– Слушаю!
– Это что такое? – расхохоталась она. – Ты что, играешь со мной?
– В жизни не стал бы.
– А жаль!
Рука его задрожала.
– Ты права. Вообще-то я с удовольствием бы… С тобой…
– Так-так?
– Поиграл.
– Когда?
Эблинг оглянулся. Подвал этот он знал как свои пять пальцев, и даже лучше. Каждый из лежавших в нем предметов он принес сюда сам.
– Завтра. Скажи, где и когда. Я буду.
– Ты это серьезно?
– Вот сама и выясни.
На том конце он услышал глубокий вдох.
– В «Пантагрюэле». В девять. Бронь на тебя.
– Будет сделано.
– Но ты ведь понимаешь, что мы поступаем неразумно?
– А кого это волнует? – ответил Эблинг вопросом на вопрос.
Вновь расхохотавшись, она повесила трубку.
Той ночью он впервые после долгого перерыва прикоснулся к жене. Вначале она пришла в растерянность, затем спросила, что на него нашло и не пил ли он, но потом поддалась. Продлилось это недолго, но, пока он лежал на ней, ему казалось, что они заняты чем-то непристойным. Эблинг почувствовал, как ее рука колотит его по плечу: она задыхалась. Он извинился, но прошло еще несколько минут, прежде чем он выпустил ее и скатился на бок. Включив свет, Эльке укоризненно взглянула на него и удалилась в ванную.
Разумеется, ни в какой «Пантагрюэль» он не пошел и телефон на следующий день не включал, а в девять вечера смотрел с сыном по телевизору футбол; играла вторая лига. По телу его словно пробегали электрические разряды – чувство было такое, будто его двойник, представитель его самого в иной вселенной, в этот момент посещал дорогой ресторан, встречался с высокой, красивой женщиной, ловившей каждое его слово, смеявшейся его остроумным выпадам и то и дело будто нечаянно касавшейся его руки своей рукой.
Во время перерыва он спустился в подвал и включил телефон. Новых сообщений не приходило. Он подождал. Никто не звонил. Подождав полчаса, он выключил сотовый и пошел спать; делать вид, что его по-прежнему интересует игра, он был уже не в силах.
Сон не шел, и вскоре после полуночи он поднялся и босиком, в одной майке спустился опять в подвал. Включил телефон. Четыре сообщения. Но прежде чем он успел их прослушать, раздался звонок.
– Ральф, – сказал какой-то мужчина, – прости, что так поздно… Но дело важное. Мальцахер утверждает, что вы послезавтра встречаетесь. Проект под угрозой! Моргенгейм тоже обещал присутствовать. Ты ведь знаешь, что поставлено на кон!
– Какая мне разница, – ответил Эблинг.
– Ты что, с ума сошел?
– Вот и выясним.
– Нет, ты и впрямь сумасшедший!
– Моргенгейм блефует, – произнес Эблинг.
– А ты смелый человек, ничего не скажешь.
– Да, – ответил Эблинг. – Совершенно верно.
Только он было собрался включить автоответчик, как телефон снова зазвонил.
– Не стоило этого делать.
Голос ее звучал сдавленно и хрипло.
– Если б ты только знала, какой у меня был сегодня ужасный день.
– Не ври.
– Зачем мне врать?
– Ведь это все из-за нее! У вас ведь с ней… снова… наладилось, да?
Эблинг промолчал.
– Хотя бы признайся!
– Не говори глупостей!
Он задумался, какую из женщин, которых он знал теперь по голосам, та могла иметь в виду. Хотелось бы ему побольше знать о жизни Ральфа – ведь, в конце концов, в некоторой степени это была теперь и его жизнь. Чем он занимался, чем зарабатывал на жизнь? Почему кому-то доставалось все, а кому-то – ничего? Некоторым столько всего удавалось, а других преследовала неудача – но к личным заслугам это мало имело отношения.
– Прости, – тихо произнесла она. – С тобой иногда… бывает непросто.
– Знаю.
– Но ты… Ты не такой, как все.
– Хотелось бы мне быть как все, – произнес Эблинг. – Вот у меня это никогда не получалось.
– Значит, завтра?
– Завтра.
– Если ты опять не придешь, все будет кончено, так и знай.
Неслышно пробираясь наверх, Эблинг думал о том, существует ли Ральф на самом деле. Внезапно ему показалось совершенно невероятным, что где-то там он жил своей жизнью, занимался своими делами и ничего о нем, Эблинге, не знал. Возможно, судьба Ральфа была уготована ему свыше, а может, их жизни переплелись лишь по воле случая.
Вновь раздался звонок. Послушав лишь пару предложений, он рявкнул:
– Все отменить!
– Прошу прощения? – испуганно переспросила дама на проводе. – Но ведь он приехал специально, мы так долго работали над тем, чтобы эта встреча состоялась, чтобы…
– Я от него не завишу!
Интересно, о ком шла речь? Он бы многое отдал, чтобы это узнать.
– Еще как зависишь!
– Вот и посмотрим!
Его охватило доселе неведомое воодушевление.
– Если ты так считаешь…
– Да, именно так и считаю!
Эблинг с трудом мог удержаться от искушения поинтересоваться, о чем вообще шла речь. Он уже уяснил, что мог нести что угодно, если только не задавал никаких вопросов. Стоило ему о чем-нибудь спросить, как у собеседников сразу же возникали подозрения. Вчера та самая женщина, чей грубый голос ему так понравился, немедленно заявила, что он – не Ральф, стоило ему только попросить напомнить, как называлось то место в Андалузии, где они были летом три года тому назад. Видимо, таким образом ему ничего не удастся выяснить. Как-то раз он остановился у афиши нового фильма с Ральфом Таннером: на мгновение его посетила мысль, что у него мог оказаться номер известного актера, что вот уже неделю он общался именно с его друзьями, коллегами и любовницами. Голова у Эблинга пошла кругом. Исключать такую вероятность тоже было нельзя: голоса у них и впрямь были похожи. Но затем, покачав головой и усмехнувшись, Эблинг побрел дальше. В любом случае, долго это продлиться не могло. Он не тешил себя иллюзиями: рано или поздно ошибку должны были исправить, и тогда телефон умолкнет.
– А, это снова ты. Я не мог встретиться с тобой в «Пантагрюэле». Она ко мне вернулась.
– Кто, Катя? Ты хочешь сказать… вы снова вместе?
Кивнув, Эблинг записал имя на бумажке. Он предполагал, что женщину, с которой он говорил в тот момент, звали Карла, но не располагал достаточным количеством улик, чтобы рискнуть обратиться к ней по имени. Жаль, что нынче все уже утратили привычку представляться по телефону: поскольку номер высвечивался на экране, звонящий исходил из того, что собеседник уже в курсе, кто его беспокоит.
– Я тебе этого не прощу.
– Мне очень жаль.
– Чушь! Тебе ни капельки не жаль!
– Что ж, – усмехнувшись, Эблинг облокотился о стенку разобранного шкафа. – Может, и нет. Она просто потрясающая.
Собеседница принялась кричать на него, проклинать, угрожать, затем расплакалась. Но поскольку всю эту кашу заварил не он, а Ральф, Эблинг мог ни о чем не переживать. Он слушал ее, а сердце у него колотилось. Еще никогда в жизни он не был так близок со столь волнительной женщиной.
– Возьми себя в руки! – строго сказал он. – Ты прекрасно знаешь, ничего бы не вышло!
После того как она бросила трубку, он еще некоторое время стоял и его слегка пошатывало от волнения. Эблинг вслушивался в тишину, словно пытаясь уловить далекие всхлипы Карлы.
На кухне он встретил жену – и замер от удивления. На мгновение Эльке показалась ему пришелицей из другого мира, из какого-то сна, не имевшего ничего общего с реальной жизнью. Той ночью он вновь притянул ее к себе, а она, поколебавшись, снова поддалась. Лежа на ней, он представлял себе Карлу, совершенно беспомощную от желания.
На другой день, оставшись дома один, он впервые попробовал перезвонить на один из тех номеров, с которых с ним пытались связаться.
– Это я. Просто хотел поинтересоваться, все ли в порядке.
– Кто мне звонит? – спросил в ответ мужской голос.
– Это Ральф!
– Какой еще Ральф?
Эблинг быстро повесил трубку и набрал кому-то еще.
– Боже, Ральф! Я вчера пытался тебе… Пытался… Я…
– Помедленней! – произнес Эблинг, разочарованный тем, что на том конце провода вновь оказался мужчина. – В чем дело?
– Я так больше не могу.
– Ну так завязывай с этим.
– Выхода нет.
– Выход есть всегда, – не смог сдержать зевоту Эблинг.
– Ральф, ты что, хочешь сказать, что я… должен наконец за все поплатиться? Что надо идти до конца?
Эблинг принялся переключать каналы, но и тут ему не везло: по каждому либо играли разную народную музыку, либо показывали стругавших столешницы столяров и повторы сериалов восьмидесятых годов. Унылый репертуар для тех, кто после обеда дома. Почему он вообще смотрел телевизор, почему был дома, а не на работе? Могло быть так, что он просто забыл на нее пойти?
– Я проглочу целую пачку, так и знай!
– Валяй, глотай, – Эблинг потянулся за книгой, лежавшей на столе. Мигель Ауристус Бланкус «Путь Я к самому себе». Солнечный диск на обложке. Это его жена такое читала; Эблинг с отвращением отложил книгу в сторону.
– Тебе всегда везет, Ральф. Вечно все тебе достается. Ты не имеешь понятия, каково это – быть вечно вторым. Одним из многих. Человеком третьего сорта. Тебе это неведомо!
– Да, верно.
– Я сделаю это, я не шучу!
На случай, если несчастный вздумает ему вдруг перезвонить, он отключил телефон.
Той ночью ему снились зайцы. Большие зайцы. Смотреть на них было неприятно: они лезли из густого подлеска, больше напоминали грязных оборванцев, чем милых мультяшных созданий, и пялились на него горящими глазами. Позади в зарослях что-то хрустнуло; он обернулся, но стоило ему пошевелиться, как все рухнуло, окружавшая его действительность рассеялась, и он услышал, как Эльке бурчит, что хочет, наконец, свою собственную спальню – нельзя же, в самом деле, так громко сопеть.
Начиная со следующего дня телефон молчал. Эблинг прислушивался, ждал, но тот и не думал звонить. Когда наконец в начале рабочего дня раздался звонок, на проводе был всего-навсего его шеф, интересовавшийся, почему сотрудника уже второй день нет на работе, не нужно ли ему что и не затерялся ли где-нибудь в пути его бюллетень. Эблинг извинился, в подтверждение своих слов покашлял, но как только услышал от начальника, что ничего страшного в том нет, со всеми случается, волноваться не стоит, он все-таки заслуженный работник и в коллективе знают ему цену, на глазах у него выступили слезы ярости.