– Я могу забронировать для вас билет с открытой датой. Но это обойдется вам дороже.
– Дороже, чем в один конец?
– Нет, в один конец лететь дороже всего.
– Но где же логика? – удивилась Розалия.
– Прошу прощения?
– Это совершенно нелогично.
– Уважаемая, – служащий на проводе откашлялся. – У нас здесь турфирма. Мы не устанавливаем цены. И не имеем понятия, из чего они складываются. Моя подруга работает в авиакомпании – так вот, даже она этого не понимает. Не так давно мне попадался рейс на Чикаго, в котором билет бизнес-класса стоил дешевле, чем эконом. Клиентка тоже потребовала у меня объяснений, как так могло выйти. Что я ей ответил? «Уважаемая, если я буду задаваться такими вопросами, чего доброго, потеряю рассудок». Спросите у Интернета. Я тоже так делаю, когда у меня есть вопросы. В наше время все так делают!
– И что, всегда был такой порядок цен?
По молчанию в трубке Розалия поняла, что и этим вопросом сотрудник агентства задаваться не хотел бы. Она уже не раз замечала, что людей моложе тридцати совершенно не интересует, отчего в мире все так устроено.
– Так вот, мне билет в один конец.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– Каким классом? Бизнес?
Тут Розалия призадумалась. Но расстояние было небольшое – к чему лишние траты?
– Эконом.
Юноша что-то бормочет себе под нос, стучит по клавиатуре, снова бормочет, снова стучит – и вот по истечении долгих пятнадцати минут у нее наконец есть билет.
– К сожалению, – сообщил он, – отправить его по электронной почте не выйдет. Письма не уходят, и все тут. Могу только отправить к вам курьера – однако это обойдется вам еще дороже.
– Да отправляйте уже, – отвечает ему Розалия; нет, теперь уже с нее и впрямь довольно.
Положив трубку, она вдруг сознает, что теперь ничто на этой земле ее больше не должно волновать. Ни текущий кран, из-за которого она давно уже собиралась вызвать сантехника, ни мокрое пятно в ванной, ни соседский мальчишка, всякий раз глядящий в ее окно с таким вызовом, словно собирается в один прекрасный день ее обчистить, – все это уже не имеет никакого значения. Пусть об этом позаботятся другие – или никто. Все осталось в прошлом.
Тем же вечером она позвонила единственному человеку, которому хотела бы обо всем рассказать.
– Ты где? – спросила она.
– В Сан-Франциско, – ответила Лара Гаспар.
– В таком случае, болтовня по телефону может дорого тебе обойтись, не так ли?
Вот же странное дело: теперь практически с любым человеком можно связаться, где бы он ни находился, и даже не обязательно знать, где он, – словно само пространство уже не то, каким было когда-то. С одной стороны, ей было слегка не по себе, но с другой, Розалия была даже рада возможности поговорить со своей многомудрой племянницей.
– Даже и не думай. Но что с тобой? Голос у тебя какой-то странный!
Сглотнув, Розалия рассказала ей обо всем – и события вдруг начали казаться ей какими-то ненастоящими, инсценированными, словно то была не ее собственная жизнь, а чья-то еще, или всю эту историю просто-напросто кто-то выдумал. Кончив, она даже и не знала, что еще сказать. Отчего-то ей стало стыдно, и она в растерянности замолчала.
– Господи Боже, – произнесла Лара.
– Считаешь, я поступила неправильно?
– Что-то неправильное в этом есть. Но что именно, сказать сложно. Ты собираешься ехать одна?
Розалия кивнула.
– Не поступай так. Давай я поеду с тобой.
– Ни в коем случае.
Некоторое время обе они не говорили ни слова. Розалия понимает, что Лара, в свою очередь, понимает, что будь она немного понастойчивей, тетушка поддалась бы на уговоры – да Лара и сама понимает, что тетушка это понимает; но Розалия к тому же понимает, что у Лары на это не хватит сил – по крайней мере, не сейчас, вот так, с наскока, без подготовки, – а потому обе они делают вид, будто все решено, и ничего уже поделать нельзя.
Они еще долго беседовали, вечно повторяясь и заполняя эфир долгими паузами: говорили о жизни, о детстве, о Боге, о смерти, Страшном суде, аде и рае. Розалия то и дело думала, что все-таки не стоило никому звонить, что больше всего ей хотелось бы повесить трубку, но, разумеется, придется им еще побеседовать какое-то время, потому что на самом деле ей вовсе не хочется вешать трубку. В какой-то момент Лара начала тихо всхлипывать, и Розалия, как ей самой показалось, весьма мужественно и непринужденно с ней распрощалась – а потом не выдержала, и все началось с начала, и они проговорили еще целый час. «Не надо было этого делать, – подумала потом Розалия. – О таких вещах не рассказывают: нельзя обременять этим других». Вот что в ее поступке было неправильного, вот что имела в виду ее мудрая племянница. Такие поступки совершают в одиночку – или не совершают вообще.
Выходные пролетели на удивление легко – за исключением лихорадочных сновидений, до того наполненных людьми, голосами и событиями, словно весь кроющийся в душе ее мир стремился в последний раз вырваться наружу. Сны эти свидетельствовали о том, что она вовсе не так уж спокойна, как самой ей кажется днем. Утром в понедельник она решает перво-наперво собрать чемодан. Ей приходится призвать себя к порядку, поскольку путешествовать совсем уж без багажа кажется ей неправильным и странным.
И вот, сидя в такси, везущем ее в аэропорт, и глядя на мелькающие за окном дома, по крышам которых пляшут первые солнечные лучи, Розалия предпринимает еще одну попытку поговорить со мной.
– Неужто нет совсем никаких шансов? – спрашивает она. – Ведь все в твоих руках! Так дай мне пожить!
– Нет, не выйдет, – в растерянности отвечаю я. – Розалия, в том, что с тобой происходит, твое предназначение. Для этого я тебя и выдумал. Чисто теоретически я мог бы вмешаться, но тогда все это не имело бы никакого смысла! А потому – не могу.
– Глупости, – отвечает мне она. – Все это просто отговорки. Когда-нибудь придет и твой черед и ты тоже взмолишься, как я.
– Но это же совсем другое дело!
– И откажешься понимать, почему для тебя не могут сделать исключения.
– Такие вещи сравнивать нельзя. Ты – плод моего воображения, а я…
– Да-да?
– Я настоящий!
– Ах вот как! И что же?
– Доверься мне. Больно не будет. Уж, по крайней мере, об этом я позаботиться могу, я тебе обещаю. В моем рассказе…
– Прошу прощения, но чихать я хотела на твой рассказ. Может, он вообще выйдет никуда не годным!
Во мне вскипает злость, но я молчу. А чтобы Розалия не начала вновь ко мне приставать, устраиваю так, что пару минут спустя она уже прибывает в аэропорт: машина мчалась с невероятной скоростью, улицы слились и превратились в красочный переполох – и вот старушка уже выходит из такси. Очереди на регистрацию нет, контроль она проходит быстро – и не успела Розалия и глазом моргнуть, как она уже сидит рядом с гейтом, окруженная бизнесменами и ребятишками. Наша беседа отошла в ее сознании на второй план, и она уже даже не знает, действительно ли я ей отвечал или она додумала все за меня сама.
Рейс задерживается. Самолеты вечно задерживаются, всегда, без исключения – с этим даже я ничего не могу поделать. Итак, Розалия сидит в зале ожидания. В окна, мягко скользя, проникают лучи солнца. Если до этого она не испытывала страха, тут ее словно парализовало от ужаса.
Именно в этот момент объявляют посадку на Цюрих: все, началось. Розалия приподнимается с места, и пассажирка с того же рейса спрашивает, не нужна ли ей помощь. На самом деле не нужна, но с чего бы ей отказываться от дружелюбия и поддержки? И Розалия позволяет проводить себя в салон.
По счастью, ей досталось место у окна. Она решает, что не упустит ни единого мгновения, будет глядеть наружу так, словно все может забрать с собой. Как хорошо под самый конец взять – да и перелететь через Альпы! Самолет выруливает на взлетную полосу, заводятся моторы…
И Розалия просыпается, когда машина уже идет на посадку, а сила торможения вдавливает в нее ремень. Уши болят; она потирает лоб. Неужто она и впрямь – вот так вот, целый рейс?.. Невозможно поверить. Снаружи под серым – без единого проблеска – небом тянется посадочная полоса. Увы, но это так: она все проспала.
– Разве мы уже на месте? – спрашивает она у соседа.
– Мы в Базеле, – качает головой тот.
– Где?!
– Над Цюрихом туман, – поясняет он, глядя на Розалию так, будто это она во всем виновата. – Пришлось сесть в Базеле.
Уставившись в спинку кресла перед собой, Розалия собирается с мыслями. Что происходит? Может, это и есть тот самый нежданный поворот событий, призванный спасти ей жизнь? Не я ли это вмешался и прервал ее путешествие?
– Но Розалия, ведь у тебя рак, – отвечаю ей я. – Ты в любом случае умрешь. И даже если твое путешествие вдруг прервется, тебя это не спасет.
– Да, но рассказ мог бы выйти совершенно иной, – отвечает мне она. – Например, я могла бы за оставшиеся две недели вкусить, какова жизнь на самом деле. Сделать что-то, чего не делала еще никогда. Могла бы получиться одна из тех историй, в которых говорится, что мы никогда не ценим того, что происходит с нами в настоящий момент, и жить надо так, словно через пару дней все закончится. Вполне позитивная и… Как оно там называется?
– Жизнеутверждающая. Это называется «жизнеутверждающая история».
– Вот именно!
– Розалия, сейчас авиакомпания предложит тебе две опции: либо лететь дальше до Цюриха, правда, непонятно когда, поскольку туман над городом сгустился очень уж плотный, либо ехать поездом. Это тебе вполне по силам. Ты выберешь поезд. Никакая это не жизнеутверждающая история. Если ее и можно как-то охарактеризовать, то она носит скорее богословский характер.
– Это еще почему?
Я молчу.
– Так почему все-таки богословский? – повторяет она. – Что ты имеешь в виду?
Я молчу.
– Ну, полно вам, – обращается к ней сосед. – Не так уж все и плохо. Доберетесь вы до своего Цюриха, осталось недалеко. Плакать только из-за этого не стоит.