Оба толка начинали свои страдания вместе, не спеша и печально. Они пели, что второе пришествие на землю Христа-Спасителя уже было, произошло это в России, и на этот раз Иисус воплотился в крестьянского сына, уроженца Муромского уезда Егорьевского прихода деревни Михалицы. Дальше голоса раздваивались и партию вели хлысты, певшие, что новый Иисус Христос волосом был темно-рус и красоты чрезмерной, так что смотреть на него было больно. Они пели, что зачат он был от Святого Духа – без мужа – и рожден Богородицей и блаженной Блудницей – Девкой Ириной Нестеровой, ушедшей потом в Ивановский монастырь, там и погребенной. Пели, что на земле он юродствовал, творил чудеса; так, живя в Москве, в доме некой Борисовой, завел себе колокол весом в пуд, в который ударяя, говорил, что в нем через звук этого колокола возбуждаются пророчества и открываются ему все тайны небесные.
Они пели, что, как и во время своего первого пришествия на землю, он был преследуем властями, от которых укрывался в деревнях близ Мурома, но затем пойман. Несчастного, его долго допрашивали и мучительно пытали в Богоявленском монастыре – жилище жидов, распявших Христа. Тот монастырь был началом его крестного пути, оттуда его забрали, отвезли на Красную площадь, где с живого сняли кожу. И тогда какая-то девка, уверовав в него, покрыла его тело белым полотном, которое, проросши, сделалось ему вместо кожи. В память этого они, хлысты, и носят длинные белые рубашки.
Они пели, что от этих мучений он умер, потом воскрес, снова делал чудеса: на глазах тысяч людей поднимался на воздух, выше колокольни Ивана Великого, пророчествовал. Жил он всё это время опять в доме Борисовой, у нее же на руках умер и был погребен на кладбище Николодрачевской церкви. Дальше все хлысты и хор вместе пели:
Расплачется Царь Давид,
Стоя-стоючи он у прекрасный пустыни:
«Прими ты, свет мой, прекрасная пустыня,
Прими ты меня многогрешново,
Многогрешново меня на покаяние,
Многогрешнаго меня человека
Аки мати любезное свое чадо,
Государь мой, Царь свет Небесной,
Надежда моя, свет Сын Божий,
Прости, государь, мое согрешение
И великое мое преступление,
Избави меня превечныя муки,
Достави меня небесного своего царства,
Запиши, сударь, в животные свои книги,
Причти, государь, ко избранному своему стаду».
Аллилуйя, Аллилуйя, слава Тебе Боже.
Потом вступала вторая группа хлыстов. Эти начинали с того, что при царе Алексее Михайловиче в Муромском уезде Стародубской волости, в деревне Максаковой, жили столетние старики по прозванию Сусловы – благочестивой жизни муж и жена, крестьяне помещика Нарышкина. Пели, что неожиданно столетняя старушка вдруг сделалась беременною и, когда пришел срок, родила сына, который шесть недель был не крещен, потому что священник церкви Нового Иерусалима, будучи до крайности изумлен таковым рождением, никак не соглашался крестить младенца, да и никто из соседей не хотел быть его восприемником. Старец Тимофей – отец ребенка – исходил все окрестные селения в поисках кумовьев и, не найдя их, с горем возвращался домой, как вдруг на распутье издалека увидел идущую ему навстречу группу людей. Сразу же он начал им кланяться, а когда они приблизились, пал на колени и попросил быть крестными новорожденному. Услышав, что хочет старик, эти люди начали смеяться, но один из них, по тому, как все говорили с ним, по-видимому, самый уважаемый, велел старику принести новорожденного в церковь соседнего села Погоста. Там он сам окрестил младенца и нарек его именем Иоанн. Так исполнилось то, что было сказано в Ветхом Завете: некий человек был послан от Бога, имя ему Иоанн.
Дальше они пели, что в начале царствования царя Алексея Михайловича во Владимирской губернии в Стародубской волости на гору Городину Бог Отец спустился с неба в превеликой славе с силами небесными, на огненных облаках в огненной колеснице, и по собственной Божественной воле принял на себя плоть человека Даниила Филипповича, отданного в солдаты. Хлысты пели, что Господь Бог прежде просветил божественным учением Иерусалим, а Даниил Филиппович, имея с Ним одинаковые свойства, спустился на этот раз на землю, чтобы просветить Русь, и начал сие с Мурома, который с тех пор все верные зовут верховной стороной.
Потом они снова возвращались к Ивану Тимофеевичу и пели, что, когда ему, как и Иисусу Христу, исполнилось тридцать три года, он был позван верховным гостем Даниилом Филипповичем, который жил в деревне Старой, он и дал ему Божество в своем доме, коий и поныне зовется Домом Божьим. Оттуда Иван Тимофеевич и Даниил Филиппович три ночи кряду при множестве учеников и свидетелей возносились на небо, а потом Иван Тимофеевич вернулся в свое прежнее жилище и там стал тайно проповедовать учение Даниила Филипповича и набирать людей в свое согласие.
Когда слава о его чудесах дошла до Москвы, Иван Тимофеевич с сорока учениками был взят и посажен в темницу, где его пытали, били плетьми, потом, подвесив на железный прут, жгли на большом костре. Наконец Ивана Тимофеевича при народе распяли на стене у Спасских ворот, идя в Кремль – по левой стороне.
Когда Иван Тимофеевич, пели дальше хлысты, будучи распят, по Божественной воле своей испустил дух, то был снят со стены сторожами и похоронен на лобном месте в могиле со сводами. Погребение его было в пятницу, а в ночь с субботы на воскресенье, лишь только начался благовест в Успенском соборе, он воскрес, явился на Пахре в деревне Шестово к преданным ему ученикам, называя себя Богочеловеком, а все прочие звали его Стародубским Христовым Спасителем, распятым на кресте и претерпевшим разные муки для спасения ему вверенных.
После хлыстов ведущая партия переходила к скопцам. Она была совсем другая. Сначала скопцы вместе с эсерами, обычными мирянами и теми же хлыстами просто торжественно возглашали:
«А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. Если же правый глаз соблазняет тебя, вырви его и брось от себя… и если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя. Ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело было ввержено в геенну».
«…Блаженны неплодные и утробы неродившие и сосцы непитавшие».
«Итак, умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение».
«Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви отчей. Ибо всё, что в мире, похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, – не от Отца, но от мира сего».
«И взглянул я, и вот агнец стоит на горе Сионе и с ним 144 тысячи, у которых имя Отца его написано на челах… Это те, которые не осквернились с женами, ибо они девственники».
«Есть скопцы, которые из чрева материнского родились так. Есть скопцы, которые оскоплены людьми. И есть скопцы, которые сами себя оскопили царствия ради небесного. Кто может вместить – да вместит».
Дальше скопцы пели одни, причем группами на три голоса. «Первых людей, Адама и Еву, – пела третья группа, – Бог создал по образу Своему и подобию, но подобен человек Господу не плотью своей, а духом, плотью же человек подобен зверю».
«Раньше человек и телом был подобен Богу, – пела вторая группа скопцов, – но согрешили Адам и Ева, съели яблоко с дерева, что Господь им есть запретил, вот и проросло, прилепилось к ним это дерево дьявольское, и яблоки тоже приросли, чтобы помнил человек всегда о грехе своем.
Если хочешь и на земле стать подобен ангелу, – пели они дальше, – во имя любви к Господу отсеки, вырви эти ключи ада, и сольется твой дух и Его».
Первая группа пела: «Видя, как гибнет род человеческий, Саваоф послал Своего сына, Христа, показать людям истинный путь к спасению. Но одно лишь успел Христос на земле – научил он людей оскопляться, оскопился сам и 12 апостолов, учеников своих, оскопил».
Снова третья пела: «Второе пришествие сына Божьего на землю было в России. Как и обещал Христос, на этот раз Он явился в “силе и славе” в образе императора Петра III».
Вторая: «Родился он в Голштинии, там же и оскопился и был перевезен духовной матерью своей Богородицей, Елизаветой Петровной, в Петербург».
«Когда Петр III женился, жена его Екатерина II возненавидела его, – пели скопцы, – бывало, лягут они спать, а он – всё спиной к Екатерине. И в баню она его насильно ходить заставляла… И решила его Екатерина убить, чтобы самой завладеть царством. Как узнал Петр III об этом, переоделся он в одежду солдата, тоже скопца, солдат же сел добровольно на трон, на троне его и убили. А Петр III, называвшийся в миру Кондратием Селивановым, вместе с князем Дашковым-Мартынушкой под видом простых мужиков пошли странствовать по всей России и чистоту проповедовать…»
«Однажды, – вступала первая группа, – Селиванов и Мартынушка шли полем, и Мартын спросил у Селиванова, что может быть ему помехою на пути к спасению. Селиванов сказал: “Одно нехорошо, что твои глаза очень лепы”. Тогда Мартынушка остановился и выколол себе правый глаз».
Среди самых любимых скопцами страд и распевов было положенное на музыку Лептаговым послание Кондратия Селиванова, пелось оно обычно тоже тремя группами голосов:
«Возлюбленные мои детушки, берегите истинного отца своего крепость, дабы ни малейшая не одолела вас слабость и грех-лепость, ненавидит бо душа моя лепости; она, яко вселютейший змей, всю вселенную пожирает и от Бога отвращает, да и до Бога не допущает…» (Первая.)
«До гробовой доски надо всей плоти своей бояться, и иной, оскопивши своей плоти некую часть, да говорит: “Я теперече прав”. Нет, еще хорошенько коня направь, чтобы всего не увез, и вожжи не покидай из рук по смерть; и не верь коню, что смирен, а сиди, не дремя, а всегда в небо гляди и на то надейся, что семьдесят лет Богу служил, и не верьте плоти – ни молодой, ни старой: при смерти обманет…» (Вторая.)
«Так-то иной конь, чуть жив и со двора не может сойти, а того и гляди, что ушибет; так-то и иной простяк “скопится” да и говорит: “Ну, теперь я оскопился”, а глядишь, к запрещенному древу к смертному подкатился да и говорит: “Сестрица, я теперь бессомненной. Мы теперь про Бога можем говорить”. А глядишь, на обоих платье и горит…» (Третья.)