Был и такой случай. В первых числах августа в землянку Говорова на берегу Ново-Ладожского канала недалеко от Рабочего поселка № 2 вошел майор и представился:
— Командир сто шестого инженерного батальона…
— Здравствуйте, товарищ Соломахин, — приветствовал его командующий. — Мне доложили, что вы предлагаете ночную атаку своим батальоном высоты у Синявина. Это серьезно продуманное предложение или горячая затея?
— Товарищ командующий! Дневные атаки высоты пехоте до сих пор не удавались. Немцам с высоты виден каждый наш шаг. А саперы привыкли к ночным действиям. Наш батальон атакует высоту ночью и затем передаст ее пехоте.
— Коротко, но не все ясно, — промолвил командующий, разглядывая Соломахина. Плотная фигура, близко посаженные черные глаза под очками. Немолод. Спокоен.
— Как вы готовитесь к атаке?
— Мы построили в районе Колтушей точную копию немецких укреплений на Чертовой высоте и уже несколько ночей тренируемся, готовимся к траншейному бою. Каждый взвод знает наизусть свой отрезок траншеи, где расположены ходы сообщений, где «лисьи норы». Через болото на дистанцию броска в атаку мы поползем. Артподготовки нам не надо.
— Вы лично пойдете с батальоном?
— И комиссар. И весь штаб, товарищ командующий.
— Вам известно, что на этой высоте находятся артиллерийские наблюдательные пункты противника? Они корректируют оттуда огонь по железнодорожным эшелонам, идущим в Ленинград.
— Да, известно. А обороняют эту высоту около двух рот противника. Мы уничтожим их!
Последние слова Соломахин сказал жестко и холодно, уверенно глядя на командующего.
— Хорошо. Разрешаю этот бой. Вашу подготовку проверю.
…Это был жестокий рукопашный бой в темноте, в узких траншеях, «лисьих норах», блиндажах. Отточенная лопата и нож заменяли штык. Сама атака заняла двадцать минут, но ползли саперы по болоту три часа. Рота гитлеровцев была истреблена полностью, высота занята. То, что не удавалось нескольким полкам при поддержке артиллерии и авиации, сделал один батальон саперов.
Днем Говоров передал по радио через штаб приказ Соломахину, отбивавшему контратаки немцев, о награждении его орденом Суворова III степени, а всех командиров рот — орденами Красного Знамени. Орденами и медалями были награждены и бойцы батальона.
После вывода батальона Соломахина из боя Говоров вызвал комбата и внимательно выслушал его рассказ о ночном штурме.
В музее А. В. Суворова и сейчас стоит макет атаки Чертовой высоты 106-м инженерным батальоном.
Туманная с изморозью ночь на пятнадцатое января сорок четвертого года. Ночь как будто такая же бессонно-настороженная, как и два года назад по всей полосе искалеченных южных окраин Ленинграда — от изрубленного снарядами Шереметьевского парка до развалин Пулковской обсерватории и одиноких печных труб на Средней Рогатке. В здании штаба фронта в Смольном так же, как всегда, горит свет, хотя этого снаружи не видно, окна темны.
Да нет, конечно, сегодня другая ночь! Раньше перед рассветом лишь одиночки снайперы пробирались поближе к немецким траншеям с пачкой патронов.
Сегодня в густом тумане, чуть звякая оружием, к Пулкову идут и идут с приглушенным гулом колонны гвардейских дивизий генерала Симоняка и расходятся по глубоким траншеям в сотне метров от врага. Разведчики и саперы даже слышат частые тревожные команды гитлеровских офицеров: «Ахтунг!..»
Вчера с Ораниенбаумского плацдарма начала наступление 2-я Ударная армия генерала И. И. Федюнинского. Сегодня навстречу ей наносит главный удар 42-я армия И. И. Масленникова.
Еще вчера горожане внимательно и подолгу вслушивались в грохот артиллерии, догадывались: началось! Как бесконечно долго ждали этого дня!
С этого дня крупные наступательные операции ленинградцев следовали одна за другой. За разгромом немцев под Урицком и Ропшей были разгромы в Гатчине, подо Мгой, Лугой, Нарвой, в Эстонии. В каждой из крупных операций виден и почерк войск, прошедших огни и воды легендарной эпопеи, и командования армий, фронта. В деятельности Говорова в этот период еще рельефнее проступали его реальный, глубоко продуманный расчет, внимание к личной практике солдата и командира на поле боя, умение совершать быстрый маневр при изменении обстановки.
Сложная и скрытная переброска целой армии через Финский залив на Ораниенбаумский плацдарм потребовала и точнейших математических расчетов, и сложнейшей организации взаимодействия войск с флотом. Снова Говоров создал огромную плотность артиллерии на участках прорыва — более ста пятидесяти орудий на каждый километр фронта. Снова долго и упорно тренировал все рода войск в штурмовых действиях. Снова лично бывал на самых главных участках. На Ораниенбаумский плацдарм шел на тральщике через залив, обратно летел в тумане, коротко говоря летчику: «Мне надо быть сегодня в городе, надо вам как-то отыскать аэродром…»
Характерна стремительность действий войск при прорыве финского укрепленного района на Карельском перешейке летом сорок четвертого. В этой операции огромная масса артиллерии (3-й корпус прорыва полковника Н. Н. Жданова) совершила быстрый маневр на Приморский фланг противника. А в первых числах сентября стотысячная 2-я Ударная армия, совершив марш из-под города Нарвы на юг вдоль Чудского озера, скрытно переправилась через трехкилометровую межозерную протоку — Теплое озеро — и нанесла по врагу внезапный удар в Эстонии…
Завершающие сражения за город Ленина вели войска нескольких фронтов, весь советский народ. Среди многих полководцев Советской Армии, заслуживших глубокое уважение народа за ум, доблесть в ленинградской эпопее, имя Говорова занимает видное место. Ему в январе 1945 года было присвоено звание Героя Советского Союза. Он руководил войсками Ленинградского фронта до конца войны. День победы застал его уже на берегу Балтийского моря у Либавы, где двадцать дивизий группы армий «Север», именуемые к тому времени Курляндской группой войск, разгромленные и прижатые к морю, подняли белый флаг полной капитуляции. Там на сборный пункт пленных явились битые под Ленинградом генералы Гитлера: последний, еще не отстраненный командующий группой армий генерал-полковник Гильперт со своим начальником штаба Фёрчем и всем штабом, командующие 16-й армией генерал горно-стрелковых войск Фолькамер фон Кирхензитенбах, 18-й армией — генерал пехоты Беге, более сорока генералов всех родов войск…
На опросах в Литве гитлеровских пленных Л. А. Говоров недовольно, словно экзаменатор, двигал по своей привычке локтями на столе, если немецкие генералы увиливали от ответов на четкие и ясные вопросы о действиях подчиненных им войск.
В таких случаях он коротко и сердито говорил:
— Генерал может идти, его военный путь закончен…
Фашистские генералы были очень удивлены тем, что маршал Говоров знает численность и состояние их армий и дивизий намного детальнее, чем они сами.
Зима. Начало 1955 года. Подмосковный санаторий «Барвиха». Из окон комнаты, где лежит смертельно больной главнокомандующий войсками ПВО страны Говоров, ему видны лишь запорошенные снегом родные березы.
Он понимает близость конца, видит безрезультатность лечения, но тяжелее всего переживает свою вынужденную бездеятельность, чего никогда не мог терпеть. Не все, не все завершено из того, что он хотел сделать, создать. Он не может, не умеет бесцельно думать даже сейчас. Взгляд останавливается на книгах, журналах, которые лежат рядом с постелью. Здесь и последние материалы о зарубежной технике ракетных войск, и книги по философии. Лидия Ивановна, жена, знает, что бесполезно уговаривать его не читать. Он погладит ее руку, потом спросит о младшем любимом сынишке-баловне, которому только одиннадцатый год: «А где наш малой? Приведи его ко мне…» — и снова возьмется за книгу.
Девятнадцатого марта Леонид Александрович долго метался в полубессознательном состоянии, потом пришел в себя, весь как-то собрался, попросил Лидию Ивановну причесать его и позвать старшего сына. Он хотел, чтобы они записали под его диктовку письмо Центральному Комитету, кандидатом в члены которого его избрали на партийном съезде. Но видя, что это выше их сил, Говоров потребовал немедленно вызвать своего адъютанта А. В. Романова. Напрягая всю силу воли, чтобы не потерять сознание, он передал благодарность партии, которая открыла ему дорогу в большую жизнь, оценила его ум и талант, воспитала народным героем, сказал, что должен был бы сделать больше, но сделал то, что успел, смог.
Леонид Александрович что-то говорил еще родным. И лишь через десять минут, когда адъютант доложил ему, что передал по телефону продиктованное, Говоров потерял сознание.
И. ФрантишевКОМБРИГ ХРУСТИЦКИЙ
Генерал Симоняк, заложив руки за спину, не спеша ходил по избе. Был он высок ростом, широк в плечах. Не глядя на собеседника, хмуро спросил:
— Не слышал, подполковник, как о ваших танках говорят?..
И не ожидая ответа командира танковой бригады Хрустицкого, явно подражая кому-то, сказал:
— Та це ж рази танки? Их не то что из пушки — из рогатки подобьешь.
Комбриг неопределенно пожал плечами. Он не собирался расхваливать боевые машины, которые не считал совершенными. Действительно, танки Т-60 казались карликами рядом с такими исполинами, как КВ или Т-34, способными сокрушать прочнейшие вражеские укрепления. Но были у его «малюток» и свои преимущества, о которых тоже не следовало забывать.
— Кажется, Суворов говорил: там, где пройдет олень, пройдет и русский солдат, а там, где оленю дороги нет, все равно солдат пройдет… За точность слов не ручаюсь, товарищ генерал, а смысл именно такой.
— Это вы к чему, подполковник?
— А к тому, что наш танк как русский солдат… И Неву стрелой проскочит, и в торфяных болотах на левом берегу не завязнет…