Он понимал, что Москалю, возможно, действительно совсем похуй, но перспектива вышибить себе мозги перед ним возбуждала Колю, как самурая далекой эпохи Токугава, который был готов ежедневно жертвовать телом для своего господина и каждый день представлял, как вспарывает себе живот. Вспороть живот складным ножом из «Авроры» Коля уже пытался, причем по совету того же Москаля. Это Москаль в июне рассказал про русского студента-либерала, который включил в военкомате украинский гимн. Коля как сейчас помнил слова Москаля: «Такой чокнутый япономан, как ты, непременно должен сделать сэппуку, чтобы не послали в зону АТО. Ну или порвать себе кишку бутылкой из-под шампанского. А лучше все сразу».
Когда Коля вернулся из больницы в начале августа, Москаль еще потребовал отрубить фалангу мизинца в знак верности, но Коля отказался, так что Москаль мучил его целый месяц, не заходя на канал и отшивая его в блоге. Только сломанная правая рука заставила тогда Москаля сменить гнев на милость: он требовал, чтобы хохленочек поиграл, нажимая кнопку мыши языком.
Перебрав в памяти все приятные воспоминания, связанные с любимым (когда он резал, простреливал, ломал и ебал себя бутылкой для него), Коля уставился на высокие своды потолка со старинными бронзовыми люстрами, во всех подробностях рассмотрел полуколонны, огромные окна с частым переплетом, каждый завиток богатого орнамента. Сейчас только четыре утра, до двенадцати делать совершенно нечего. Можно поесть где-нибудь, но тогда потом, когда он прострелит себе висок, может произойти кое-что некрасивое, так опозориться он не должен.
Было так скучно, что Коля чуть не застрелился прямо в зале ожидания. В девять утра он умылся, причесался, отковырял остатки коросты со лба, сменил футболку. Очень хотелось есть и спать, он вырубился на минуту даже стоя. Поймав на себе заинтересованный взгляд девушки с чемоданом, он очнулся, добрел до первой свободной скамейки и заснул.
На смартфоне 11:50, он проспал! Метро — не вариант, дольше провозится, если бежать, то не успеет, а еще вспотеет и будет выглядеть как дурак. Коля рванул к такси, которые стояли рядом на площади, и в 12:02 уже был на Майдане.
Первое, что он заметил — фургончик Еспресо-тв на месте своего предполагаемого суицида. Рядом собралась группа молодых людей с замотанными мордами, Коля узнал по курткам и по фигурам рыжего и брюнета, который пинал его первым. Убивать себя перед этой сволочью резко расхотелось.
Корреспондентка Еспресо брала интервью у похожего на политика мужчины в драповом пальто, темно-синем дорогом костюме и галстуке. Мужчина что-то обстоятельно объяснял, указывая время от времени на колонну. Интервью на Майдане были делом обычным, Коля и сам давал тут интервью позапрошлой осенью, когда отправился со старшим стоять за ассоциацию с Евросоюзом и был впервые избит, тогда еще парнями из «Беркута».
Коля накинул на голову капюшон худи, чтобы его не заметили раньше времени. Он все еще надеялся найти тут Москаля, хотя понимал, что его мучитель вряд ли попрется в соседнее государство покуражиться две минуты. Возможно, Москаль не поверил, что Коля действительно сделает это.
Коля подобрался поближе к фургончику, чтобы хоть послушать, о чем говорил политик. В лицо этого человека он не помнил.
— Боюсь, вы не совсем поняли. Калеча себя, Дмитрук не пытается уклониться от призыва, он обозначает тем самым свою позицию пацифиста, который скорее нанесет увечье себе, нежели другому человеку. Сейчас, когда произошел глубокий раскол между братскими народами, крайне необходима некая искупительная жертва, всеобщий символ объединения. Убив себя, Дмитрук пытается стать кем-то вроде Саманты Смит для наших двух наций. Понимая всю бесполезность своего антивоенного протеста, он продолжает…
— Давайте еще раз, только покороче, — попросила журналистка.
— Хорошо. Этот парень решил убить себя, чтобы не убивать других. Пацифизм по-украински: одни считают это позором и предательством, другие — фантазиями больного замкнутого юноши, увлеченного видеоиграми.
— Вы сейчас говорите как журналист, — прервала его корреспондентка.
— Так я и есть журналист, — смутился мужчина в костюме.
— А надо говорить как очевидец… — журналистка тоже смутилась. — Ну, вы же его заставили себя иметь, в дупу…
— Вы щас обосрете мальчику весь антивоенный пафос, нельзя так с детьми.
— Вон этот пидорас! — крикнул кто-то в толпе.
Колю мигом схватили, оператор Еспресо предусмотрительно отъехал подальше, корреспондентка отбежала вместе с ним, волоча провода.
— Ты, сука, думал сдохнуть небольно, да? — орал рыжий Коле в ухо. — Ты всю страну опозорил, тварь!
Колю швырнули на новую брусчатку и отбежали на несколько метров. Коля на секунду удивился, но увидел бутылки в руках у парней. Первая летела медленно, он успел отскочить, вторая полыхнула в метре от него. Огненная струя задела бок настолько быстро, что он не успел увернуться и ничего не почувствовал, край куртки вспыхнул, Коля упал и покатился, сбивая пламя. Рядом пролетела четвертая бутылка, он чудом отполз, сбросил горящую куртку и увидел выпавшую «Осу». Коля схватил травмат и стрельнул в толпу наугад, один из парней свалился, остальные разбежались кто куда. Чья-то рука схватила его за шкирку и потащила в сторону улицы Грушевского, Коля сообразил, что это тот самый политик, дававший интервью.
— Если повезет — расценят как самооборону, — задыхаясь, прокричал политик.
Теперь уже не политик тащил Колю, а Коля — его, потому что быстрее бегал.
— А вообще, Пика, ты конченый дебил! Грош цена твоему пацифизму! Обосрал такой момент! Ты мог войти в учебники по истории Хохланда! Вслед за Небесной сотней! Ты, сука, мог стать укропской Жанной д’Арк!
Москаль вместе с Колей забежал в холл отеля «Днипро» и остановился, тяжело дыша и опираясь на плечи жертвы.
— Здесь ты меня и отымеешь? — спросил Коля, поглядывая назад через стеклянные двери. Вряд ли тех парней остановит сам факт, что они в общественном месте.
— Хуй там! Номер за пять штук не хочешь?
— Я не умею считать на ваши деньги.
— Ну, понятно, ты умеешь только брать их за сексуальные услуги. Тыща восемьсот гривен за стандартный номер — по-моему, слишком дохуя.
— И чуть более чем слишком дохуя, — неловко пошутил Коля. — Тогда давай ко мне.
— Ты издеваешься? Это чтобы твой брат-дегенерат сделал из меня пико?
— А тебе пойдет, какой-то ты некрасивый.
— Мне показалось, или ты залупаешься? — Москаль притянул его к себе за ворот паленой футболки и жестко поцеловал в губы.
Девушка за гранитной стойкой оживилась:
— Прошу вас, панове, пошукайте для своїх ігор інший готель!
— Мы уже уходим, — отозвался Москаль. — Прошу выбачення, пани.
— Какой ты смелый, Димочка, — Коля схватил его за ширинку. — Раз ты такой смелый и циничный, я у тебя прямо здесь отсосу.
— Прошу, панове, залишите готель! — залопотала де вушка, подбежав к ним. — Я милицию вызову, шо за беспредел, у нас тут приличные люди останавливаются, иностранные делегации.
— Ну и заебись, в Гейропе это модно, — ответил ей Коля.
— Пико, ты совсем уже ебнулся со своим варкрафтом, тролль дешевый, это реал, тут могут дать в морду.
Коля проявил большой героизм, пробежав обратно до колонны за травматом, который выронил после выстрела. Он боялся, что теперь его посадят. Бумажник из толстой свиной кожи, лежавший в кармане штанов, слегка подкоптился с краю, а карточка «виза» вообще не пострадала. Коля был очень рад, что не придется ее перевыпускать. Худи и футболку слева прожгло насквозь в нескольких местах на уровне бедра и нижних ребер, но ожоги были не сильные, кожа вздулась волдырями и только два багровых пятна тянули на третью степень. Но главное, смартфон остался цел!
— Тебе охуенно повезло, — сказал Москаль. — Школота скорее позволит себя сжечь, чем уничтожить любимый гаджет.
— Мне надо вещи забрать, я хоть оденусь. Там еще нетбук и планшетка, — ныл Коля, пока они бродили по набережной.
С одной стороны, ему было очень холодно, с другой, ожоги не так болели.
— Я тебе предлагал пальто.
— Оно мне не идет! Пальто не носят с худи.
— Сука, ты как моя бывшая.
Коля все-таки сдался, выкинул в урну обгоревшие тряпки и надел пальто на голое тело, они доехали на метро до вокзала и забрали вещи.
— Что-то мне подсказывает, что эти долбоебы сейчас пытаются линчевать твою семью, — Москаль стоял в вокзальном туалете, перекинув пальто через руку, и наблюдал, как Коля отмывает гарь с лица и рук и обрывает паленые кончики волос на челке.
— Кто они вообще такие, у тебя есть версия? — спросил он Колю.
— Есть мнение, что ты их на меня и натравил, — ответил Коля. — Тебя из-за меня с работы выгнали. Ты пошел на форум правосеков, показал им видео и рассказал, кто я. Логично?
— Не выдумывай. Кстати, они неплохо говорили по-русски, это ни хера не правосеки. У тех такой акцент, что даже свидомые смеются.
Коля побоялся возразить, что он сам украинец и побольше сечет в акцентах.
В аптеке на вокзале они купили обезболивающий спрей с лидокаином, Москаль прямо там щедро обрызгал Колю, хотя девушка-фармацевт и сделала кислую мину.
— Я думаю, это ваша местная элитка, быдло-интеллигенты, сидящие в соцсетях. Или дятлы с твича. Настоящий правосек от тебя бы мокрого места не оставил. Тебе охуенно повезло, что они бросать не умеют. И горело как-то херовато.
— Может, и так, — Коля осторожно накинул футболку на волдыри и спустил свитер. — Все равно больно, сука.
Они ехали на маршрутке до площади Шевченко, пассажиров в это время было мало, на заднем сиденье их никто не видел. Коля загородился рюкзаком и положил руку Москалю на ширинку, он понял, что тот его вполне хочет. Москаль тоже лапал его и несколько раз ущипнул обожженный бочок. Уже в парке Коля все-таки позвонил матери. Судя по ее голосу, ничего странного не происходило, только потом он сообразил, что сегодня вторник и она на работе. Отец трубку не брал, Дима тоже.