ся оставить подвеску где-нибудь в колдобине.
А ведь когда-то я бегал здесь босиком, лазил по яблоням и считал, что деревня – это рай на земле. Детская наивность, блин. Сейчас, глядя на облупившиеся дома и покосившиеся заборы, я понимаю: рай остался в прошлом, а я приехал в какой-то музей под открытым небом.
Отец... Захар Петрович.
Упрямый, как танк, и влюбленный в эту ферму, как мальчишка в первую девочку. Всю жизнь вкладывал в нее душу, деньги, здоровье. А теперь лежит в больнице, и врачи качают головами. «Сердце не выдержало, – говорят. – Надо было меньше нервничать».
Меньше нервничай! Да он же жил только этой фермой. Каждая корова была ему как дочь, каждый теленок – как внук.
А я? Я мечтал о небоскребах, офисах, деловых костюмах. И вот теперь приехал сюда, чтобы разгребать то, что он оставил.
Выхожу из машины, и первое, что меня встречает, – это запах.
Боже мой, какой запах! Навоз, сено, молоко – все смешалось в один «аромат», от которого хочется немедленно вернуться в город. В Москве пахнет выхлопными газами и кофе. Здесь же... здесь пахнет жизнью, но какой-то первобытной, неотшлифованной.
И тут ко мне подбегает управляющий. Кажется, Григорий Иванович. Лысина блестит на солнце, как маяк, рубашка расстегнута на три пуговицы, обнажая волосатую грудь. Улыбается так широко, что я боюсь – сейчас челюсть вывихнет.
– Марат Захарович! – кричит он, протягивая руку. – Наконец-то! Мы вас так ждали! Так ждали!
Пожимаю его липкую от пота ладонь и думаю: «Да уж, видно, что ждали». Гришка – так его, видимо, все называют – прямо трясется от волнения. Наверное, боится, что я его с первого дня уволю. И знаете что? Он не так уж и неправ.
– Пойдемте, пойдемте! – тараторит он, хватая меня за локоть. – Я вам все покажу, все расскажу! Ферма у нас что надо, порядок полный, все как любил ваш папенька!
Идем по территории, а Григорий не умолкает ни на секунду. Рассказывает об удоях, племенном скоте, планах на будущее. Говорит так быстро, что я едва успеваю кивать.
В городе я привык к деловой четкости: факты, цифры, конкретика. А тут сплошная вода, приправленная деревенскими подобострастием.
– А вот здесь, – размахивает он рукой, – у нас бухгалтерия. Пойдемте, познакомитесь!
Заходим в небольшое здание, и я словно попадаю в машину времени. Обои в цветочек, на стене календарь с котенком, а за столами сидят три женщины, которые выглядят так, словно сошли со страниц советского фильма о колхозной жизни.
У одной – кудри, взбитые до состояния птичьего гнезда, губы накрашены ярко-красной помадой, а веки украшены голубыми тенями. Вторая щеголяет в блузке с рюшами и золотыми серьгами размером с люстру. Третья скромнее, но тоже старается: розовые щечки, ресницы накрашены так, что кажется, будто на них сидят пауки.
– Девочки! – торжественно объявляет Гришка. – Знакомьтесь, это наш новый хозяин, Марат Захарович!
Дамы начинают хихикать, хлопать ресницами и поправлять прически. Одна даже встает и делает что-то вроде реверанса. Я киваю, улыбаюсь и думаю: «Господи, во что я ввязался?»
– Очень приятно, – говорю. – Надеюсь на плодотворное сотрудничество.
Они снова хихикают, а Гришка тащит меня дальше. По дороге он не перестает рассказывать о своих достижениях, о том, как он лично следит за порядком, как его уважают работники.
Я слушаю вполуха и думаю о своей прежней жизни.
Еще месяц назад у меня была квартира в центре Москвы, офис с панорамными окнами и невеста Алина, которая мечтала о свадьбе в Италии. Мы строили планы, выбирали кольца, обсуждали медовый месяц на Мальдивах.
А что теперь? Теперь я иду по коровьему навозу и слушаю, как лысый дядька рассказывает мне о прелестях сельского хозяйства.
Алина, кстати, отреагировала на эту новость предсказуемо. Когда я сказал ей, что мне придется на время уехать в деревню, чтобы разобраться с отцовским наследством, она посмотрела на меня как на прокаженного.
– Марат, ты же не собираешься там задерживаться? Мы планировали отпуск в Швейцарии!
– Элин, это семейное дело. Отец всю жизнь вкладывал в эту ферму...
– Ферму? – она поморщилась, как будто я предложил ей поужинать в сарае. – Марат, продай это и забудь. Зачем тебе эти... коровы?
И тогда я понял: мы живем в разных мирах. Для нее ценностью было только то, что можно было показать подругам в социальной сети. А семейная история, мечта отца – это ерунда, недостойная внимания.
– Вот сюда мы зайдем! – голос Григория возвращает меня в реальность. – Здесь у нас телятник. Наша гордость! Девчонки работают – Нина и Люся. Золото, а не работницы!
Мы подходим к длинному зданию, и я уже слышу доносящееся изнутри мычание. Запах становится еще более... насыщенным.
Григорий быстро обгоняет меня, первый врывается в помещение, захожу следом, только и успеваю увидеть, как он машет руками. Вижу двух девушек, они стоят спиной, в руках вилы, они ловко подбрасывают сено в стойло.
Они оборачиваются, и тут происходит что-то странное.
Время словно замирает.
Смотрю на брюнетку с толстой косой, из которой выбились непослушные пряди, и забываю обо всем на свете. На голове косынка, яркие синие глаза, пухлые губы и легкий румянец на щеках. Она похожа на героиню русской народной сказки – живую и яркую.
Я видел много красивых девушек. В Москве полно моделей, актрис, светских львиц. Алина была безупречна – как с обложки журнала. Но эта... эта девушка излучает какую-то особую энергию. В ее взгляде есть сила, независимость и в то же время что-то ранимое, спрятанное глубоко внутри.
– Девочки! – Гришка прерывает молчание своим громким голосом. – Знакомьтесь, это Марат Захарович, наш новый хозяин!
Блондинка улыбается и делает что-то вроде поклона. А вот брюнетка смотрит на меня так, будто я назойливая муха, случайно залетевшая в окно. В ее глазах читается полное равнодушие.
Не презрение, не враждебность – просто абсолютное безразличие.
И это меня задевает. Серьезно. Я привык, что женщины обращают на меня внимание. Не из-за самонадеянности – просто так сложилось. Хорошее образование, успешный бизнес, приятная внешность – обычно этого хватало. А тут девчонка смотрит на меня как на пустое место.
– Нина, – представляет ее Гришка, – наша лучшая работница. А это Люся, тоже… лучшая.
– Очень приятно, – говорю, протягивая руку сначала Люсе, потом Нине.
Люся с восторгом пожимает мне руку, а Нина – как будто делает одолжение. Быстро, формально, тут же отдергивает руку.
– Нина у нас просто волшебница с телятами, – продолжает Гришка. – Они у нее растут как на дрожжах! Золотые руки, что тут скажешь!
Золотые руки... Я смотрю на эти руки – загорелые, с короткими ногтями, без маникюра. На безымянном пальце нет кольца, и почему-то меня это радует.
– Сколько у вас здесь телят? – спрашиваю, стараясь поддерживать нормальную беседу.
– Сорок два, – коротко и без улыбки отвечает Нина.
– И все здоровы?
– Пока да.
«Пока да». Даже в этих двух словах чувствуется: «А что, собираешься что-то менять, городской?»
Хочу сказать что-нибудь умное о животноводстве, но понимаю, что мои знания ограничиваются парой статей из интернета, которые я прочитал в самолете. Зато Григорий не теряется:
– Марат Захарович, может, пройдем дальше? Осмотрим еще коровник, потом зайдем в мой кабинет, я покажу документы...
Я киваю, бросаю последний взгляд на Нину и иду за управляющим. А она даже не оборачивается. Просто берет вилы и продолжает заниматься сеном, как будто нас и не было.
Гришка тараторит что-то про планы развития, но я его не слушаю. Я думаю о синих глазах, о равнодушном взгляде, о том, как она пожала мне руку – быстро, без интереса, как делают это при выполнении неприятных, но необходимых обязанностей.
Эта деревенская амазонка посмотрела на меня как на очередного городского выскочку, который приехал покрасоваться и уедет.
И знаете что? Наверное, она права. Я действительно собирался приехать, быстро все уладить и вернуться к нормальной жизни. Продать ферму или найти управляющего понадежнее Григория и забыть об этом месте.
Но сейчас, идя по двору и слушая нескончаемую болтовню лысого дядьки, я вдруг понимаю: что-то изменилось. Может быть, дело в запахе сена, который будит детские воспоминания.
Может быть, в мычании коров, которое напоминает об отце. А может быть, в паре синих глаз, которые смотрели на меня с таким равнодушием, что мне захотелось доказать: я не очередная городская пустышка.
«Ладно, – думаю я, – посмотрим, кто кого». И впервые за месяц улыбаюсь по-настоящему.
А Григорий все тараторит, не замечая моего настроения. Ведет меня к следующему зданию, размахивает руками, что-то объясняет про комбикорма и заготовки сена. Я киваю, делаю заинтересованное лицо, а сам думаю: интересно, что нужно сделать, чтобы Нина улыбнулась?
Вызов принят, деревня. Посмотрим, на что способен этот городской парень.
Глава 3 Нина
Наконец-то тишина. Григорий умчался показывать новому хозяину остальные прелести нашего хозяйства, а Люся отправилась домой – у нее там трое малышей и муж, который без присмотра может спалить кухню, даже разогревая суп.
Остаюсь одна с телятами, и, честно говоря, это лучшая компания, которую только можно себе представить. Они не врут, не обещают золотые горы, не делают комплиментов и не пускают слов на ветер. Просто мычат, жуют сено и смотрят своими большими честными глазами.
Жара в коровнике такая, что можно открывать сауну. Платье прилипло к телу, как вторая кожа, косынка съехала набок, а из-под нее выбиваются непослушные пряди. Чувствую себя курицей в духовке.
Оглядываюсь – никого. Отлично. Быстро стягиваю платье через голову и вешаю его на крючок у стены. Ах, какое облегчение! Достаю из шкафчика белый халат – он коротковат и тесноват, но в нем хоть не так душно. Правда, он едва прикрывает пятую точку, но зато можно дышать.