— Жениться тебе, Сан Саныч, надо, вот что, — по-женски прагматично отозвалась продавщица. — Тогда и цель, и стержень этот твой найдутся.
— Это мы уже проходили, — благодушно хмыкнул Александр. — Это нам уже нравилось. Жена у меня была — сказка… Как говорится, чудо чудесное, прелесть прелестная… Так ведь вам, бабам, не угодишь. Нет мужа — плачете, что жизнь не удалась. Есть муж — недовольны, что к дому привязаны, куда-то на сторону вас все тянет.
— А вы, мужики, лучше, что ли? — живо отозвалась Наташка. — Мы это тоже уже проходили. То пьяные под утро домой заявляетесь, то по бабам чужим шастаете, будто своей нету. Не так разве?
Александру отвечать не хотелось. Вспомнив Джоанну, благодушно хмыкнул. Ухмыльнувшись, зажмурился.
— Что, сказать нечего? — Наташка стояла у окошка подбоченясь, глядела весело и задорно: — Ты женатый был — на стороне имел кого?
— Бывало, — не стал спорить Александр.
— То-то же, жмуришься, как тот мартовский кот… А все женами недовольны… Жена хоть и ворчит, и пилит, и ругается, а все же и накормит, и постирает, и порядок в доме наведет… Не так разве?.. Чего ж вы разошлись-то? Рога небось наставила?
Ну не говорить же ей всю правду! Ответил уклончиво:
— Да нет… А может… Не знаю. Умные жены, если рога наставляют, делают это так, что ни одна собака, не говоря уже о муже, не узнает… А разошлись почему? Черт его знает… По дурости, наверное.
— Не поминай нечистого, — торопливо обмахнулась накрест женщина и опять привычно начала цедить в мерный стаканчик водку. — По дурости, говоришь… Так то ж по молодости можно подурить. Но ведь сейчас ты уже не мальчик. Сейчас тебе баба нужна, которая приструнила бы хоть немного.
— Да кому я нужен, — вяло возразил Харченко, слегка осоловевший от непривычно сытного завтрака.
Наташка повернулась от окошка, где сквозь поцарапанное стекло тупо и просительно глядела небритая похмельная рожа. «И я ведь по утрам так же выгляжу», — невпопад кольнуло Александра.
— А хоть бы и мне, — вроде бы в шутку улыбалась продавщица. Но глядела иначе, нешуточно, по-женски глядела, с бабьей неприкаянностью затаенной. — Давай вместе жить — ты у меня огурчиком выглядеть будешь… Тогда и стержень жизни твой быстро появится.
Повернулась к сизоносой щетинистой личности:
— Вали отсюдова, алкаш! — и, оттянув защелки, с треском опустила скользнувшее в пазах оргстекло. Прикрыла проем раскрывшимся на шарнирах металлическим ставнем.
Подошла к ошеломленному заявкой Александру.
— Ты, Сан Саныч, не думай, я ведь не просто так, не шаболда какая лимитная. Квартирка у меня имеется, обстановочка — все как следовает. Да и деньжата какие-никакие всегда в наличности. Хозяйка я хорошая. То, что постарше тебя буду, — так ведь и ты уже не мальчик. Вон Киркоров женился, считай, на собственной бабушке — и ничего, счастливые как будто, живут. Да и не зову я тебя жениться. Пока так просто поживем, а там видно будет…
Она надвинулась на Александра. Пышная, грудастая, жадный огонь в глазах… Несвежий халат с глубоким вырезом… Прямо перед глазами оказалась волнующая ложбинка между необъятными грудями.
— Наташка, подожди…
А она уже стояла вплотную. Александр откинулся к стене на низеньком стульчике, глядел на Наташкино лицо над туго оттопыренным халатом.
— Что, рангом тебе не подхожу? — Она говорила негромко, страстно пришептывая. — Как же, торговка в «реаниматоре»… Но если тебя не приструнить, ты же без бабы совсем сопьешься…
Александр не шевельнулся, не обхватил, как она ожидала, за пышный зад. И Наташка отпрянула:
— Брезгуешь? Ну и черт с тобой!
Он вдруг ощутил, что уже невероятно давно не был с женщиной. Что это дело напрочь оттеснила, застлала бесконечная череда выпивок и похмелок. Всколыхнулась нежданно жажда наслаждения, которое в былые времена стояло у него на первом месте.
И — накатило!
Поднялся, сделал всего лишь шаг в тесноте каморки, обнял Наташку сзади за плечи. Рука сама собой скользнула в широкий вырез. Под комбинацию, под которой уже ничего не было. Кроме пышной груди.
Наташка замерла, своей покорностью провоцируя на большую смелость. Лишь чуть вздрогнула.
А потом вдруг решительно, но мягко высвободилась из его рук, неловко смахнула с крохотного столика у окошка высокую стопку белых одноразовых стаканчиков, которые с едва слышным шелестом рассыпались по полу. С грохотом упала и покатилась, проливая содержимое, стоявшая под стойкой бутылка «для своих»…
И последнее, что успел заметить Александр, прежде чем голову окончательно застил туман сладострастия, — это знакомые глаза, глядевшие на происходящее из коридора сквозь неплотно прикрытую дверь.
4
Ускользнуть незаметно не удалось. В конце коридора Анна его все-таки перехватила.
— Зайди ко мне, — процедила сквозь зубы.
И пошла вперед — стройная, строгая, гордая, холеная, в полной уверенности, что он последует за ней.
Уже сколько лет знал Александр эту женщину. Сколько раз сходились-расходились с ней. И все равно ощущал над собой ее власть. Впрочем, не он один. Анна была из тех дочерей Евы, которые не желали признавать свое происхождение из Адамова ребра.
Или она из рода Лилит? Той самой Лилит, которая, по преданию, была создана раньше Евы из той же глины, что и Адам, но не успела вкусить от дерева познания Добра и Зла, а значит, и не постигла значения этих понятий, признавая лишь одну истину: собственное «хочу».
Александр покорно поплелся за «Лилитовной». Хотя и догадывался, что ничего доброго для него из этого рандеву не выйдет.
В кабинете — под стать хозяйке, модном, строгом, холодном, красивом, официальном — Анна опустилась в мягкое кресло. Изящно закинула ногу на ногу. Ножки у нее… Несмотря на ситуацию, Александр залюбовался этими высоко оголенными шедеврами природы. У Анны вообще все первоклассное — ноги, грудь, мраморно гладкий лоб, очки, костюм, осанка, ум…
— Что, Харченко, докатился?
Александр оторвался от созерцания совершенных ножек, опустил голову. Давно нестиранные, жесткие от засохшего пота джинсы, линялая рубашка под истертой кожаной куртеночкой, грязные потрескавшиеся кроссовки, двухдневная щетина… Он чувствовал себя в этом кабинете подобно нищему, попавшему в барские хоромы.
— Чего молчишь-то?
— А что бы ты хотела от меня услышать? — коротко взглянул на бывшую жену Александр.
Он ожидал увидеть в ее глазах презрение, ненависть, гадливость, жалость на худой конец… Но Анна смотрела иначе. Как на мужчину. На мужика, на самца… Как смотрела когда-то, когда они только встречались до свадьбы. Или когда вернулась после первого своего загула…
Александр в смятении опустил взгляд. Показалось, наверное, подумал, не может она и впрямь так смотреть на него в нынешнем виде, да к тому же после того, что видела только что.
— Харченко, на кого ты стал похож, — тоскливо проговорила Анна. — Вспомни, каким ты был!..
— Зато ты не меняешься, — буркнул Александр. — Ни в душе, ни снаружи. Вон какая эффектная…
И опять не удержался, взглянул на нее. Снова удивился: Анна отреагировала на его слова, как на самый изысканный комплимент. Чуть обозначилась в уголках губ счастливая улыбка.
— Садись, чего стоишь?
— Запачкаю…
— Садись, чего уж там.
Александр опустился на уголок мягкого стула. Достал из кармана сомнительной свежести носовой платок, вытер пот со лба. Чувствовал он себя сейчас очень неуютно.
— Гляди-ка, какая интеллигентная у нас пьянь пошла, — съязвила высокомерно Анна. — Як то кажуть на неньки Украини, у кишени хусточку мае, — добавила почему-то по-украински. И поинтересовалась: — Я правильно сказала «в кармане платочек носит»?..
— Зачем звала? — Он оборвал ее резко, едва ли не грубо.
Анна не ответила. Поднялась, прошла по кабинету к холодильнику-бару.
— Выпьешь?
Бывшая жена не переставала удивлять оставленного мужа. Тот вскинул на нее глаза. Уставился недоумевающе. Анна держала в руках, показывая ему, какую-то большую импортную бутылку и пузатый бокал.
Александр опять опустил голову. Решительно мотнул, отказываясь, нечесаными лохмами:
— Я уже…
— Наташка, что ли, налила, в благодарность за труды, так сказать? Или до того, авансом, в компенсацию за будущие затраты энергии?..
Это был уже перебор. Харченко решительно поднялся:
— Мы с тобой, Анна, уже давно разошлись. Вернее, ты от меня ушла. А поэтому я… это самое… встречаюсь с кем хочу и занимаюсь с ними… этим самым… где и когда сочту нужным…
Оборвавший его голос казался неоправданно громким:
— Только не на рабочем же месте!
— От души надеюсь, что, по нашему старому знакомству, Наташке данное нарушение трудовой дисциплины простится… У тебя ко мне все?
Ответа не было. Анна через весь кабинет направилась к Александру. Не поднимая головы, он видел, как приближаются ее стройные ноги. Эксжена шла легко, словно манекенщица, утопая туфлями в пышном ворсистом покрытии, далеко занося ступни одна за другую. Покачивала соблазнительно при каждом шаге бедрами. Поставила по пути бутылку на стол. Подошла вплотную…
И вдруг резко, без замаха, выплеснула содержимое пузатенького бокала прямо в лицо Александру. (Спиртное остро кольнуло глаза). А правой рукой влепила звонкую пощечину.
— Скотина, мразь, дрянь…
Каждое оскорбление она подкрепляла шлепками по колким небритым щекам. Александр не уворачивался, терпел экзекуцию молча.
Давно он по физиономии не получал.
— Откуда ты взялся на мою голову? — Анна отстранилась, слегка запыхавшись и потирая ладони. — Пропади ты пропадом, Харченко! Исчезни ты из моей жизни! Ты это можешь сделать? Неужели ты не чувствуешь, как отравляешь мне жизнь?.. Неужели не понимаешь, как мне сейчас плохо?.. Как ты мне нужен, глаза б мои не видели тебя!..
Александр, так ничего не сказав, не вытерев лицо, повернулся и направился к двери. Уже было взялся за ручку, когда Анна окликнула: