– Извини, я верну облик, – тихо сказала она.
– Конечно, так будет лучше, – ответил Ила точно таким же голосом.
– Не могу на это смотреть! – воскликнула Анука и закрыла лицо руками.
Роб терпел, как и подобает мальчишке, но явно готов был разреветься. И на сей раз у Мары это не вызвало злорадства.
Обратная трансформация далась легче. Мара вернула нормальный свой вид, поправила одежду. Вопросительно взглянула на деда, но тот снова ушел в свои мысли.
– Я покажу тебе фотографии, – Ила бросился к комоду. – Недавно оцифровал все снимки, вышлю, разумеется. Но такие смотреть приятнее.
Вытащил из нижнего ящика раздутый кожаный альбом, усадил Мару рядом. Глаза его лихорадочно блестели, казалось, весь мир перестал для него существовать.
– Смотри, здесь папа еще совсем молодой. Это его школа. Он тогда работал в другом поселении. Это он со своим другом, ты его сегодня увидишь. А здесь его свадьба с мамой. Тетя Мэри. Вот, на этом снимке лучше видно. Посмотри только, это же ты!
Значит, такой бы она выросла в этих краях. Красивая шея, без шрамов. Девушка на пожелтевшей фотографии смотрела уверенно, даже чуть надменно. Плечи расправлены, длинные волосы заплетены в косы. Традиционная одежда, наверное, какой-то праздник. Похожа, несомненно. Разве что у Мары светлее кожа и глаза чуть более европейские. Иначе изначально никто бы не сомневался, откуда она родом. Гены Эдлунда сделали свое дело. А в остальном – очень похожа.
– Ее дети были бы рады с тобой познакомиться. Но они живут далеко отсюда, – Ила перевернул страницу. – Я обязательно им напишу.
Дальше шли фотографии маленьких детей Сэма. Инира со смешными хвостиками. В нарядном платье. В шубке. Какой-то шаманский ритуал, она танцует. Ила с огромной рыбой. Инира уже девушка. С каким-то мальчишкой.
– А это кто? – поинтересовалась Мара.
– Имагми, сын шамана. Апая был папиным лучшим другом, и они всегда мечтали поженить своих детей. Папа даже шутил, что он сделал все, что мог: родил и сына, и дочь. Апае оставалось завести хоть кого-нибудь, и брак был бы обеспечен. Но его жена долго болела, потом умерла. Он женился снова, и лишь когда ему было за шестьдесят, родился Имагми. Ангакук должен продолжить род.
– Поэтому дедушка и настаивает, чтобы именно Апая провел посвящение Роба?
– Тебе уже рассказали? – улыбнулся Ила. – Да. Имагми слишком молод, чтобы стать шаманом. Сколько ему сейчас? Двадцать? Двадцать пять?
– Двадцать три, – подал голос Сэм.
– Таких молодых ангакуков еще не было в нашем поселении.
– Нигде не было, – снова буркнул старик Нанук.
– Папа переживает, что Апая был слишком старым, чтобы как следует всему научить сына. Обычно шаманов женят очень рано, чтобы они успели не только родить, но и воспитать наследника. Но Апая не мог предать жену. Так или иначе, маленький Имагми очень любил Иниру. У них была большая разница в возрасте, но он таскался за ней повсюду, как хвост. Долго плакал, когда она уехала. Ему все снилось, что она умирает, а из ее мертвого тела вылетает большая птица.
– Так оно и вышло, – хрипло произнес Сэм. – Орел убил мою дочь.
Мара закусила губу. Она никогда не видела шаманов и уж тем более в них не верила. Но этот сон, как его объяснить?! Откуда маленький мальчик мог знать, что после смерти у Иниры родится дочь? И не кто-нибудь, а девочка-орел? Ведь даже Ила и Сэм не слышали о ее птичьем тотеме!
– Тем более, из Имагми выйдет хороший ангакук, – вмешалась Анука. – Роб еще не готов к посвящению.
– Мама! – обиженно воскликнул мальчик. – Все я готов!
– Мы приняли решение, Анука, – Ила решительно захлопнул альбом. – Через неделю отплываем, хочешь ты этого или нет. И дочь моей сестры поплывет с нами.
Взгляд, который Анука бросила сначала на мужа, потом на Мару, еще долго стоял у девочки перед глазами. Она еще не знала, что такого опасного в этом посвящении, но Роб был еще дите дитем. Какая, в конце концов, разница: сейчас или через год… Чего они вредничают? Неудивительно, что Инира сбежала от них, как только смогла. Да и вряд ли Имагми – так уж плох, раз он смог сделать подобное предсказание.
Сомнения Мары усилились, когда ее привели в дом шамана, – или, как они его называли, ангакука. Сэм пояснил, что обычно Апая ведет прием в том самом здании со шпилем, но из-за плохого здоровья временно не покидает свою комнату.
Внешне обиталище Апаи ничем не отличалось от остальных домиков в поселении. Те же маленькие окошки, тот же скучный серый сайдинг. Однако внутри все стены были увешаны какими-то вещами: большие бубны, погремушки, сетки, палки, плоские штуковины с лицами, видимо, призванные быть масками. Пахло дико странно, чем-то паленым и уж очень едким. Хотелось отфыркаться, но мешало присутствие родственников и тот трепет, с которым они топтались у порога. Мара постаралась дышать ртом, однако язык тут же защипало. Она почти сочувствовала Робу: если в повседневной жизни у шамана так воняет, то каково же будет на этом загадочном посвящении?
Худая неприветливая женщина провела их в комнату Апаи. Он восседал в плетеном кресле-качалке, погребенный под кучей расшитого тряпья и оленьей шкурой. На столе перед ним лежали карты, бумаги с закорючками, похожими на червяков после дождя. Если бы Мара не интересовалась заранее, ни за что бы не догадалась, что эти символы – и есть письмена инуитов. Их язык, инуктитут. В центре стола курилась эта смрадная дрянь, от которой резало глаза, но никто и не думал открыть окно. И что за северный народ мерзнет, когда тут от пары секунд футболка липнет к лопаткам?!
Все стояли в полной тишине и смотрели на ангакука. Тот был так стар, что из-за его обвисшей кожи не было понятно, закрыты глаза или открыты. Длинные густые волосы были абсолютно белыми, как у Брин. Лоб напоминал карту звездного неба из-за проступивших на нем коричневых пятнышек. Мара не решалась нарушить тишину, но ей уже порядком надоело вот так стоять, не дыша, и гадать, видит он их, спит или вообще помер. Последний вариант, правда, она с облегчением отмела, когда заметила, как он немного пошевелился. Но больше всего она недоумевала: с чего Сэм решил, что Апая вообще сможет посвятить Роба в перевертыши? Шаман с трудом дышит, а если им предстоит плавание и подъем в горы, то как они его собираются туда нести? И, самое обидное: почему дед думает, что ей будет трудно? То есть Апая, значит, вспрыгнет козликом на самую вершину, а она, Мара, будет еле волочить ноги? Нет, логику в этом она отказывалась видеть наотрез.
Когда она решила, что цель их визита состоит в ритуальном стоянии напротив ангакука и мучительной смерти от удушья, старик, по сравнению с которым Сэм Нанук казался неоперившимся птенцом, зашевелил губами. Мара превратилась в слух, подозревая, что ничего громче Апая сегодня не произнесет. Однако тот заговорил на удивление четко и звучно:
– Привет, Сэм. Привел, наконец, обоих внуков?
– Да. Мара, Роб, подойдите ближе.
– В твоем роду всегда было двое. Мальчик, девочка… Берлога полна, а, Сэм?
– Полна. Но она – не медведь.
– Знаю. И ты знал, что так будет, когда привез сюда зимнюю и сделал своей женой.
– Ничего. Двое из детей Мэри – медведи.
– Ты ведь ненадолго? – спросил Апая, и в комнате стало тихо.
И только ощутив толчок в спину, Мара поняла, что ангакук обращается к ней.
– Нет… – она прочистила горло. – Нет, сэр.
– Голос Иниры… Наша ночная звезда вернулась на землю.
– Что? – нерешительно прошептала Мара, не понимая, можно ли задавать вопросы.
– Инира. Ее имя означает «ночная звезда». Я дал ей его. Видел в ней свет. Подойди. Да ближе, ближе, я не такой медведь, как твой дед. Покажи этот шрам.
– Но… в смысле…
– Горло. Покажи горло.
Мара вздохнула и опустила воротник. Дались всем ее ожоги… Теперь и Сэм, и Ила будут спрашивать…
Апая протянул к ней высохшую руку с длинным ногтем на большом пальце и коснулся ее обезображенной шеи. Провел от уха до ключицы, по всей коже, которую когда-то изуродовал пожар. Его пальцы были неожиданно горячими, и Маре стало не по себе. Каким-то чудом самоконтроля она терпела всю эту дичь, а не развернулась и не свалила куда подальше.
– Удивительная история, – сказал, наконец, Апая и убрал руку. – Она мне снилась.
Мара с облегчением отстранилась, подняла толстовку повыше. Конечно, будет теперь рассказывать, что он знал обо всем заранее. Разводка для дураков.
– Две матери. Две сущности. Две жизни, – низким, будто чужим голосом прошептал ангакук. – Два года. Два шага. Два пути.
Старик закивал головой, как китайский болванчик, а затем начал и сам раскачиваться. Стал бормотать что-то на своем языке, из уголка рта потекла слюна. Потом вдруг замер и расхохотался. Глаза его приоткрылись, и Мара увидела, что они не карие, как у всех инуитов, а совсем светлые.
– Два белых человека скажут два одинаковых слова! Две птицы сядут на две вершины! В тот день все станет известно!
Потом откинулся назад, сложил руки на животе и расслабился, словно только что не орал всякую околесицу. Потом довольно усмехнулся:
– Ну что, Сэм. Девочку тоже будем посвящать.
Глава 4. Танец с бубнами
– И что вы обо всем этом думаете? – спросила Мара, вглядываясь в изображения на телефоне.
Она сидела на узкой скамейке около моря и болтала с друзьями. Связь была неважнецкой, картинка то и дело подтормаживала, залипала мелкими квадратиками. Но зато они снова собрались все вместе, как в пансионе: Джо, Брин, Нанду и она, Мара. А то сейчас дед заберет ее на посвящение, и никакого интернета еще несколько дней.
– Ерунда, – Брин задумчиво теребила свою белую косичку. – Ты же не воспринимаешь все это всерьез? Шаманы очень хорошо владеют приемами внушения и гипноза. Не хуже ЦРУ, если хочешь знать мое мнение. И наверняка не обошлось без наркотических веществ.
– Но откуда он знал про шрам? А этот сон про Иниру и орла? – сомневалась Мара.