Но сегодня все было удачно. Она загадала: если «впишется» сразу под арку, значит, с делом все получится. «Значит, все получится!»
Теперь она могла снова подумать о Петраускасе. Ионас, или Джонни, как называли прокурора-криминалиста молодые следователи, не только свободно читал на нескольких языках и следил за всеми новинками в криминалистической литературе — он разрабатывал собственные методики. «Типовые версии Ионаса...»
Она выехала на Капсукас, сделала поворот. По проспекту к площади Гядиминаса двигался стремительный поток машин. Маленький красный «Жигуленок» Шивене увяз в нем.
«Джонни говорил, что преступники в одинаковых обстоятельствах действуют тождественно. Даже предложил что-то вроде матрицы или сетки, которую можно применить при раскрытии не похожих вроде бы одно на другое преступлений...»
На площади Гядиминаса она вышла из машины. Здесь было много народу. У кафедрального собора группа приезжих любовалась скульптурами. Шивене подошла ближе. Угловатые фигурки в рыцарских доспехах, с наколенниками и булавами, смешно вздымали руки и изгибались, словно куклы, которые кто-то невидимый и сильный заставляет принимать смиренные и унизительные позы. Особенно нелепо выглядела одна — с несуразно вздернутыми локтями.
— Скульптор хотел подчеркнуть тщетность попыток средневекового человека быть самим собой, его зависимость от судьбы... — объясняла женщина-экскурсовод.
Геновайте еще постояла, присматриваясь к окружающему.
Беззаботно и весело фланировали по площади подростки. В плащах и куртках, патлатые и стриженые, вихрастые и прилизанные, с гладкими подбородками, с пробивающимся пушком, безбровые и с бровями, сросшимися на переносье.
Высокая девочка, напомнившая Геновайте ее саму много лет назад, вела на ремешке низкорослую рыжую дворнягу, которой мальчишки вокруг оказывали всевозможные знаки внимания: гладили, трепали за уши. Девочка, мальчишки и дворняга находились в состоянии непрерывного движения. Когда кто-то наклонялся, чтобы погладить собаку, другой в это время подбрасывал и ловил ключи, а девочка начинала крутить ремешок, будто собиралась прыгать через скакалку.
«Следователь — это призвание, — любил повторять Петраускас. Лицо Джонни, когда он говорил о любимом деле, становилось необыкновенно красивым, а улыбка грустной. — Абсурдно называть это только работой, как нелепо сказать: «Я работаю солдатом!» или «Я служу в космонавтах!» Это образ жизни, бытие... И за все приходится платить полную цену. В том числе и тем, кто расследует. Это — главное! Но будут и озарения. Вы почувствуете мощь интеллекта, локоть и мужество коллег. Познаете самих себя...» Геновайте и другие выпускники университета, не чаявшие души в Петраускасе, не всегда понимали его.
«Как я могла упустить?! — вспомнила вдруг Шивене, садясь в машину. — О типовых версиях говорили на служебных занятиях... Если бы я вовремя навела порядок в блокноте! Конечно! Методическое пособие. Я делала из него выписки... Надо дома все пересмотреть!»
Трудность заключалась в том, что блокнотами назывались по меньшей мере десяток записных книжек, служивших Геновайте в течение многих лет. Вначале она записывала в них понравившиеся латинские юридические формулы и выражения, потом там стали появляться итоги собственного опыта — схемы и мысли, которые могли облегчить труд.
«Надо ехать...» — она включила зажигание.
Из блокнота следователя. Типовая версия
Убийство в закрытом помещении (в квартире, в домашних постройках). С причинением, как правило, большого числа телесных повреждений в разных частях тела...
Вариант А
Убийство могло совершить лицо, находившееся в длительных конфликтных отношениях с убитым.
Возможный убийца — родственник. В том числе тесть, сожитель, отчим...
Характеристика
на ученика 7-го класса
Оливетского Геннадия
За время учебы в школе Геннадий проявил себя с положительной стороны, как дисциплинированный, хороший ученик. По математике и физике обнаружил большие способности. Имел прочные знания по литературе, истории. Участвовал в школьных конкурсах по чтению стихов. Занимался в кружках художественной самодеятельности, ходил в плавательный бассейн.
В день своей гибели, 14 марта, был принят в члены ВЛКСМ.
Из блокнота следователя.
Латинская юридическая фразеология
В больших делах требуется совет многих людей.
Слова всегда следует понимать в их более мягком смысле.
Кратчайший путь — самый долгий.
Без гнева и пристрастия.
Пока Шивене заполняла анкету, сосед Паламарчуков по подъезду — грузный, подстриженный под «полубокс» отставник, не отрываясь, смотрел в окно. Геновайте допрашивала его в своем кабинете, в прокуратуре города.
За огромным, во весь кабинет окном стояло скучное осеннее небо, хотя наступала весна.
— Я действительно видел Паламарчука на лестничной площадке, — отставник тяжело дышал, словно после бега.
— Расскажите, пожалуйста. Вы ведь живете на шестом этаже?
— Да. Под Паламарчуками. В свое время оставили с женой квартиру детям на Антакальнё. Переехали сюда. Теперь кукуем вдвоем... Убийство мальчика не раскрыли?
— Нет.
Свидетель кивнул. Теперь они оба смотрели в окно — свидетель и следователь. По улице прошло несколько человек, один из них, оглянувшись, встретился глазами с Шивене. Огромное окно было неудобным во многих отношениях.
— У соседей наверху, кажется, не очень шумно бывало? — спросила она.
— Тишина, — отставник оживился. — Такая тишина — порой думаешь: хотя бы постучал кто-нибудь в пол или по трубе!
— Хорошая звукоизоляция?
— Не-е-т... Как вам объяснить? — он взглянул в окно. — В каждой семье как бы среднеобычная для нее температура. В одних всегда под сорок. В других...
— А у ваших соседей наверху?
— Я бы определил как тридцать шесть с одной-двумя десятыми. Всегда тихо... Мы с женой недавно в этом доме, плохо знаем всех. Какие у жильцов с седьмого этажа проблемы? Чем живут? Это нам неизвестно.
— А что было четырнадцатого? — спросила Шивене.
— Я отдыхал, работал. Приводил в порядок некоторые записи... В половине восьмого собрался в гости. Наверху живет бывший редактор издательства «Вага». Хотел с ним кое о чем посоветоваться. — Время от времени полковник делал небольшие паузы: смотрел в окно или просто сидел, не шевелясь, давая себе короткий отдых. — Мотор... — сказал он виновато. — Когда поднимался, на седьмом этаже увидел Паламарчука.
— Вы поднимались в лифте?
— Пешком.
— Паламарчук тоже вас видел?
— Думаю, нет. Он как раз свернул к двери.
— Вы заметили что-нибудь?
— Я и хотел сказать... Может, важно? Когда он проходил, что-то ударило об пол у двери. Я думал — ключ. Но звук более...
— Сильный?
— Гулкий. Невысокий удельный вес материала.
— Что же это было?
— Кусочек пластмассы. Видимо, Паламарчук держал в руке, потом бросил. Черный, небольшой. Он так и остался у двери.
Отставник снова взглянул в окно. Теперь там все чаще проплывали зонты. Шел дождь.
— Я больше не нужен?
— Еще вопрос. Паламарчук спешил?
— Не больше, чем обычно. Позвонил соседке. Потом еще. Вошел в квартиру, закрыл за собой дверь.
— Вы не подумали о несчастье?
— Конечно, нет.
Но это все потом...
Трехкомнатная квартира Паламарчуков четко разделялась на две части. В двух комнатах — гостиной и спальной — жили двое взрослых, в третьей — подросток.
Мальчик занимал меньшую из комнат. Здесь он спал, готовил уроки. В углу, рядом с тахтой, стояло пианино. Из-за письменного стола выглядывала хоккейная клюшка. На столе лежали тетради.
Антоновас — вчерашний стажер — шепнул:
— Генуте, прошу... Я не в силах осматривать коридор. Уволь!
Это был его первый выезд на место убийства. Самой Шивене приходилось расследовать тяжкие преступления не раз. Сейчас об этом напомнили и часы на руке — подарок Генерального прокурора.
— Возьмите столовую и спальню, — она засекла время. — Приступаем!
В квартире было перевернуто почти все, что можно было перевернуть. Вещи валялись на полу. Дверцы, ящики, коробки были открыты. Сдвинута большая часть стекол, закрывавших полки и секции. Тем не менее ничто не напоминало о квартирных ворах — те, нанося ущерб, почти не оставляли следов. «Словно намеренно создавали картину разгрома, — подумала Шивене. — Или что-то искали — вслепую, наугад, не заботясь о последствиях».
Паламарчуки жили обеспеченно. Секции и витрины дорогого — черного дерева — секретера были наполнены хрусталем. Когда в гостиной зажгли свет, отблеск хрустальной люстры мгновенно поселился в дальнем углу, на полке, чтобы потом со всех фотографий места происшествия ударить отраженной вспышкой огня.
Из открытого бара, сорванная дверца которого валялась внизу, на паласе, выглядывали горлышки бутылок. В спальне, на полу, были разбросаны бумаги, пластмассовые части разбитой ручки электрического утюга, выброшенная из шкафа одежда.
Всюду виднелись пятна, которые в протоколах осмотра называют бурыми, а в жизни — кровяными или кровавыми. На стенах. На дверях туалета, ванной.
— Гражданин следователь, — обратился к Шивене Паламарчук. Она уже несколько минут чувствовала его тревогу. — Я хочу выйти из квартиры. — Он пригладил падавшие по обе стороны крутой лысой макушки волосы. — Можно?
— В принципе, да... — Шивене внимательно взглянула на него. — А что вы хотели?
Он замялся:
— В соседнем подъезде жена. Она волнуется. Я хотел...
— Может, вначале позвонить? Если ей сделали укол и она уснула, нет смысла беспокоить.
Он неохотно кивнул.
— Но у меня нет номера телефона!