Процедура заняла два часа. Все это время Питер и Джонатан не отрываясь следили, как Клара командует парадом. Несколько раз Джонатан порывался ей помочь, но она не позволила и сама подключила сигнализацию, а потом залезла на высокий табурет, чтобы отрегулировать свет. Джонатан стоял перед картиной, пытаясь давать ей указания, коим она не следовала. Несколько раз Клара слезала вниз, смотрела, что получается, и, бормоча себе под нос ей одной понятные вещи, продолжала колдовать с лампами. Питер шепнул другу, что если раньше числил его «помешанным № 1» на русском художнике, то теперь у него появился серьезный конкурент. Джонатан ответил негодующим взглядом, и тот провел остаток утра в общении с мобильным телефоном. Он ходил вдоль витрины то внутри галереи, то снаружи, пока Клара и Джонатан обсуждали освещение. Около часа дня Клара замерла перед картиной, Джонатан стоял рядом. Лицо Клары приняло довольное выражение, она подтолкнула Джонатана локтем, и он от неожиданности вздрогнул.
– Я проголодалась! – объявила она. – Поедим?
– Конечно.
– Любите японскую кухню?
– Люблю.
– Вы всегда такой разговорчивый?
– Да, – буркнул Джонатан и заработал новый тычок под ребра.
– Изумительная картина, согласны? – Клара была искренне взволнована.
На картине был изображен обед в загородном доме: на окаймляющей дом каменной террасе сидели двенадцать сотрапезников, другие стояли в отдалении. В тени большого тополя вели беседу двое элегантных мужчин. Художник так мастерски владел кистью, что зрителю казалось: еще мгновение – и он разберет слова. Цвет листвы и освещенность неба напоминали о чудесном летнем полдне, случившемся столетие назад и обретшем бессмертие благодаря таланту мастера. Персонажей давно нет в живых, подумал Джонатан, их тела давно обратились в прах, но Владимир даровал им вечную жизнь.
– Это одна из последних картин, – сказал он, нарушив созерцательную тишину. – Вы заметили этот особый ракурс? Такие сцены – большая редкость. Владимир писал, стоя на возвышении, как фотограф, что позволило ему углубить перспективу.
– А вы заметили, что за столом нет ни одной женщины? Каждый второй стул пустует.
– Он никогда не писал женщин.
– Женоненавистник?
– Безутешный вдовец.
– Я вас проверяла! Идемте, мой желудок не выносит, когда я его игнорирую.
Клара включила систему видеонаблюдения и сигнализацию, погасила свет и заперла дверь. Прогуливавшийся по тротуару Питер сделал им знак, что закончит разговор и присоединится к ним.
– У вашего друга сотовый с вечной батарейкой? Или он ворует энергию у собеседника?
– У него самого такой переизбыток энергии, что он их сам подзаряжает.
– Охотно верю. Идемте, нам на ту сторону.
Джонатан и Клара вошли в японский ресторанчик и сели за столик в кабине. Джонатан передал Кларе меню, и в этот момент в зал, громко хлопнув дверью, ввалился Питер.
– Чудное местечко! – похвалил он, садясь. – Извините, что заставил ждать. Я надеялся на разницу во времени – офис в Бостоне еще не открылся, но волка ноги кормят.
– Проголодался? – спросил Джонатан.
Питер открыл меню и немедленно положил его на стол. Вид у него был раздосадованный.
– Вы действительно любите сырую рыбу? Лично я предпочитаю пищу, не напоминающую мне о живых созданиях, из которых ее приготовили.
– Вы давно знакомы? – полюбопытствовала Клара.
Обед удался. Питер пустил в ход все свое обаяние и очень веселил Клару. Он незаметно нацарапал на бумажной салфетке несколько слов и вложил ее Джонатану в ладонь. Тот развернул записку на коленях, прочел, скомкал и бросил на пол. На небе собирались тучи. Из окна галереи с картины старого русского художника лился на лондонскую улицу свет вечного лета.
После обеда Питер отправился в офис «Кристи», а Джонатан с Кларой вернулись в галерею. Всю вторую половину дня он просидел на табурете перед картиной, изучая через лупу мельчайшие детали и занося в большой блокнот свои умозаключения.
Ближе к вечеру появился посланный Питером фотограф и немедленно занялся установкой аппаратуры. Слева и справа от картины на треногах закрепили большие белые зонты, соединенные проводами с профессиональной камерой 6х6.
В вечерних сумерках витрина озарилась десятками вспышек. С улицы могло показаться, что внутри галереи разразилась гроза. В конце рабочего дня фотограф убрал аппаратуру в заднюю комнату и распрощался с Джонатаном и Кларой, пообещав вернуться на следующий день в тот же час и заняться второй картиной. Пока Клара провожала его, Джонатан удостоверил подлинность подписи. Это действительно была картина Владимира Рацкина «Обед за городом», выставлявшаяся в начале века в Париже и перед войной, в Риме, а теперь войдет в следующий комментированный каталог работ художника.
Джонатан давно чувствовал усталость – сказывалась разница во времени. Он предложил Кларе помощь, но она отказалась, сославшись на недоделанную работу.
– Я очень вам благодарен за этот замечательный день, – сказал он.
– Я тут ни при чем, – смущенно ответила она, – благодарить нужно его. – Клара кивнула на картину.
Выйдя на улицу, он с трудом сдержал зевок, обернулся и взглянул Кларе в лицо.
– Я собирался задать вам тысячу вопросов.
Она улыбнулась.
– У нас впереди целая неделя. Отправляйтесь в гостиницу и поспите, я весь день удивлялась, как это вы держитесь на ногах.
Джонатан махнул ей на прощанье, Клара подняла руку, и черное такси затормозило у тротуара.
– Спасибо, – поблагодарил Джонатан, сел в машину и снова помахал ей из окна.
Клара вернулась в галерею, заперла дверь, подошла к окну и проводила такси задумчивым взглядом. Еще в ресторане ее начал мучить вопрос: не встречались ли они с Джонатаном раньше? Эта мысль не давала ей покоя. Когда он разглядывал картину, сидя на табурете, некоторые его жесты показались ей знакомыми. Но сколько бы она ни ломала голову, связать ощущение с местом или датой не удавалось. Она пожала плечами и села за письменный стол.
Войдя в свой гостиничный номер, Джонатан увидел мигающую красную лампочку на телефоне. Он положил сумку и снял труб-ку, чтобы прослушать сообщение. Голос Питера звучал как всегда бодро. Он хотел довести до сведения друга, что их пригласили на вернисаж с последующим ужином в модном ресторане, и не преминул уточнить, что «еда будет настоящая, приготовленная». Питер назначил встречу в холле в девять вечера.
Джонатан скрыл от себя самого причину легкого разочарования и оставил Питеру звуковое сообщение: он устал, хочет выспаться, они встретятся утром. Следующим он набрал номер своей бостонской квартиры, но не преуспел: очевидно, Анна работала в мастерской и отключила звонок или вообще ушла из дома и забыла включить автоответчик. Джонатан разделся и вошел в ванную.
Приняв обжигающе горячий душ, он облачился в пушистый халат, устроился в спальне и перечитал свои записи. Внизу исписанной мелким почерком страницы он сделал небольшой рисунок. Особым талантом он не отличался, но профиль Клары трудно было не узнать. Джонатан со вздохом отложил блокнот, погасил свет, заложил руки за голову и стал ждать прихода сна.
Час спустя он все еще бодрствовал и решил встать, достал из шкафа костюм, надел свежую рубашку и покинул номер. Он почти бежал по длинному коридору к лифтам и шнурки завязывал уже в кабине. Когда двери открылись на первом этаже, он как раз поправлял галстук. Питер стоял у мраморной колонны на другом конце холла. Джонатан заторопился к нему, но тут от колонны отделился женский силуэт. Питер обнимал за талию стройную, молодую, умело раздетую женщину. Джонатан притормозил и улыбнулся, позволив Питеру исчезнуть вместе со спутницей во вращающихся дверях. Оставшись в одиночестве посреди холла отеля «Дорчестер», Джонатан огляделся, увидел бар и решил выпить. В баре было не протолкнуться. Официант посадил его за столик. Джонатан утонул в глубоком черном кожаном кресле. Он решил, что бурбон и сандвич помогут ему справиться с пагубным влиянием разницы во времени и непостоянством желаний.
Он разворачивал газету и вдруг заметил серебристо-седые волосы сидевшей у барной стойки дамы. Он подался вперед, но посетители заслоняли от него женщину, мешая увидеть ее лицо. Джонатан долго следил за ней, а она не сводила глаз с бармена.
Он собирался вернуться к чтению, но тут его внимание привлекла особая манера встряхивать кубики льда в стакане и рука в пигментных пятнах. Потом Джонатан заметил кольцо на пальце, у него бешено заколотилось сердце, он вскочил и начал проталкиваться к стойке.
Когда он наконец преодолел сопротивление толпы, на табурете сидела молодая бабенка, что-то отмечавшая с коллегами-трейдерами. Она ухватила Джонатана за рукав, приглашая в свою компанию, и он едва вырвался. Привстав на цыпочки, он увидел над морем голов плывущие к выходу седые локоны. Он кинулся к двери, но холл был уже пуст. Он выбежал на улицу и начал допрашивать привратника, но тот дал понять, что должность запрещает ему отвечать на подобные вопросы… Лондон есть Лондон!
Джонатан и Питер встретились на рассвете, чтобы побегать в парке.
– Ну и видок у тебя! Ты проспал двенадцать часов, но на пользу это тебе не пошло, – поддел Джонатана Питер. – Или ты все-таки выходил?
– Нет, просто так и не смог заснуть. А ты как провел вечер?
– В меру скучно, в обществе именитых лиц.
– Она была хороша, эта твоя «именитая гражданка»?
– Более чем!
– Мне тоже так показалось.
Питер привалился к плечу Джонатана.
– Скажем так: в последний момент я изменил программу – ведь ты не захотел составить мне компанию. Нужно выпить кофе, я тоже мало спал…
– Избавь меня от грязных подробностей! – взмолился Джонатан.
– Ты шутишь, и это хорошо! Наши конкуренты соберутся только к пятнице, у нас неделя форы, чтобы взять верх. Надень на лицо улыбку пособлазнительней, когда мы пойдем к нашей галеристке. Не знаю, кому принадлежат картины, но ее слово будет определяющим, а мне показалось, что она к тебе неравнодушна.