— Ты хорошо поработала.
Она выдавила из себя подобие улыбки.
— Вы сходили к врачу?
— Это было ни к чему.
Дворецкий вошел на террасу, неся поднос с двумя высокими стаканами и парой бутылок воды.
— Не знал, какую вы предпочитаете — простую или газированную, поэтому принес и ту и другую, — сообщил он, ставя стаканы и бутылки на стол. — Могу я предложить вам еще что‑нибудь перед ужином?
— Мне ничего не нужно, спасибо, — ответила Ева.
— Еще один скотч, — потребовал Даниель. — И прихвати бутылку.
— Как пожелаете.
Даниель указал ей на стол:
— Присаживайся. Чтобы не терять зря времени, я уже заказал еду на нас двоих. Если тебе что‑то не понравится, повар приготовит, что захочешь.
Ева почувствовала раздражение. Она не была привередой в еде, но его самонадеянность не понравилась ей.
— И что вы заказали?
— Суп из брокколи с сыром стилтон, потом веллингтонский пирог с говядиной, — улыбнулся он, занимая свое место за столом. — Подумал, ты скучаешь по дому и тебе будет приятно отведать исконно английской еды.
Несколько ошеломленная, она села за стол напротив него.
— Исконно английской еды? Но я из Нидерландов.
— Ты голландка?
Его изумление почти заставило ее улыбнуться. Какая ирония. Однажды он провел с ней целый вечер, но даже не удосужился узнать, откуда она родом. Для него она была просто очередной привлекательной женщиной, которую он намеревался заполучить в свою постель на одну ночь, считая, что она будет вне себя от счастья.
— Я родилась и выросла в Роттердаме.
Он наморщил лоб.
— Я почему‑то решил, что ты англичанка.
— Многие так думают.
— У тебя совсем нет акцента.
— Англичане его замечают, но вы итальянец, поэтому он не режет вам ухо.
Дворецкий принес бутылку скотча для Даниеля и спросил, не хочет ли Ева к ужину чего‑нибудь покрепче воды. Она покачала головой и перевела взгляд на Даниеля.
— Думаю, этим вечером мне лучше сохранять ясную голову.
Даниель усмехнулся. Ясная голова пригодилась бы и ему, но он рассчитывал, что скотч поможет ему легче справиться с предстоящим разговором.
— Какими еще языками ты владеешь?
— Английским, испанским и французским, еще сносно говорю на итальянском.
— Докажи, — попросил он, перейдя на родной язык.
— Зачем? — тоже по‑итальянски спросила Ева. — Хотите подловить меня?
Рассмеявшись, он покачал головой:
— И это ты называешь «сносно»?
— Пока я не могу смотреть фильмы на каком‑то языке, не упуская деталей, я не считаю, что свободно им владею, — пояснила она уже по‑английски.
— Тогда давай разговаривать на итальянском. Это тебе поможет.
Она отрицательно покачала головой.
— Вы сказали, нам надо обсудить что‑то важное. Мы оба хорошо говорим по‑английски, и мне хотелось бы понимать все нюансы.
— Ты мне не доверяешь?
— Не вполне.
— Я ценю твою откровенность. — Честность была редкой гостьей в его мире. Родные Даниеля были безупречно честны с ним, но с тех пор, как он высоко поднялся в области архитектуры и заработал свой первый миллиард, едва ли в его окружении был хоть один человек, который осмелился бы прямо сказать ему «нет».
Дворецкий вернулся на террасу с первым блюдом. Поставил на стол суповые тарелки и корзинку с булочками.
Ева склонилась над столом, вдохнула исходящий от еды аромат и удовлетворенно кивнула.
— Пахнет вкусно.
Дворецкий слегка поклонился.
— Булочки свежевыпеченные, но, если вы предпочитаете безглютеновые продукты, я принесу.
— Я не боюсь глютена, — улыбнулась Ева. — Но благодарю за предложение.
Ева оказалась первой женщиной на памяти Даниеля, которая не сидела на какой‑нибудь диете и спокойно относилась к продуктам с глютеном. Это было так необычно и выгодно отличало ее от других представительниц прекрасного пола, с которыми он встречался. Да и выглядела она иначе: приятные округлости и изгибы фигуры, красивая заметная грудь. Ева Берген была очень сексуальна, и Даниель с удовольствием полюбовался бы ею в более женственной одежде. А еще лучше — вообще без одежды.
Когда они снова остались одни, она взяла булочку, разломила ее и спросила:
— Так что вы хотели обсудить?
— Сначала ужин, потом разговоры.
Она положила булочку на тарелку.
— Нет, давайте лучше поговорим во время еды, или я решу, что вы просто обманом опять заманили меня на свидание.
— Я не заманивал тебя обманом на прошлое свидание, — возразил он.
— И все же наша прошлая встреча была свиданием. Вопросы, которые вы задали мне о больнице, вполне можно было обсудить в течение пяти минут за чашкой кофе.
— Это было бы совсем не весело.
— Моя работа — это не веселье, синьор Пеллегрини…
— Даниель. — На прошлой их встрече он много раз просил ее не обращаться к нему так формально. Его вообще несколько обескуражило, что, похоже, Ева вовсе не восхищалась им. Обычно его фамилия и внешность действовали на женщин магнетически. С тех пор как на него посыпались награды за архитектурные проекты и деньги, он не встречал ни одной женщины, которая не смотрела бы на него трепеща ресницами. Кроме Евы. Единственную вспышку интереса к нему с ее стороны он заметил в момент их знакомства, когда их глаза встретились в первый раз. И это был первый раз со дня гибели Пиеты, когда он ощутил желание. И молния, которая проскочила между ним и Евой, заставила его снова почувствовать себя живым.
Однако со стороны Евы та вспышка была единственной, в дальнейшем она вела себя с ним сдержанно, что Даниель списывал на обстановку, в которой они общались. Он думал, что если вытащит ее с Кабальерос и привезет на куда более комфортную и приятную Агуадиллу, то там девушка расслабится и оттает. Как же он ошибался.
Никаких электрических разрядов между ними больше не проскакивало, Ева держалась холодно, все его попытки флиртовать потерпели крах, а на предложение провести с ним ночь она ответила резким отказом. Это было неслыханно! Ева Берген отвергла его с презрением! Ему было горько и ужасно неприятно, и он отпустил ее безо всяких разговоров.
Именно презрение он видел на лице своего отца, когда в новостях сообщали то об одной, то о другой однодневной подружке Даниеля. Его родители были сильно разочарованы тем, что он не хотел жениться. Пиета нашел женщину для создания семьи, хотя ему и понадобилось целых шесть лет на то, чтобы наконец обменяться с ней клятвами верности. Предполагалось, что за это время остепенится и Даниель. Однако у него такого намерения не было. Ему нравилась свободная жизнь. Он был доволен собой и делал что хотел. Если ему вдруг приходило в голову провести выходные в Вегасе, он отправлялся туда на личном самолете, прихватив с собой нескольких друзей. Его идеальный старший брат никогда не вел себя так… Он служил Даниелю сияющим маяком, к которому надо стремиться… Так было всегда. Ну так что ж, последнее слово все равно осталось за Даниелем. Он сумел заработать больше, чем личные средства Пиеты и наследство, которое он должен был получить, вместе взятые.
А потом это последнее слово перестало что‑либо значить, потому что Пиета погиб. Человека, которого Даниель в равной мере любил и ненавидел, его брата и главного соперника не стало. Он умер. Ушел. Исчез. Утрата Даниеля была чудовищно огромной и тяжелой. Сердце его было разбито.
— Я отношусь к своей работе очень серьезно, мистер Пеллегрини. И здесь я не для развлечения и веселья, — осуждающим тоном заявила Ева. — Ваши попытки флиртовать со мной были неуместны, а предложение провести вместе ночь — вдвойне.
Без сомнения, сестра сочла бы его мазохистом, узнай она, что он решил жениться на женщине, которая открыто презирает его. Франческа не поняла бы, как это необычно и свежо — быть рядом с честной и прямолинейной женщиной. Для него добиться Евы было будоражащим кровь испытанием, как для альпиниста покорить Эверест, вершина которого теряется в облаках, — опасно, но острые ощущения стоят того, чтобы рискнуть.
— Полагаю, для флирта красивую женщину куда больше подошло бы пригласить в ресторан с тремя звездами от Мишлена.
Она чуть зарделась.
— Если вы опять будете заигрывать со мной, я уйду.
— Не услышав то, что я хочу сказать?
— Зависит от вас. Если вы в состоянии сосредоточиться на деле, я не против.
— В таком случае не буду тянуть резину. Мне нужна жена, и я хочу, чтобы ею стала ты.
Ева нахмурилась, ее голубые глаза гневно сверкнули.
— Это не смешно. Чего вы хотите на самом деле?
Он съел ложку супа. Ева была права: очень вкусно.
— На самом деле я хочу сесть в самолет и поскорее убраться отсюда, но вот нужна мне жена, и ты, tesoro, дорогая, идеально мне подходишь.
На несколько мгновений между ними повисло молчание, потом Ева резко отодвинула стул и встала.
— Вы просто отвратительны. Играйте в свои игры, а я не хочу. И кстати, я вам не дорогая!
Схватив свою холщовую сумку, лежавшую на полу около стула, Ева развернулась и пошла прочь — подальше от этого ужасного человека. Но едва она успела сделать пару шагов, Даниель сообщил:
— Прежде чем ты уйдешь, хочу тебе кое‑что показать.
— Ничего не хочу видеть.
— Даже миллион долларов наличными?
И снова вопреки самой себе Ева обернулась.
На столе, рядом с ее тарелкой лежал раскрытый кейс. В кейсе лежали деньги. Очень много денег.
Она заморгала, словно пытаясь избавиться от наваждения. И встретилась взглядом с Даниелем.
— Мне удалось привлечь твое внимание? — осведомился он.
Да уж, она не ошиблась — с чувством юмора у него все в порядке.
Ева кивнула. Ему, разумеется, удалось привлечь ее внимание, но ей казалось, что все происходит во сне. Кейсы, полные наличных, бывают только во сне или в кино. Но не в реальной жизни.
Хотя Даниель Пеллегрини — тоже персонаж не из реальной жизни. Миллиардер из старинного и знатного рода. Его жизнь не отличалась бы от ее сильнее, будь он хоть с Луны.