1. Самовластец.
— О Ярославе Мудром (1015–1054) «Повесть временных лет» (далее — ПВЛ) говорит, что он в 1036 г. после смерти брата Мстислава «перея власть его всю и бысть самовластець Русьстѣй земли»[136].
— Согласно Ипатьевской летописи в 1162 г. Андрей Боголюбский (1157–1174) «братию свою погна… се же створи хотя самовластець быти всѣи Суждальскои земли»[137].
2. Самодержец.
— «Сказание о Борисе и Глебе» так говорит о Владимире Святославиче (980–1015): «Сущю самодрьжьцю вьсей Русьскей земли Володимиру, сыну Святославлю, вънуку же Игореву, иже и святыимь крыцениемь вьсю просвѣти сию землю Русьску»[138];
— Аналогично о нём сказано и в «Киево-Печерском патерике»: «В княжение самодръжьца Рускыа земля, благовѣрного великого князя Володимира Святославича, благоволи Богъ явити свѣтилника Рустей земли и наставника иночьствующим, яже о нем намь сказание»[139].
— В описании разговора киевского князя Изяслава Ярославича (1054–1078, с перерывами) с Федосием Печерским, в уста игумену в «КиевоПечерском патерике» вложены следующие слова, сказанные им Изяславу: «Послушай, благочестивый княже, еже въспроси благородие твое нашего смиренна. Вѣра ихъ (латинян — М. Ж.) зла и законъ ихъ нечистъ есть: во Савелиеву вѣру и въ ины ереси многы въступили суть и всю землю осквернили. Ты же, благовѣрный, самодръжче, блюди себе от нихъ»[140].
— «Сказание о перенесении образа Николы Чудотворца из Корсуня в Рязань» о Владимире Святославиче: «у сего бо апостола Иякова крестися самодержавный и великий князь Владимер Святославич Киевской и все Руси»[141].
— «Легенда о граде Китеже» о Владимире Святославиче: «Сей святый благовѣрный и великий князь Всеволод сын бѣ великому князю Мстиславу, внук же святому и равно апостолом великому князю Владимиру Киевскому, самодержьцу Российския земли»[142].
— «Галицко-Волынская летопись» о князе Романе Мстиславиче (1170–1205): «В лѣто 6709. Начало княжения великаго князя Романа, како державего быв та всей Руской земли князя галичкого. По смерти же великаго князя Романа, приснопамятнаго самодержьца всея Руси»[143].
— «Галицко-Волынская летопись» о литовском князе Миндовге (1236–1263): «Посем же сонмѣ минувшу лѣту одиному, и во осень убить бысть великий князь литовьский Миньдовгъ, самодержечь бысть во всей земли Литовьской»[144][145].
Учитывая, что Само стоял над другими славянскими князьями, признававшими его власть над собой, применение к нему титула/эпитета «самовластец»/«самодержец» выглядит вполне вероятным, хотя окончательно, к сожалению, ни одна версия происхождения Само и этимологии его имени или титула, не может быть доказана.
На наш взгляд, в качестве приоритетной должна рассматриваться версия о галло-римском происхождении Само, при этом данный вопрос не следует считать принципиальным. Избрание князя из числа выдающихся по своим личным качествам мужей — традиционное для славян и других народов периода «военной демократии» явление. Память о подобной практике сохранилась в русских былинах: «по былинам, спасённый Ильёй город предлагает ему быть воеводой (или князем) и «суды судить да ряды рядить» (или суды «судить все правильно»)»[146].
В качестве примера приведём один из соответствующих былинных текстов. Увидев, что Илья Муромец побил стоящие под Смолягином татарские полчища, «мужики смолягински» идут к Илье Муромцу.
«Говорили сами таковы слова:
«Скажись-ко ты, удалый-добрый молодец,
Ты с коей земли, ты с коей орды,
Какого отца, какой матушки,
Как тебя, молодца, именем зовут?
Живи во нашем Смолягине воеводою,
Суды суди все правильно,
Мы все будем тебя слушати»[147].
Как в ситуации, описанной в былине, так и в истории Само, решающее значение имеет не этническая принадлежность или происхождение, а личные качества человека как воина, полководца, политика и дипломата[148].
Соответствие истории Само можно найти в сообщаемом «Хроникой Фредегара» случае с франком Радульфом. Когда «держава» Само окрепла и славяне стали совершать регулярные набеги на восточные владения Франкского государства, королю Дагоберту I пришлось начать создание здесь собственных административных структур, могущих организовать оперативный отпор славянской угрозе.
В рамках данных мер в завоёванную франками Тюрингию, лишённую до этого всякой автономии, Дагобертом I был в период до 634 г. назначен в качестве герцога (dux) Радульф, сын Хамара (Radulfus, filius Chamaro[149]), которому поначалу удалось успешно организовать защиту региона от славянских ударов[150]. Однако в дальнейшем, возгордившись (superbiae) этими своими успехами[151], Радульф всё развернул на 180 градусов: он заключил сепаратный мир со славянами и утвердил с ними дружбу (amicicias), а своё оружие обратил против королевства франков, решившись на открытый мятеж против сына Дагоберта I, короля Австразии, Сигиберта III (632–656)[152].
Очевидно, что пойти на это Радульф мог только при широкой поддержке тюрингского общества. Тюринги во главе с Радульфом в 641 г. наголову разгромили напавшее на них австразийское войско Сигиберта III, после чего Радульф стал именовать себя королём Тюрингии (regem se in Toringia)[153], фактически уравняв себя с королями франков.
Мы видим здесь разительное соответствие истории Само.
1) Подобно тому как Само из государства франков прибыл к славянам, так и франк Радульф был назначен герцогом к тюрингам.
2) Подобно тому как Само у славян проявил себя храбрым воином, удачливым полководцем и умелым политиком, так и Радульф показал себя у тюрингов.
3) Подобно тому как Само показал славянам, что отныне отождествляет свои интересы с интересами славян, так и Радульф показал тюрингам, что отныне их интересы — его интересы.
4) Благодаря этому Само получил широкую общественную поддержку у славян, а Радульф — у тюрингов.
5) Само во главе славян, а Радульф во главе тюрингов, успешно разгромили франков, из государства которых они оба происходили.
6) И Само и Радульф на своей новой родине создали сильные политические объединения и заявили серьёзные дипломатические претензии на международной арене[154].
Ближайшей в славянском мире типологической аналогией избрания среднеевропейскими славянами своим князем Само является «призвание» словенами и их союзниками (кривичами, мерей и чудью) в IX в. в качестве своего правителя варяга Рюрика. «И въсташа словене и кривици и меря и чюдь на варягы, и изгнаша я за море; и начаша владѣти сами собѣ и городы ставити. И въсташа сами на ся воеватъ, и бысть межи ими рать велика и усобица, и въсташа град на град, и не бѣше в нихъ правды. И рѣша к себѣ: «Князя поищемъ, иже бы владѣлъ нами и рядилъ ны по праву». Идоша за море к варягомъ и ркоша: «Земля наша велика и обилна, а наряда у нас нѣту; да поидѣте к намъ княжить и владѣть нами». Изъбрашася 3 брата с роды своими, и пояша со собою дружину многу и предивну, и приидоша к Новугороду. И сѣде старѣишии в Новѣгородѣ, бѣ имя ему Рюрикъ; а другыи сѣде на Бѣлѣозерѣ, Синеусъ; а третеи въ Изборьскѣ, имя ему Труворъ. И от тѣх варягъ, находникъ тѣхъ, прозвашася Русь, и от тѣх словет Руская земля; и суть новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска. По двою же лѣту умре Синеусъ и брат его Труворъ, и прия власть единъ Рюрикъ, обою брату власть, и нача владѣти единъ»[155][156].
Появление Рюрика в землях словен, главенствовавших в северной восточнославянской политии, стало результатом определённого соглашения, «ряда», между ним и словенами, а также их союзниками (кривичами, мерей и чудью). Опираясь на находки древнейших пломб, которыми опечатывалась собранная дань, В.Л. Янин вполне реалистично, на наш взгляд, наметил некоторые важные моменты «ряда» между Рюриком и северной восточнославянской политией: «Княжеская власть в Новгородской земле утверждается как результат договора между местной племенной верхушкой и приглашённым князем. Договор, по-видимому, с самого начала ограничил княжескую власть в существенной сфере — организации государственных доходов»[157]; «Ограничение княжеской власти в столь важной области, как сбор государственных доходов и формирование государственного бюджета, восходит, скорее всего, к прецедентному договору с Рюриком, заключённому в момент его приглашения союзом северо-западных племён»[158].
Выходцу из иной земли потенциально было легче подняться над распрями разных славянских «градов» (или «родов» в ПВЛ[159]), ни один из которых не хотел уступать другому, и объединить их. Очевидно, что перед славянскими «племенами» Центральной Европы первой половины VII в. стояла аналогичная проблема (необходимость объединения в ситуации, когда никто не хочет быть в подчинённом положении), обострённая борьбой с аварским нашествием.