офицер. Хозяин кабинета махнул ему рукой и тот исчез.
– Надо звонить в Москву, – сказал генерал-лейтенант.
Глава IV Ярушка
Беса окружали богатырские в несколько обхватов сосны с небольшим подлеском.
«Где я опять? Как всё надоело! Сколько можно? – горько думал Иван. – Даже умереть по-человечески не получается. Что за жизнь такая бестолковая? Как я вообще мог выстрелить в ребёнка?! Ведь можно же было что-то сделать, чтобы он не стал диктатором! А я всё решил кардинальным образом, как привык! Всё, не могу больше, хватит… Зачем цепляться за жизнь, если она мне самому опостылела?»
Капитан выдернул из штанов ремень, нашёл глазами подходящий сук, решительно сжав зубы, подошёл к дереву. Подобрал валявшуюся рядом толстую сухую ветку, прислонил к стволу, чтобы можно было встать на неё, как на приступок. Укрепил на суку ремень, просунул голову в петлю и ногой оттолкнул подальше от себя ветку.
Тут же почувствовал всю тяжесть тела, опасно растянувшиеся шейные позвонки, готовые вот-вот лопнуть, обдирающий кожу ремень. Запоздало пришёл страх, сработал инстинкт самосохранения.
Иван задёргался, попытался поднять руки, но они налились свинцовой тяжестью, воздух застрял где-то в лёгких, очень хотелось вдохнуть лесной свежести, такой пьянящей и такой необходимой именно сейчас.
Бес увидел сидящую на ветке соседнего дерева какую-то хищную птицу, уставившуюся на него круглым глазом. Тело обмякло, в глазах потемнело. Он ещё какое-то время был в сознании, понимал, что умирает, от страха пытался что-то сделать, но лишь слабо дёргал ногами. Потом его окутала тьма…
Всё это время поодаль стоял седой как лунь старик с длинными до плеч слегка вьющимися волосами. На голове его был кожаный ремешок, на покрытом частой сетью морщин лице лежала печать вековой мудрости. Живые голубые глаза разительно не соответствовали преклонному возрасту. Белая, тщательно расчёсанная борода покоилась на груди, всё ещё хранившей богатырскую стать, и опускалась ниже пояса. Холщовая, почти по колени рубаха подпоясана кожаным ремнём. На крепких ногах портки, заправленные в короткие сапоги из грубо выделанной кожи.
Старик опирался широкой ладонью о высокий деревянный посох с раздвоенной наподобие рогатки верхушкой. Он смотрел на странного чужака и осуждающе качал головой. Из зарослей вышли два крепких светловолосых ещё безбородых парня, одетые, как и старик. Их длинные волосы также удерживались кожаными ремешками. В руках одного был лук, за спиной на кожаном ремне колчан со стрелами. Второй держал рогатину. У обоих за поясами заткнуты добротные топоры. Они остановились, как вкопанные, увидев необычное зрелище.
– Ратмир, Яробор, снимите его, – сказал старик.
Хищная птица снялась с ветки и, расправив большие крылья, полетела к старику, усевшись на посох.
– Вот и Волелюб вернулся, – удовлетворённо добавил дед.
Матешин очнулся, будто вынырнул из тёмной воды небытия. С ночного неба смотрели звёзды, дрожащие и мерцающие в дыму костров. Иван почувствовал, что лежит на земле, попытался пошевелиться, но понял, что связан по рукам и ногам, завертел головой, увидел земляной вал, окружавший место, где он находился. В центре стояли деревянные идолы, вокруг горели костры. Один из идолов, самый высокий – не менее трёх метров – стоял в центре.
С видимой для себя стороны Иван рассмотрел вырезанное грубое мужское лицо, изображение коня, посредине и внизу идола – мужские и женские фигуры. На остальных идолах удалось рассмотреть вырезанные непонятные антропоморфные персонажи, хороводы или скопления фигур.
«Час от часу не легче, – равнодушно подумал Бес. – Не похоже, чтобы я умер. Как-то всё очень уж реально. Лежу связанный, идолы, костры… Ё-моё! Да ведь это же капище! А я, выходит, жертва…»
Он отчаянно завертелся, пытаясь освободиться от пут, и увидел старика в длинной белой рубахе до пят, с посохом, с растрепавшейся седой бородой и космами волос.
Дед, воздев руки к небу, странными зигзагами ходил вокруг капитана и нарочито изменённым голосом нараспев бормотал:
Медвяной росой умываюсь,
Красным Солнцем утираюсь,
Облаками облекаюсь,
Частыми Звёздами опоясываюсь,
Небом покроюсь,
Зорею подпояшусь,
Звёздами отычусь.
Как дождь воды не пробил,
Так бы меня Переяра Именем Перуновым
Мечи да стрелы не пробивали.
Тело моё было б крепче Белого Камня,
И как от воды каменья отпрядывают
И пузыри отскакивают,
Так бы от меня Переяра Именем Перуновым
Отскакивали стрелы да копья-сулицы.
Будьте слова мои,
Кои договорил и не договорил
И кои переговорил —
Слово в слово,
Передние наперёд,
Задние назад,
Середние в серёдке.
Гой!
Потом старик выхватил из костра горящую ветку, подошёл к Ивану и стал водить ею вокруг.
Бес лежал, ни жив, ни мёртв, понимая, что ничего не сможет сделать, если его сейчас начнут прижигать или ещё чего-нибудь похуже. Но старик не выказывая агрессии, продолжал водить веткой, что-то неразборчиво бормоча под нос.
Капитан прислушался, но разобрать так и не смог.
«Странно как-то говорит, а вроде как понимаю его, – подумал Иван. – А! Ну как же, как же, языковой адаптер, конечно… Что он делает? Почему я связанный? Чтоб не убежал? А ведь мог бы, чего уж там притворяться-то. Страху нагнал, чёрт старый. Кто он такой вообще?»
Между тем в поле зрения капитана возникли два неизвестных молодца, подхватившие его как бревно и куда-то потащившие вниз под гору, прочь от грозных идолов, горящих костров, от загадочного старика.
Притащили к реке под холмом. Опять появился тот же дед.
«Утопит ведь, старый чёрт!» – запоздало мелькнула тревожная мысль.
Бес с опаской покосился на тёмную воду, чувствуя прохладу и сырость. А бравые молодцы как есть зашли по пояс в реку и, ни слова не говоря, окунули Ивана с головой.
Он только успел глотнуть воздуха и подумал:
«Всё, конец!»
Однако его вытащили из воды и вновь окунули.
«Да что ж такое!» – мысленно возмутился Матешин.
Его окунули третий раз и вынесли на берег, положив на прохладный песок.
«Ну и что дальше? Намыливать начнёте? Может, хватит уже комедию ломать, что здесь происходит?»
Вновь подошёл старик, величественный и наполненный некой внутренней силой, и заговорил:
– Чернó на сердце твоём, чужестранец, давно не встречал я такого, а живу немало уже и слышал о многих странах дивных и видел их. Но о твоём мире, откуда ты прибыл ни пеший, ни конный, ни на лодье по реке, ни на корабле по морю, я не ведаю, хотя видел его в сердце твоём.