Внутри дом был давно перестроен. Имелось в нем три подъезда и двадцать четыре квартиры со всеми удобствами, включая централизованный газ и общие телевизионные антенны. Странные, отливающие серебром, похожие на распластанных в полете журавлей, антенны держались тесной группой, молчаливо и независимо. Это сердило старичков-петухов, и они, раздражаясь, скрипели даже в тихую погоду.
Ягодкины жили в южной башне, на третьем этаже. И обследование дома было решено начать с нее.
В квартире номер восемь было тихо, и на звонок никто не откликался.
— Дома, что ли, нет? — почему-то шепотом сказал Петька.
— Н-не знаю, — Миша тоже понизил голос. — С-спят, наверное. Ше-ептуновы любят с-спать. У них Нинка есть.
— Большая? — излишне заинтересованно спросил Бельчиков.
— П-пять лет.
— Хороший возраст, — вздохнула Лиля Карасева. — Саша, позвони еще раз.
«Тринь-трень!» — мелодично пропел звонок. И тотчас, будто за дверью стояли и ждали, раздался голос:
— Кто там?
— Й-я, Нина.
— Скажи правильно, — потребовал голос.
— Чего она? — Бельчиков и Петька переглянулись.
Ягодкин безнадежно махнул рукой и вдруг тонким голоском затянул:
— Терем-теремок, кто в тереме живет?
— Я — мышка-норушка, — быстро откликнулись за дверью. — А ты кто?
— Я — лягушка-квакушка. Пусти меня к себе жить.
— Проходи, — замок щелкнул, и тут же появилась белобрысая девчушка, вся в голубом горохе: белая в горох пижама, такой же масти бант, съехавший несколько набок, и два круглых голубых глаза, которые лучились любопытством и доброжелательством.
— Не пу-угайся, Нина. Эт-то мои д-друзья.
— С Новым годом, — поклонился Саша.
— С новым счастьем, — серьезно ответила Нинка и сообщила: — Я еще сплю.
— Мы на одну минуту, — Петька шагнул в прихожую, жестом приглашая сотрудников следовать за собой. — Нина, у тебя елка есть?
— Ну да, — девчушка пожала плечами.
— А какого она цвета? Голубого? — задал каверзный вопрос Бельчиков.
Нинка засмеялась:
— Зеленого!
— А кто тебе ее принес? — снова спросил Лаптев.
— Дед Мороз! — девчушка залилась смехом: игра ей нравилась. — Я рассказала дедушке стишок, а он подарил мне елку и матрешку Дуню. Принести?
— А Мороз вчера приходил? — ласково спросила Лиля.
Бант в голубой горох протестующе дернулся.
— Раньше! Один день — раз обратно. Еще раз… Давно!.. Послезавтра, когда еще папа на работе был.
— Нино-ок!.. С кем ты разговариваешь? — в прихожую выглянула молодая женщина. На ней была пижама — родная сестра Нинкиной. Голубые глаза, так же, как у дочери, округлились при виде неожиданных гостей.
— С Новым годом! Здравствуйте! — нестройно поздоровались ребята.
Брови Шептуновой сдвинулись:
— Вам чего надо?
Момент был критический: или сейчас их выставят за дверь, как предупреждал Игорь, или будут разговаривать. Командир группы набрал побольше воздуха и на одном дыхании выложил историю голубой ели.
— …и вот мы ходим, ищем ее, — закончил он.
Ребята напряженно ждали.
Шептунова обвела всех взглядом и остановилась на Мише.
— И ты с ними?
Ягодкин, словно его уличили в чем-то нехорошем, покраснел и признался:
— Ага.
«Голубая пижама», не сказав ни слова, повернулась и удалилась в комнату. Отсутствовала она недолго: вскоре снова замаячила на пороге, на этот раз в сопровождении голубого халата, в который кутался толстый, лысоватый мужчина.
— Вот, Шура, полюбуйся, — Шептунова чуть отодвинулась, давая возможность Шуре подробно рассмотреть ранних посетителей.
— Молодцы, молодцы, — одобрительно прогудел хозяин. — Настоящие граждане! Только у меня, к вашему сожалению, алиби. Знакомое слово?
— Грамотные, знаем, — несколько вызывающе ответил за всех Петька. «Голубые» Шептуновы почему-то симпатии не вызывали.
— Прекрасно. Вчера я весь вечер провел в кругу семьи: пел, плясал, веселился. Слыхал, сосед? — обратился он к Мише.
Ягодкин кивнул.
— Итого, как говорится, ничем не могу, — Шура развел руками. — Еще вопросы имеются?
Ребята переглядывались и молчали.
— Ниночка, открой дверь, — распорядилась Шептунова. — До свиданья, дети.
«Дети» вышли, настроение испортилось. Казалось, наоборот, надо радоваться, ель здесь не обнаружена, двумя хорошими людьми стало больше, но головы опускались помимо воли…
«Лучше бы я туда не ходил».
Районный отдел милиции помещался в нижнем этаже пятиэтажного жилого дома. И если бы не красная вывеска и постоянно действующий щит «РАЗЫСКИВАЮТСЯ», можно было бы подумать, что за темной клеенчатой дверью скрывается обычная малогабаритка с тесными комнатами-клетушками, крохотной кухней и прочими удобствами. На окнах висели шторы с веселенькими незабудками, на подоконниках цвели фиалки, а в прихожей рядом с диваном для посетителей возвышался над кадкой широколистный фикус.
Андрей Лаптев с неловкостью, какую неизбежно испытывает человек, незвано, однако по необходимости попадающий в гости, переступил порог.
Комнату перегораживала прозрачная стенка, за которой размещалось царство дежурного: стол — пульт с многочисленными кнопками, сигнальными лампочками и светящимися табло; несколько телефонов различной формы с разноцветными клавишами и большая карта района с непонятными значками и отметками.
Дежурный молоденький сержант сосредоточенно записывал что-то в объемистый журнал, который лежал перед ним на столе.
Посетителей, видимо, по случаю праздника и раннего времени не было, и сержант не сразу оторвался от своего занятия, когда Андрей, стянув с головы шапку, поздоровался. Потом он поднял голову и несколько секунд рассматривал гостя без всяких признаков заинтересованности.
— Тебе чего? — наконец спросил он. — Нарушение?
— Да я, собственно… У меня — заявление.
— Давай сюда.
— У меня устное.
Сержант взглянул более внимательно:
— Выкладывай быстро!
Разговаривать через перегородку было неудобно и непривычно, поэтому Андрей, волнуясь и постоянно сбиваясь, изложил суть дела.
— В роще, говоришь?..
— Да. Недалеко от главного входа.
— А ты не путаешь, парень?
— Вы что? — Андрей просто задохнулся от возмущения. — Мы сами два года назад их в грунт высаживали. По пять штук слева и справа от дороги. Мы всех по именам знаем.
Дежурный удивленно вскинул глаза:
— По именам? Они разве щенята?
Андрей улыбнулся.
— Просто у каждой ели своя биография. И вообще… Я, например, говорю: Веселка заболела. Ребята знают: что в южной группе, третья справа. А теперь вот Шустрой нет, срубили. Она быстрее других росла в школе: по 15–20 сантиметров в год!..
— Не пойму, где произошла порубка? В роще или в школе? — перебил сержант.
Андрею стало смешно:
— В роще, конечно. Школой мы называем питомник, где сначала жили голубые ели. Там они «учились» десять лет, а потом самые сильные мы переселили на постоянное место жительства — в рощу.
— Вроде как в институт после десятилетки? — пошутил сержант.
— Вроде, — согласился Андрей. — Шустрая была отличницей, никогда даже не болела.
— Знаешь, парень, все это интересно… — пальцы дежурного забарабанили по столу. — Заявление ты напиши, я тебе сейчас бумагу и ручку дам. Но… — дробь прекратилась, и ладонь начала прилежно разглаживать раскрытый журнал, — честно тебе скажу, дело дохлое. Ни улик, ни свидетелей.
— Улики есть, — быстро вставил Андрей.
— Щепка и ветка?
— Еще следы валенок.
Сержант отмахнулся.
— Не смеши. Предположим, найдем ель. Как доказать, что ее хозяин рубил сам?.. А если просто купил елку? В темноте ведь не видно, голубая она или зеленая.
— Расспросить, как выглядел тот, который продавал, — Андрей цеплялся за соломинку. — По приметам найдем!
— Иголку в стоге сена легче, — сержант помолчал. — И потом, что с него взять?
Андрей не понял:
— Что взять?
— Штраф. Самое большое. Даже на пятнадцать суток не посадишь. Так-то, брат.
— Получается, деревья пили, руби, с корнем вырывай — и ничего за это не будет?! — Андрей с ожесточением дергал завязки шапки, стянувшиеся в крепкий узел. — Сами найдем. Сами!
— И что будете с ним делать?
— Это уж вас не касается! — узел поддался, Андрей нахлобучил ушанку по самые брови и почти бегом кинулся к черной двери.
— Эй, парень! Стой! — дежурный догнал Андрея у выхода. — Так у нас не делается.
— Отпустите, — Андрей дернулся, но сержант крепко держал его за плечо.
— Отпусти паренька, Филипченко, — раздался негромкий рокочущий басок.
— Слушаюсь, товарищ старший лейтенант! — вытянулся дежурный.
Старший лейтенант, высокий, худощавый, с темным загорелым лицом, на котором больше всего выделялись черные разлапистые брови и крупный с горбинкой нос, неслышно ступая, подошел к Андрею, пристально взглянул — как сфотографировал — и сказал:
— Успокойся. Садись.
Андрей сел, всем своим видом показывая, что вынужден подчиниться силе.
Старший лейтенант устроился напротив и вдруг весело рассмеялся, охотно демонстрируя все тридцать два зуба.
— Будем знакомиться?.. Чернецов Сергей Александрович, инспектор уголовного розыска.
Андрей пожал протянутую руку и тоже представился.
— Вот что, Лаптев. Слышал твою историю, как ты Филипченко излагал… Оставь адрес или, лучше, телефон. Есть телефон?
— Есть.
— Ладушки. Попробую вам помочь. Только работаем в контакте, договорились?
— Понял.
— Ну и хорошо. А то — «сами поймаем!»… Иди, друг Лаптев, — Чернецов опять рассмеялся, и Андрей не выдержал, улыбнулся: очень уж заразительно смеялся инспектор.
«Один грамм никотина убивает лошадь наповал».