– Да он болван.
– И пусть. Он капитан, а ты лейтенант.
– Вы тоже капитан.
– Не с Петровки.
– Всем известно, что Игорь наглухо завязал.
– Кому – всем? – прицепился Сорокин. – Кто эти все? Пожарский появляется только на выходные, чем он там, у себя занимается – тебе что же, известно?
– Нет, но можно запросить характеристики с места работы, из общежития на Бахметьевской.
– Запроси. А пока какого лешего ты мне рассказываешь, что тебе что-то «известно»?
Помолчав и как бы чуть остынув, капитан продолжил, по-прежнему глядя в сторону, точно ему было противно смотреть на подчиненного:
– В общем, вырисовывается обоюдная вина и некрасивая ситуация. – Он сверился со своими бумажками, в которых пес знает что было понаписано, добавил: – Пострадал к тому же при переходе в неположенном месте.
– Ну это-то к чему! Там разметки никакой нет, только-только дорогу оборудовали!
– Прекратить анархию! – вдруг рявкнул Сорокин. – Что за пререкания? Кумовство разводите, товарищ лейтенант? Благоволите выполнять распоряжение непосредственного руководства!
О, это край. Раз руководство перешло на старорежимные слова – пощады не жди. Акимов, побелев, отчеканил:
– Виноват, товарищ капитан.
– Итак, жду доклада о том, как обстоят дела по угнанной машине товарища Тихонова.
Сергей отрапортовал:
– Никак, товарищ капитан. Поскольку я занимался поиском автомобиля, совершившего наезд на товарища Пожарского.
– И план поисков не разработан.
– Никак нет.
– Так идите и шевелите мозгами. В кратчайшие сроки ожидаю результатов. Свободны.
Оплеванный, Акимов вышел. Увидев его, Остапчук, который сам же и настропалил на бунт, проникся сочувствием:
– Получил нагоняй ни за что. Серега, пес с ним, не бери в голову, иди, есть чем утешиться.
Символическая доза тещенькиной самогонки с куском сала оказали своеобычное оживляющее действие. Лейтенант ожил и разгорячился:
– Да, главное, с чего, с чего отставить-то? Пострадавший Игорь Пожарский ведь не чужой человек, лично и хорошо знакомый! Черт одноглазый, сам не раз за него впрягался, а тут на́ тебе!
– Делают его крайним, что пьянчуга и сам виноват, – заверил Остапчук, – и мы вместе с ним, нас и бить.
– Еще немного – и выяснится, что Игорь сам под колеса полез.
С непонятным удовлетворением Саныч отметил:
– Что и требовалось доказать. И помяни мое слово – все потому, что не без Тихоновых тут.
– Саныч, опять туда же?
– Туда не туда – это как знать, а я вот вопрос тебе задам, простенький. Скажи-ка, если бы ливень шел, – ты сам бы поперся на балкончик перекурить? Да еще на своей собственной даче, в отсутствие бабы, то есть даже некому разныться, что от дыма голова болит.
– Я бы? Не пошел.
– А они вот пошли, и в аккурат тогда, когда надо было увидеть машину, сбившую Игоря.
Помявшись, Остапчук добавил.
– Ладно, и тебе скажу. Может, и пустышка, а может, и нет. Раз ты у нас «Победой» занимаешься, тебе и выводы делать. В день пропажи машины, по сообщению надежных людей, на толкучке эта Мура сперва о чем-то договаривалась с неким посторонним человеком, а далее вела переговоры с перекупщицей насчет того, нет ли у нее покупателя на подержанную машину без документов.
– Ничего себе, – удивился Акимов. – А кто эти надежные люди?
– Маслов и Милочка.
– Эти – да, надежные?
– Ну-ну, – протянул сержант, – и очень даже. Когда у самого совесть нечиста, в других кривизну тотчас замечаешь.
– Тонкое наблюдение, – одобрил Сергей. – Стало быть, нас с нашими версиями пора давно прислонить к стенке.
– А вот если не зубоскалить, то показательная черточка. По глупому предлогу дамочка расплевалась с мужем, а избавившись от него, шныряет невесть с кем, а потом и со скупщицей краденого. И вот, машина пропадает.
– Звучит, – признал Акимов, – теперь я вопрос тебе задам: как вот это, – он изобразил нечто с носом и кудряшками, – могло машину завести, если ключи были у мужа? Зубами провода зажимая?
– Этого я не ведаю. И все равно: сами у себя машины нередко угоняют.
– Зачем?
– Разные могут быть причины, – туманно заметил Остапчук. – А я вот какую справочку раздобыл в Госстрахе. Делюсь с тобой чисто по дружбе.
Содержание бумаги до Акимова дошло, и оно было весьма интересно.
– Это чего, «Победа» Тихонова была застрахована от угона?
– Именно так.
– Но это уже слишком, – серьезно заметил Акимов, – офицеру, летчику-испытателю, досрочно освобожденному – и разводить страховое мошенничество? Зачем?
– А по-твоему, всему этому – летчику, офицеру и тому подобное, – к тому же при молодой капризной жене, деньги не нужны?
– Что ж ему, не хватает оклада?
– А ты припомни, голова садовая, ведь Сорокин говорил: у Тихонова по службе беда, от серьезной работы отстранен и отправлен на рабочую ставку.
– И что?
– А то, что вот тебе еще фактик – снова бесплатно. Нужда у него в деньгах крайняя. Его отстранили, ставку он имеет как рабочий, без доплат и надбавок.
– Он же летчик-испытатель! Кандидат наук!
– Пусть хоть доктор. Можешь сам в министерстве справиться: нет положения о летчиках-испытателях, они по сути получают как инженеры. А теперь он как бы рабочий, и не вправе ни персональные надбавки к окладу получать, ни, будучи кандидатом, двоечников в институтах учить. Соображаешь?
– Более или менее.
– Деньги нужны. А мало б-у «Победа», пусть без документов, потянет как минимум тысяч на десять, плюс сумма страховки – сам видишь какая. Мотив?
– Мотив, – вздохнул лейтенант, – хотя картинка препоганая. К тому же смущает Мурочка. На такое дело посылать ее? Ведь, по его же словам, она очень плохой водитель, судя по очкам – близорукая, да и нервная.
– Ну, хлебнет для храбрости – полегчает, – Саныч поднял палец: – И это не намек, а предположение. Представь, что за рулем неведомой машины была она, при этом муж в ней души не чает. А приятель его Золотницкий тоже как-то заинтересован, друг семьи все-таки.
– Зачем же ей тащиться кататься на якобы угнанной машине, сбивать людей?
– Этого я не знаю, – признал Остапчук, – но если как бы посадить ее за руль, то многое объясняется – и «эмка» вместо «Победы», и перекур под дождем в нужное время. Ну-с?
Акимов, обмозговав услышанное, был вынужден признать, что да, складно. И все-таки…
– Версия, Ваня, в голове не укладывается. Уважаемые люди. И Тихонова – баба препротивная, спору нет, но сразу убийца?
Иван Саныч напомнил:
– Пока нет, Пожарский жив.
– Но раз так, если она была выпивши, то как же быстро пришла в себя и несколько секунд спустя легко объехала Кольку? А ведь он выскочил неожиданно, наперерез. Странная избирательность реакции.
– Весьма, – согласился Иван Саныч, – жаль, что Колька не видел водителя.
– Представь, утверждает, что видел, – вздохнул Акимов. – И утверждает, что это баба в белом, с вот таким, – он показал пальцами треугольник, от плеч к груди, – воротом.
– Ну? – радостно переспросил Остапчук, с удовлетворением откинулся на спинку стула, покрутил большими пальцами. – Ты Мурочку видел в тот день, не в белой ли блузке она была?
– В белой, – признал Сергей, – темный дождевик у нее был, с красной подложкой, а под ним – белая блуза. И какая-то она больно чистая и сухая была, хотя утверждала, что только-только на электричке приехала. А ведь и ливень был, и грязь. И, что странно, никто ее и не видел по пути со станции.
Помолчали, подумали.
– Вроде бы все сходится, а? – спросил наконец Остапчук.
– Прямо по резьбе ключ.
Однако Саныч теперь снова был чем-то недоволен:
– Вот-вот, в точности сходится. До такой степени, что даже мне странно, а я, как ты верно заметил, большой любитель под фонарем искать. – И он стих, покачав головой.
– Я, сказать правду, запутался, – признался Акимов. – Делать-то что предлагаешь, никак в толк не возьму.
– А что я предлагаю? Исполнять распоряжение старшего по званию, то есть – искать серую «Победу», госномер ЭЗ 35–87.
– И все остальное – побоку?
– Именно. И вообще, что-то тут нечисто. Как будто специально кто за нос водит. И пусть я со своей колокольни сужу, но знаю, как бывает, когда подставляют пустышку. И на нашем, кухонном уровне такое сплошь и рядом случается, а что там творится, где сплошные полковники и генералы? Печенкой чую, что стоит за всей этой ситуацией некая гадюка и подставляет нам пешки – чтобы, значит, мы за ними гонялись, а она преспокойно свои дела делала.
И Остапчук, отмахнувшись, разлил еще по «наперстку».
И, как только и эти граммы попали по назначению, в дверь постучался нежданный и довольно грязный посетитель. Причем за плечом у него возилась и попискивала еще фигура, тоже не слишком чистая.
– Хорош, – искренне похвалил Акимов, предварительно поморгав, чтобы убедиться, что эта комичная фигура ему не чудится от огорчения.
– А чего? – хладнокровно спросил Андрюха Пельмень. – Я по делу.
– По какому?
– Я на берегу, где церковь, машину нашел.
Остапчук и Акимов переглянулись, сержант пришел в себя первым:
– Заходи, заходи, ты что это, сырой весь? Погреешься? – И, налив, радушно протянул «наперсток».
Андрюха потянулся, собираясь отведать с удовольствием, но одумался, скосив глаза в сторону:
– Не, не надо.
В кабинет из коридора проникла чумазая Анастасия Латышева, ударница, стахановец, комсомолка, активистка… Выглядела она непарадно, не как на фото в газете: подол сырой, ноги босые и грязные, глазища вытаращенные. Выпалила:
– Товарищи, там машина утопла!
– Ай-ай. И с чего бы это она утопла? – удивился Остапчук.
Акимов же взял ключи от мотоцикла:
– Поехали посмотрим. Товарищ сержант, товарищ Рубцов – вы со мной, а ты, Анастасия…
– И я с вами, – твердо заявила она.
Пельмень отрезал:
– Нет. И так увязалась ни к чему. К тому же это мотоцикл, не автобус. Тут сиди или вали домой.