– И не поправились.
– Не поправились. А теперь на вас висят эти долги.
Отлично. Значит, я не только наследник фермы, но и должник.
– Сколько всего долгов?
– Точно не скажу, но около трех миллионов наберется.
Три миллиона долгов плюс пять миллионов на модернизацию. Восемь миллионов на ферму, которая и так убыточна. Да проще действительно все продать и забыть.
Но почему-то мысль о продаже вызывает не облегчение, а тоску.
– Григорий, а если попробовать другой подход? Не модернизацию, а... оптимизацию?
– То есть?
– Ну, сократить расходы, найти новые каналы сбыта, может быть, переориентироваться на какие-то премиальные продукты...
Григорий смотрит на меня с новым интересом:
– А вы, оказывается, не только красавчик как говорят бабы, но и умны. Да, такой вариант возможен. Только работать придется много и во всем разбираться самому.
– Значит, будем разбираться.
– Серьезно?
– Серьезно.
Григорий чешет затылок и усмехается:
– Что ж, попробуем. Только предупреждаю – легко не будет. И результат не сразу. Понадобится минимум два-три года.
Два-три года в деревне. Два-три года рядом с Ниной. Перспектива не кажется пугающей. Скорее наоборот.
– Договорились. А теперь покажи мне все хозяйство еще раз. Подробно.
Следующие несколько часов мы обходим ферму от коровника до складов. Григорий объясняет, что и как работает, где основные проблемы, что требует ремонта. Я слушаю, запоминаю, делаю пометки в блокноте.
Постепенно начинаю осознавать масштаб проблем. И в то же время вижу потенциал. Ферма большая, земли много, природные условия хорошие. Просто нужны вложения и грамотное управление.
– А молочный цех как работает? – спрашиваю.
– Да никак не работает, – машет рукой Григорий. – Оборудование старое, половина не исправна. Молоко сдаем на большой завод, получаем копейки.
– А если восстановить цех и производить собственную продукцию?
– Сыры там, творог, сметана? Идея хорошая. Только опять же нужны деньги. И специалист.
– Специалист найдется, – уверенно говорю я, хотя понятия не имею, где его искать.
К вечеру голова идет кругом от обилия информации. Но общая картина прояснилась. Ферма может приносить прибыль, если подойти к делу с умом.
– Ладно, Григорий, на сегодня хватит. Завтра продолжим.
– Хорошо. А ты где ночевать собираешься? В родительском доме?
– Да.
– Может, лучше пока пожить в гостинице в райцентре?
– Нет, обойдусь.
Григорий пожимает плечами и уходит. А я решаю еще раз обойти ферму, на этот раз в одиночку. Хочется разобраться во всем без посторонних комментариев.
Иду вдоль складских помещений и вдруг замечаю знакомую фигуру. Нина стоит возле дальнего склада с планшетом в руках и что-то записывает. Наверное, инвентаризация.
Сердце сразу начинает биться быстрее. Весь день я пытался не думать о ней, погрузился в отчеты и планы, но стоило мне ее увидеть – и все вернулось. И желание, и злость, и эта чертова тяга, которую я не могу объяснить.
Она меня не замечает, полностью поглощена работой. Подхожу ближе и наблюдаю. Волосы заплетены в косу, на лице сосредоточенное выражение. Рабочее платье подчеркивает изгибы фигуры, а вид у нее такой деловой и недоступный, что хочется его нарушить.
– Работаем сверхурочно? – говорю за спиной.
Нина подпрыгивает, поворачивается, в глазах мелькает что-то похожее на радость, но тут же сменяется привычной настороженностью.
– Марат. А ты... то есть, вы что здесь делаете?
– Изучаю хозяйство. А ты делаешь инвентаризацию склада?
– Да. Нужно точно знать, что у нас есть.
– Можно посмотреть?
Нина колеблется, потом протягивает планшет. Я делаю вид, что изучаю записи, но на самом деле просто хочу быть рядом с ней. Чувствую ее запах – что-то свежее, с нотками луговых трав.
– Все в порядке, – говорю, возвращая планшет.
Наши пальцы случайно соприкасаются, и между нами словно проскакивает искра. Нина резко отдергивает руку.
– Мне пора идти, – быстро говорит она.
– Нина, подожди.
Но она уже направляется к выходу. И тут во мне что-то щелкает. Хватит! Хватит этих игр в кошки-мышки!
Я догоняю ее у дверей склада, хватаю за руку и разворачиваю к себе.
– Нет, – твердо говорю я. – На этот раз ты никуда не пойдешь.
– Марат, отпусти...
– Не отпущу. Нам нужно поговорить.
– О чем говорить? Я все сказала.
– Ты ничего не сказала. Ты солгала.
Я прижимаю ее к стене склада и опираюсь руками по обе стороны от ее головы. Нина зажата между мной и стеной, в ее глазах читается смесь гнева и чего-то еще.
– Отойди, – шепчет, но в ее голосе нет уверенности.
– Не отойду. Не отойду, пока ты не признаешь, что лжешь.
– Я не вру!
– Врешь. И себе, и мне. То, что произошло утром, не было минутной слабостью.
– Была!
– Тогда почему ты до сих пор дрожишь, когда я рядом?
Действительно, она дрожит. Едва заметно, но я чувствую.
– Не дрожу.
– Дрожишь. И хочешь меня так же сильно, как утром.
– Ты слишком самоуверен.
– Тогда почему ты не уходишь? Почему не кричишь, не зовешь на помощь?
Нина молчит и тяжело дышит. Я вижу, как на ее шее пульсирует вена, и мне хочется поцеловать это место.
– Потому что... – начинает она и замолкает.
– Потому что?
– Потому что ты дурак! – выпаливает она. – Потому что завтра ты уедешь, а я останусь здесь с разбитым сердцем!
Вот оно! Наконец-то честность.
– Откуда ты знаешь, что я уеду?
– Знаю. Потому что все так делают.
– Я не такой. Я принял решение остаться.
В ее глазах мелькает удивление:
– Что?
– Я остаюсь. Буду заниматься фермой.
– Не может быть.
– Может быть. И знаешь почему?
Наклоняюсь к ней ближе, почти касаюсь губами ее уха:
– Из-за тебя.
И целую ее.
Жадно, отчаянно, вкладывая в этот поцелуй все, что не могу выразить словами. Сначала она сопротивляется, потом сдается и отвечает мне с той же страстью.
Вот она, настоящая Нина. Не колючая и недоступная, а пылкая и отзывчивая.
Именно такой я и хотел ее видеть.
Глава 9 Нина
Сижу в бане на полке, обливаюсь потом, сердце колотится так, будто я пробежала стометровку. Жар исходит не только от печи – он исходит изнутри, от воспоминаний о том, что произошло несколько часов назад.
Господи, что же я наделала...
Беру веник и хлещу себя по бедрам, надеясь, что боль прогонит эти навязчивые мысли. Но не помогает. Стоит закрыть глаза, и я снова оказываюсь там, у дальнего склада, прижатая к стене горячим мужским телом.
«Из-за тебя», – шепчет он мне на ухо, и у меня подкашиваются ноги.
А потом Марат целует, и я таю, как воск. Все мои принципы, все защитные барьеры – все летит к чертям. Я отвечаю на поцелуй с такой жадностью, словно умираю от жажды, а он – единственный глоток воды в пустыне.
Руки мужчины повсюду – на моей спине, на бедрах, под платьем. Пальцы обжигают кожу сквозь ткань, и я стону ему в губы, прижимаясь еще сильнее.
«Нина, – хрипло шепчет он, – схожу по тебе с ума».
А я уже сошла. Окончательно и бесповоротно.
Помню, как он схватил меня за руку и потащил вглубь склада, туда, где в углу стояли тюки с сеном. Я не сопротивлялась – не могла, не хотела. Ноги несли за ним, в голове пульсировала только одна мысль: «Наконец-то, наконец-то...»
Марат прижал к тюкам, и один из них не выдержал – рассыпался, осыпав нас сухой травой. Мы оба засмеялись, но смех тут же потонул в новом поцелуе, еще более жадном и отчаянном.
Его руки торопливо расстегивали пуговицы на платье, я помогала ему, пальцы дрожали от нетерпения. Мешающая нам ткань упало к ногам, я осталась в одном белье.
«Боже, какая ты красивая», – восхищенно выдохнул Марат, и от его взгляда я почувствовала себя богиней.
Никто никогда так на меня не смотрел. Вадим был скромным и застенчивым, а другой дурак... тот вообще выключал свет. А Марат пожирал меня глазами, и от этого внизу живота становилось жарко и сладко.
Затем его губы оказались на моей груди, язык очертил соски, я выгнулась, задыхаясь от острого удовольствия. Он посасывал их, слегка прикусывал зубами, и волны наслаждения прокатывались по всему телу.
«Марат, пожалуйста...» – умоляла я, сама не понимая чего.
«Что, милая? Чего ты хочешь?»
«Тебя. Хочу тебя. Сейчас»
И он дал мне то, чего я хотела. Его руки стянули с меня остатки одежды, его собственная одежда куда-то исчезла, и мы упали на рассыпанное сено.
Оно впивалось в спину, но мне было все равно. Марат накрыл меня собой, его тело было горячим и тяжелым, под кожей перекатывались мускулы. Я гладила его плечи, спину и не могла насытиться его прикосновениями.
А потом он вошел в меня. Медленно, осторожно, давая привыкнуть. Но я не хотела осторожности – я хотела его всего, сразу, без остатка. Кажется я кричала так, что было слышно в бухгалтерии.
Марат начал двигаться, заполняя меня полностью, расстегивая, а я так от этого отвыкла, что не могла с собой совладать. Меня трясло, внутри все взрывалась от яркого удовольствия с каждым толчком.
Просила его «сильнее», он послушался. Ритм стал яростным, безжалостным, на грани боли и удовольствия. Каждый толчок заставлял меня кричать, но не от боли – от невыносимого наслаждения.
Я царапала ему спину ногтями, кусала за плечо, и он отвечал мне тем же: зубы оставляли следы на моей шее, а руки сжимали бедра так крепко, что завтра там будут синяки.
Мне было все равно. Я горела, плавилась в этом жаре, растворялась в безумном ритме наших тел. Ничего подобного со мной никогда не было – такой страсти, такой ярости, такого полного растворения друг в друге.
А потом на меня накатила волна, такая мощная, что я закричала во весь голос, дрожа всем телом. Кончила, Марат последовал за мной, громко застонав мне на ухо, и мы оба обмякли, тяжело дыша.