Наши глаза, привыкшие к сильному освещению лаборатории, ничего не различали в этой кромешной тьме. Сзади нас журча и искрясь, изливались потоки волн резонатора. Через «люк» мы видели яркий объектив и смутные очертания кусочка нашей родины.
— Выключите резонатор, — скомандовал профессор.
Я нащупал в сумке рычажок, два раза повернул его и нажал кнопку. Тотчас же раздался удар, подобный стуку захлопнутой крышки пустой деревянной коробки, и маленькое отверстие, связывавшее нас с нашим миром, исчезло…
— Давайте сядем, Брайт, — предложил профессор, — а то мы похожи на двух испуганных крокодилов в темном сундуке… Что сказали бы наши коллеги, если бы увидали нас в этом положении!
Коллеги… Какие там коллеги? Все бывшее до сих пор казалось мне не более близким, чем смутные воспоминания отдаленного детства.
— Обсудим положение. Мы не ослепли, — продолжал профессор, как будто угадав мои мысли. — Иначе мы не видели бы отсюда света резонатора. Возможны три положения: первое — здесь всегда темно, второе — теперь ночь, третье — световые волны этого мира не соответствуют устройству наших глаз. Ба! — воскликнул он вдруг. — Мы настолько растерялись, что упустили из виду самые простые вещи. Ведь, у нас же с собой электрические фонари!
Он порылся в своей сумке, и яркий луч прорезал черное пространство и быстро исчез.
— Итак, все в порядке. Но не будем злоупотреблять светом — мы не знаем, кто нас окружает: необходимо быть крайне осторожными. Двигаться тоже не следует, чтобы не свалиться с горы или не попасть в яму. Посидим спокойно и обождем. Если положение через несколько часов не изменится, тогда подумаем, что делать дальше.
Было очень жарко, но не чувствовалось, однако, ни малейших признаков духоты. Необычайно свежий, пропитанный озоном воздух действовал опьяняюще. Голова кружилась, пульс участился. Ощущение бодрости и энергии повышалось до степени энтузиазма. Хотелось двигаться, прыгать, петь, кричать… Я все время поддерживал с профессором оживленную беседу и окончательно убедился, что голоса наши, действительно, звучали здесь яснее и громче.
Так прошло около часа. Я осветил на мгновенье свой хронометр, на котором — как это ни странно — было всего лишь четырнадцать минут пятого! Покинули же мы Землю ровно в четыре часа. Профессору также казалось, что мы сидим здесь более часа. Однако и его хронометр показывал то же, что и мой.
— Как вы объясняете себе это явление? — спросил он.
— Мы совершенно иначе ощущаем здесь время. К тому же возможно, что под влиянием местных условий тяготения механизмы наших часов иначе работают.
— Правильно, но вы забыли еще одно очень важное обстоятельство. Вспомните Эйнштейна — ведь, время относительна! Оно может иметь здесь другой темп и должно поэтому совершенно иначе расцениваться. Если оно протекает, например, в этом мире быстрее, нежели у нас, мы сможем в течение одного и того же срока успеть здесь больше, чем на Земле…
Внезапно из-за горизонта появилась звезда, за ней вторая, третья, четвертая, пятая. Расположенные дугой на темно-бархатном фоне и медленно плывя вверх, они походили на пять крупных, кристально чистых бриллиантов, переливавшихся всеми цветами радуги. Их свет был настолько силен, что я различал лицо профессора.
— Назовем их, — сказал он, — «Созвездием Параболы».
— Нет — воскликнул я. — Это — «Созвездие Джемса Брукса»!
— Ну, ну, — скромно запротестовал профессор. — Вернее будет — «Вилли Брайта» — ведь, вы обнаружили первую звезду.
Но спор не успел разгореться, как на горизонте появилось нечто в роде зодиакального света.
— Млечный путь! — воскликнул профессор.
Любуясь его красотой и величием, мы замерли на месте, пока не почувствовали усталость в ногах и сильный голод.
Мы оторвали свои взоры от надземного мира и занялись осмотром окружающей местности. Она не представляла собой ничего интересного: это была огромная, лишенная всякой растительности равнина; вдали выделялось нечто в роде гор, а на горизонте чернели, как нам показалось, неясные очертания леса.
Мы сели на «землю» и развязали мешок с провиантом. Воздух, богатый кислородом и озоном, большое давление атмосферы, и увеличенная сила тяготения вызвали энергичный обмен веществ, усиленную деятельность организма и волчий аппетит.
— Если так будет дальше, — заметил профессор, проглотив три бутерброда и принимаясь за четвертый, — недостаток пищи заставит нас вернуться через сутки на Землю.
9. Восходящие солнца
Пока мы ели, десятки фантастических созвездий усеяли густо покрытое звездами небо. Верхушка гор загорелась, это было отражением зарева, вспыхнувшего на противоположной стороне горизонта. Оно быстро усиливалось, пока не показался, наконец, выпуклый край и мы увидели луну, похожую на нашу.
— Прекрасно! — обрадовался профессор. — Здесь есть луна, значит, — будет и солнце.
Луна, между тем, быстро поднималась вверх. Звезды угасали. Внезапно профессор воскликнул:
— А это еще что такое?
Я обернулся и увидел второе, более сильное зарево на другом месте горизонта. Прошла минута-две, и показалась еще одна и притом огромная луна. Мы были в восторге.
— Здесь интереснее, чем на Земле!
Но не успели мы еще достаточно налюбоваться этими светилами, как горизонт опять вспыхнул, и тотчас же появилась третья, но на этот раз меньшая луна… Мы снова вскочили, переводя глаза с одной на другую. Почва, освещенная яркими, зеленовато-голубыми лучами, представляла собой прекрасный своеобразный ландшафт. Стало уже настолько светло, что можно было свободно читать книгу.
— Какая красота! — воскликнул восхищенно профессор. — Трудно себе представить, чтобы нечто… но что же это, наконец?
Я опять обернулся и заметил одновременно выплывающие… еще две луны.
— Пять лун! — закричал я. — Где это видано! Если бы на Земле знали…
— Стоп, — остановил меня профессор, — вот выплывает шестая…
Но профессор ошибся — это не была луна: появляющееся светило походило на широкий язык, который все более вытягивался под углом вверх. При этом он был не сплошным, а состоял из нескольких слоев.
— Кольца? — Профессор вопросительно взглянул на меня. — Неужели же…
Изнемогая от любопытства, следили мы за восходом светила. Вскоре показалась выпуклость неимоверно огромного шара. Он быстро выплывал, его исполинские размеры все более увеличивались…
— Сатурн! — воскликнул я. — Совершенно похожий на наш, но какой, однако, гигант!
— Потому что близок. И наш достаточно велик: Земля могла бы кататься на его кольцах, как мяч по шоссе… Но смотрите на его бесподобные кольца!
Еще несколько минут — и «Сатурн» целиком появился перед нашими; изумленными взорами. Его величина была потрясающей, жуткой. Площадь ядра казалась в сотни раз больше нашей луны, а вместе с кольцами светило занимало громадную часть неба. В довершение ко всему продолжали показываться в разных местах горизонта луны…
— Но сколько же их? Когда же будет конец! — воскликнул я.
— Пока восемь. Будем считать дальше.
За восьмой выплыла девятая, а за нею — десятая. Вскоре появилась и одиннадцатая…
Поднимаясь выше, «Сатурн» и луны приобретали серебряно-блестящий отлив. Стало светло, почти как на Земле в облачный день, но это был совершенно иной свет. Некоторые луны начали уже опускаться к горизонту, зато появились еще две новые…
— Подождите — это еще не все: вы увидите завтра солнце, по сравнению с которым наше дневное светило, окажется жалким пигмеем.
— Почему?
— Разве вы не чувствуете тяжести в ногах и веса наших мешков?
— Это понятно, — я спрашиваю о солнце!
— Солнце — геркулес! — вдохновенно произнес профессор. — Какой массой оно должно обладать, чтобы удержать на таком близком от себя расстоянии эту гигантскую планету с ее кольцами и спутниками.
— Но из чего вы заключаете, что они находятся близко? — не унимался я.
— Как «из чего»? — поразился профессор моей недогадливости. — А сила освещения Сатурна и лун, а температура окружающей нас атмосферы? Разве вы не помните, на каком колоссальном расстоянии от нашего солнца находится его Сатурн? Именно поэтому там и господствует отчаянный холод, при котором замерзают даже газы.
Сатурн, между тем, приближался к зениту, сверкая, как полированное серебро. Окружавший его световой ореол образовал новое гигантское кольцо с исходившими радиально лучами, наподобие северного сияния. Оно заняло не менее трети неба. От млечного пути и звезд не осталось и следа: было светло, как днем. Ввиду ослепительной яркости планеты, мы могли продолжать свои наблюдения только при помощи черных очков.
Описывая на небосклоне дуги, луны — а их оказалось всего тринадцать — приближались к горизонту и одна за другой исчезали. Перейдя свой зенит, «Сатурн» начал быстро опускаться. Ореол поблек, сила света заметно уменьшилась, и серебристый отлив становился матово-желтым. Вскоре начали понемногу зажигаться звезды.
— Я жду с нетерпением наступления дня, — сказал профессор. — Ждать осталось недолго. Предлагаю вам, Брайт, прилечь и заснуть. Вы моложе и нуждаетесь в отдыхе больше меня.
После непродолжительного спора я подчинился авторитету профессора и устроился на ночлег. Мы условились, что он разбудит меня, как только появятся первые признаки рассвета. Мне снилось, что с колец «Сатурна» сползают какие-то чудовища. Вот одно из них протягивает свои противные щупальцы и впивается мне в шею… Я вздрогнул и открыл глаза — это профессор теребил меня за плечо.
— Вставайте, Брайт, — солнце!
Горизонт напоминал расплавленный металл, а над ним красовался огромный, багровый шар. Вершины гор горели, как в огне.
Зрелище было великолепно, и, не теряя времени, мы вынули приборы и занялись наблюдениями. Лучи солнца, несмотря на то, что оно находилось еще сравнительно низко, немилосердно жгли наши шлемы. Не выпуская яркий диск из объективов, мы так увлеклись работой, что ничего кругом не замечали. Записывая высоту светила над горизонтом, я вздрогнул от внезапно раздавшегося стука. Это — подзорная труба выпала из рук профессора, а сам он застыл с мутно-неподвижными глазами… Я сильно испугался.