— Ляг, — сказал Коля брату. Он сам медленно и осторожно насадился на его член и задвигал бедрами.
— Ааа, ну чо, молодцы. Только не забудьте вот такую позу, когда он сидит на краю кровати, а ты сверху, лицом к камере. Хочу продать ваш ролик немецким фашистам.
— А ты бывалый, — ответил украинский Дима. — И часто смотришь гей-прон?
— Не чаще тебя.
— А хули не дрочишь?
— Да не стоит на вас, на пидаров.
— А я думаю, ты тупо импотент, — Дима впился пальцами в бедра брата и насаживал его в полную силу. — Ты, сука, злобный импотент, у которого единственная радость его никчемной жизни — унижать украинского парня и тыкаться крысиной харей в интернет. Я просто хочу, чтобы ты понял, как я презираю такое говно, как ты.
— Кстати, о говне, отмываться будешь долго, замарашка. Твой брательник, походу, подмываться ваще не умеет.
— Вот не надо, я помыл там внутри, — возразил Коля.
— Ну, понятно, евроценности растут и крепнут вместе с еврогигиеной. — Москаль потянулся за Рильке. — Разбудите меня, когда дело дойдет до камшота[21]. Кадр я вам, считай, уже поставил.
— Я щас кончу, — Коля соскочил с брата и повернулся лицом к камере. — Вставь мне сзади.
Брат въехал в него на всю длину, Коля напрягся, вскрикнул и стрельнул спермой в ноутбук.
— Камеру протри, дебил, — ворчал Москаль.
Коля протер камеру краем подушки.
— Так, старший укроп, теперь ляг на спину, а младший пусть возьмет в рот.
Коля послушно принял в рот горьковатый член брата, пытаясь подавить рвотный рефлекс.
— Еби его ртом, сука, всё собери.
— А ты хули раскомандовался? — огрызнулся Дима. — Без тебя отсосет.
— Мне жаль это говорить, но твой младший вчера официально признал себя моим рабом. Кто ты, Коленька, скажи!
— Я твой анальный раб, — сказал Коля, дроча брату.
— Не, ну пиздец, так бы и убил из жалости. — Москаль прикрыл лицо книжкой.
— Вот видишь, тебе не похуй, — Коля сделал пальцы сердечком.
— Ну ты тупая лалка, — Москаль уронил сборник и прикрылся стаканом, он смеялся.
— Идите оба на хуй, — Дима оттолкнул младшего, схватил свои трусы и вышел.
— А ты чем-то похож на Ляшка в юности, только светленький и прическа другая, — сказал Москаль. — Недаром говорят, что все пидорасы на одно лицо.
— У него лысина, фу, — Коля потянулся за влажной салфеткой.
— Ну что ты там вытираешь, иди помойся, я подожду.
Коля вернулся из душа со стоячим членом, он еще раз подрочил перед камерой, Москаль на этот раз уже не стебался, а печально смотрел на него, вертя в руках стакан. Кончив, Коля лег ничком перед ноутбуком, положил подбородок на руки и уставился на своего мучителя добрыми глупыми глазами.
— Лалка, тебе правда нравится так унижаться? — спросил московский Дима. — Или ты это делаешь только из-за меня?
— Мне это совсем не нравится, — сказал зачем-то Коля. — А унижаюсь я только потому, что я блядь, и ты мне за это платишь. Не думай, пожалуйста, что ты такой типа Оверлорд, а я при виде тебя вся теку, как Альбедо.
— Иди-ка обратно в свой детсад, — Москаль вырубил комп.
Коля знал номер его мобильного из контактов на сайте. Москаль взял трубку со второго раза.
— Ааа, это ты. То-то я гляжу, номер странный. Решил меня добить пранками во славу плети?
— Ты мне очень нравишься, — сказал Коля. — Пожалуйста, будь со мной помягче.
— Да зачем мне быть с тобой помягче, глупая Коля, если ты только от плетки спускаешь? Ладно, завтра после одиннадцати меня набери. И вот не надо этих пятидесяти оттенков бабьего маразма, что ты ноешь, как пизда пробитая? Все, я — спать.
— Вот тебе бы я точно не дал, у моего Димки больше.
— А еще у твоего Димки яйца вместо лобных долей. Все, спи уже.
Проснулся Коля от звонка с незнакомого номера.
— Дмитрук Николай Олегович? Это СБУ вас беспокоит, — сказал мужчина, едва сдерживая смех. — Вам нужно проехать к нам для небольшой очень интимной беседы.
— Малолетним пранкерам не даю, — Коля нажал на отбой.
— Сегодня мне позвонил какой-то малолетний дебил, — рассказывал Коля вечером на твиче. — И сам же еще ржал в трубку. Как будто в Службе Безпеки говорят на вашей поганой москальской мове.
Оказалось, что это не так.
Сержант СБУ при полном параде не поленился доехать на личном автомобиле до владений семьи Дмитрук. Родители уже были дома, причем отец — абсолютно трезвый и злой, так как сегодня посещал Державну Службу Занятости и остался в пролете.
Дом обступили непонятные личности, от которых разило зверятиной, они измазали жовто-блакитной краской все стены снизу и забор, несколько раз написали черной краской «пидор» и сломали почтовый ящик. Коле пришлось выйти к ним, чтобы они не замазали дорогие окна и, не дай бог, не подожгли чего. Гости ссали на фундамент и объясняли Коле, что он больной на голову петух, который позорит всю нацию, и ему лучше убиться, чем так жить.
— Я убью себя тринадцатого числа! — крикнул Коля, пытаясь переорать их голоса. — В двенадцать дня, на Майдане, под колонной! Я правда это сделаю, я не вру! Я выполняю все, что обещал!
— Сначала мы тебя отмудохаем, а потом убивай, если сможешь руками двигать. — Рослый брюнет с породистым римским носом повалил его на землю и пнул несколько раз под ребра и по печени, Коля не сопротивлялся. Остальные тоже приложились по разу, а было их, наверное, человек двенадцать, Коля только прикрывал лицо руками, чтобы они, не дай бог, не выбили чего. Один, низенький и рыжий, все пытался отодрать его руки от лица и попортить его, чтобы кацапам стало противно спускать на уродливую харю. Коля очень боялся за брата и за родителей, мелькнула мысль, что все будет как в Одессе тогда весной.
Когда над ним склонился сотрудник СБУ, Коля был почти рад, что он приехал. Шпана нехотя отошла от предателя, никто не испытывал уважения к СБУ, на самом деле сержант сам сильно рисковал, приехав сюда.
— Все должно быть по закону, — успокаивал СБУшник, показывая всем удостоверение. — Сами с этим задротом разберемся, мало не покажется.
«Галичанские дворняги» ушли, оставив вытоптанную траву, окурки и вонь уайт-спирита.
Лицо Коли все-таки не пострадало, только на затылке вспухла большая шишка и все тело было в гематомах, сержант сначала осмотрел его, ощупал, поставил на ноги и спросил, не тошнит ли. Коле от такой заботы стало не по себе.
— Пожалуйста, не говорите маме, — взмолился он. — Я все что хотите сделаю, только не рассказывайте им. Я могу отсидеть за что-то другое.
— Нужен ты кому… — СБУшник погладил его по голове и увел в дом.
Мать и отец сидели в своей кухне-гостиной с каменными лицами в ярком свете диодов. Сержант открыл свой ноутбук и показывал им ролики из блога Москаля:
— Не волнуйтесь, этому человеку уже запрещен въезд на территорию Украины. Следите за своим сыном получше, я уже понял, что он у вас с приветом, мы утром всем отделом угорали, потом до обеда работать не могли. Дела, конечно, не будет.
Мать машинально кивнула.
— Проблема тут не в том, что делает ваш сын, он сам себя контролировать не может. Проблема в вашей личной безопасности. Я не могу гарантировать, что завтра не придет сто или двести человек, которые вас разорвут на мелкие куски.
— Может, они подождут, успокоятся? — перебила его мать.
— Успокоятся, даже наверняка. Но сначала его успокоят, вместе с вами. Какой там у него диагноз?
— У меня записано, — мать рванулась к буфету.
— Да не важно. Просто объясните детям, что нельзя думать только о себе. Пусть подумают о вас и о соседях.
— Олег, вези его в травму, — скомандовала мать, когда сержант уехал.
— Не надо в травму, я у вас немножко полежу и приду в себя, — попросил Коля.
— Ты не полежишь, — подал голос отец. — Ты соберешь свое поганое барахло и уйдешь из моего дома. Такой сын нам не нужен.
— Что ты брешешь, старый дурак? — мать встала между ними.
— Мне не нужен такой сын. Лучше бы ты сделала аборт. Он и Димку нам испортил.
Коля сообразил, что Димка все это время отсиживался у себя наверху. Несмотря на то, что Дима вставлял брату, в глазах отца он оставался ангелом. Видно, активов папа за пидоров не считал.
— Я соберу вещи.
— Сиди, малахольный, батя сам не понял, чего несет, — мать толкнула его обратно на диван. Слышно было, как Дима ходит наверху.
— Мамочка, у меня есть деньги, я уеду на некоторое время, пока все не устаканится.
Друзей у Коли не было, знакомые вряд ли согласились бы пустить его к себе. Те два ролика уже расползлись по всему рунету, хоть их и прикрывали из-за порнографического содержания. Даже на порнолабе раздача была «закрыта по просьбе правообладателя».
Родственники в Полтаве не желали принимать Колю, Димкин бывший отказался пустить спалившуюся пассивку на несколько дней. «Просто потому, что я не дура и не лесбиянка, — объяснил Вова. — А сам приходи когда хочешь».
Не было гарантии, что там, куда Коля приедет, этот ролик еще не смотрели. Он мог бы поехать к бабушке, но она жила в двухкомнатной квартирке с тетей и ее детьми, которые уже видели ролик, звонили и возмущались. Пришлось остаться дома.
Коля сунулся на твич, но его канал заблокировали, похоже, навсегда. Он дико скучал по русским парням, которые его опускали, по твичу и по своей уютненькой помоечке, даже нашел в скайпе Светика и Проктолога. Проктолог сначала ляпнул «Приезжай, я тебя устрою», потом спохватился: «Не выйдет, ты же не умеешь ни хера».
Светик долго переписывался с саппортом твича, он объяснял, что украинский стример Николай не показывал на канале порно, на самом деле с ним подло и нечестно поступили местные гомофобы, украв и выложив в сеть приватное общение по скайпу с его близким другом. После этого бедного мальчика подвергли коллективной травле, избили и сдали властям. Саппорт нехотя сдался, отметив высокий уровень гомофобии и насилия в славянских странах. Наверное, в поддержке сидел гей, который пожалел красивого мальчика, признав за одного из своих. И когда канал триумфально вернули, кто-то написал в чате: «I like you very much». Коля ответил, что ему это очень приятно, и сделал пальцы сердечком. Его уже почти не опускали, деньги приходили понемногу, но стабильно, на канале появились даже настоящие девушки, которые спрашивали, больно ли ему было и как оно — когда парень любит парня. Коля охотно отвечал, инструктаж и обмен впечатлениями затягивался на долгие часы. Москаль заявил, что канал превратился в бабское говно, ушел с твича и больше не отвечал в скайпе.