Держа телефон в руке, продолжал сам себе улыбаться. Вот удача! Такой двойной везухи у него давно не было, как два трояка за неделю по физике… Да какой физике?! Физика здесь не катит, она и близко не лежала. Здесь слава, деньги, женщины… Баксы, казино и разные Куршавели с тайками, или таитянками, короче, с титьками. О-о-о… с ти-и-и…
Но противно-ехидный голос из «трубы» перебил его мысли, смял настроение, как пачку сигарет в сильной руке. Кстати, относительно сигарет. Валька только-только, на днях, бросил курить, сразу и при всех. Сигареты — это не серьёзно, не катит. Решил, что с сигарой в зубах он будет выглядеть лучше, солиднее. Как мачо! А ещё лучше с трубкой и с бородой. Но бороды и усов у него и в помине не было, как и денег на такие понты, но молва среди его сверстников уже прошла, значит, нужно было заявленному перед пацанами соответствовать, проблему решать. И Валька решит её, только с мобилой сначала разберётся.
— Тебе, конечно, плохо будет, — с угрозой, ехидно уточнила телефонная трубка. — И мне, с тобой, может быть!
Последнее, голос произнёс несколько неуверенно. Женщина явно усиливала его вину. Валька это понял.
— Ну всё, слава богу, нашёлся! Отбой! — Вздохнув с облегчением, сладко пропел в ухо женский голос, и всё же, угасая, сурово пригрозил. — И не вздумай мне что-нибудь напутать, юноша. Найдём. Сам знаешь что будет. Всё! Покеда, товарищ! Бывай! — И телефон отключился.
— Сама фак ю! — запоздало выругался Валька, вглядываясь в тупо подмигивающий символ полной разрядки аккумулятора.
Стоял, разглядывал телефон, не мог пока в толк взять, что же сейчас произошло, и как всё это понимать.
2
Ситуацию разрулил Серый. Скорее не разрулил, а запутал. С ног на голову поставил.
С трудом проснулся — едва его Валька растолкал, — разошлись по домам поздно, девочек-девушек своих заполночь прогуливали. Но Валька привык рано вставать, позднее встанешь — себе дороже, мать обязательно к чему-нибудь придерётся: где вчера был, почему поздно вернулся, когда пользу домой приносить будешь, — это она в смысле работы, или потребует пол помыть, либо мусор вынести, либо чего ещё. Валька научился избегать вопросов. Мудро и однозначно. Будильник поставит на шесть утра, только тот дрыньзнет, Валька прыг с кровати, ноги в штаны, сверху майку с коротким рукавом, на ноги кроссовки, и… «Я на зарядку, ма», — торопливо буркнет, быстренько закрывая за собой дверь. Мать и не успевала остановить. Так и сегодня, как всегда, не считая телефона, конечно. А как его не считать, если «мыльница» в руке, и вот она.
Серёга, разглядывая, вертит мобильник в руке, спросонья щурит глаза. Не верит.
— Где взял? Отобрал? Это статья, брат!
— Ты чего, Серый, какая статья, я его нашёл!!
— Ничего штучка. Классная! Работает?
— А как же. Всё ништяк! Только зарядке копец.
— А где нашёл? — зевая, интересуется Панов, прицеливаясь фишками «папа-мама» к мобильнику — оп! — благополучно совершив стыковку, восторгается. — Стыкнулись… Унификация!
— В мусорке.
— Заметно, — морща нос, лениво произносит Серый. — И что?
Сергей Валькин ровесник, но по характеру полная ему противоположность. Валентин тонет в эмоциях, Сергей легко плавает в рассудительных решениях. Правда его решения часто отличаются от оценок взрослых, но это его не смущает, наоборот, подогревает. «У них свой ум, старый, у нас свой, молодой, современный, говорил он Вальке, пошли». И они шли… Не важно куда, шли и всё. Сначала на рынок, там можно было полтишок — другой сшибить, то есть заработать. Было где.
Телегу с товаром туда-сюда откатить-укатить, например, это раз; мешки с картошкой, либо мукой заштабелевать, уже два; бочки с солёными огурцами или капустой перекатить — три; за товаром присмотреть, пока какая знакомая торгашка в туалет сбегает, это чет… Да мало ли чего, — рынок. К обеду можно было и перекурить на свои, пообедать, то есть. Да и народу вокруг, как на вокзале, только лучше. Кстати про вокзал. Валька с Серым на всех вокзалах уже как-то побывали, исследовали от нечего делать «окрестности», изучили. Вонючими поездами пахнет, это точно, дальними городами, новыми знакомствами — женщинами в смысле, неизведанными ощущениями… Это да! Но, там видеонаблюдение — улыбнитесь, вас снимают скрытой камерой — шутка! Менты гоняют — совсем не шутка! — короче, не уютно всё там. Чувствуешь себя тараканом на стенке, перед глазами хозяйки с «шлёпалкой» в руках. А на рынке всё по-другому, хоть и азеры с чурками разные. Но все свои. Да и запах другой, аппетит нагоняет. К тому же, взрослым себя чувствуешь, при деле. А дома, у-у-у!.. У Серого не так. У него мать проводницей на железке работает, две недели нету, две недели «тута», дома, значит, а отец, отчим, на заводе с утра до позднего вечера мастером вкалывает, в литейке где-то.
Серёга рассказывал, сходил, говорит, как-то, раз, приобщиться к труду, мать заставила, но только один раз. Больше ни ногой. Прикинь, округляя глаза, жаловался он Вальке, вокруг как на фронте, всё в искрах, в огне, в дыму, грязно, шумно, голоса не слышно. Глаза щиплет, в горле першит. Конец света. Завод называется! Серёга тогда засмотрелся по сторонам, говорит, ну и споткнулся обо что-то чугунно-бетонное, чуть лоб не расшиб, но колено и локоть точно содрал… Мать лечила потом. Целый медсанбат дома развернула. Главное, жалея Серёгу, с заводом больше к нему не приставала. У Валентина сложнее. Но об этом позже, об этом потом.
— Ты понимаешь, Серый, мы с тобой можем баксы сегодня какие-то оказывается срубить, да! Эта сказала… Кучу!
Сергей недоверчиво хлопает глазами, вновь зевает, садится на кровать. Сам по себе он тоже худой пацан, и тоже длинный, как и Валька. Только Валентин светлый, а Серёга тёмный, и усы у него уже чётко под носом пробились, и под мышками волосы, и в паху. А у Вальки только редкий белёсый пушок обозначился, всего лишь. Хоть и везде. Но оба с запущенными, отросшими причёсками — каникулы! — оба глазастые. У Вальки нос курносый, у Серёги прямой, и на подбородке ямочка. У Вальки ямочки тоже есть, но на щеках, гадство! То есть не к месту. От этого Вальке стыдуха! Комплекс такой. Не мужские, на его взгляд, ямочки, девичьи. Валька часто старательно надувает щёки, чтобы ямочек не заметно было, но их всё равно видно. Это Вальку расстраивает.
— Я щас, — в ответ говорит Сергей, направляясь к двери.
— Ты куда?
— В туалет. Отлить надо.
— Я с тобой, — говорит Валька.
— Кто это сказал? Про зелень… — шлёпая босыми ногами по-полу, ехидничает Сергей. — Приснилось?
Валька топает рядом.
— Нет, телефон. Вернее тёлка в трубе.
— А может это подстава какая, а? Нормальный телефон в мусорки не выбрасывают. Я, например, не видел.
— Ты что, не веришь? — почти задохнувшись, прикладывая руки к груди, с жаром возмущается Валька.
— Да верю, верю. — Добродушно отмахивается Сергей, но недоверие в голосе всё же звучит.
В принципе, как не верить, если он — телефон — совсем новенький, с цветным дисплеем, всеми положенными, наверное, электронными примочками, к тому же «Сименс», на подзарядке сейчас в Серегиной комнате на проводе завис.
— И что? — пристраиваясь в маленьком туалете к унитазу, спрашивает Панов.
Через плечо заглядывая в Серёгино лицо, Валька быстро пересказывает задание той самой тётки. В отместку за свой тон, она уже фигурирует не как девушка, а именно тётка, причём из мусорки.
— Угу! Понятно! — бурчит Серёга, покачиваясь, и заглядывая в унитаз. — А сколько баксов причитается, она тебе не сказала? — закончив процесс и подтягивая трусы, под шум воды, уточняет он. Из большого зеркала на Вальку смотрят внимательные глаза товарища. Сна в них уже нет. Серёга похоже верит.
— Нет, но много, наверное, или… Будут, короче, баксы, должны быть, — теряясь в своих и её оценках, информирует Валька.
— Угу, — так же неопределённо бурчит Сергей, открывает воду и берёт зубную щётку. — Ладно. Давай, Чиж, сначала. Интересное кино вырисовывается.
— Да это не кино, Серый. Это реалии. Правда жизни. Я тебе говорю. Кстати, чуть не забыл, ещё она сказала, нам присвоен позывной… Этот… Как его… эээ…Терм, нет… О, вспомнил, «Рекрут», какой-то, да. Я — «Рекрут — Один», ты значит, «Рекрут — Два». Так что, быстренько собирайся, завтракаем, слетаем за баксами, и — в Куршавель.
— Ага, в Куршавель, — ухмыляется Серёга. — С твоей Галей, что ли?
— С какой это моей Галей? Ты чё!
— Ну, с этой, из 9-го «Б».
— А, с этой… А можно и с ней, если она того-сего… Хотя, с бабками мы себе каких хочешь там найдём, хоть…
— Не, я предпочитаю только Шарапову, или только Кабаеву. Ты ж знаешь!
— Знаю, — согласился Валька. — Я б тоже с ними потрахаться не возражал, но… — Оборвал себя, и укоризненно выговорил другу. — Мы ж договорились: с девчонками друг другу дорогу не переходить. Тебе — твои. Мне — мои. Так что, можешь ехать со своими… — С кем именно другу ехать Валька уточнять не стал, у того уже усы растут, пусть сам и решает. Панов понял, кивнул, и, застыв с зубной щёткой во рту, мечтательно вздохнул.
В отличие от Валентина, который влюблялся в день по-два, три раза, Сергей Панов давно и страстно, правда безответно, любил только Шарапову и только Кабаеву. Это такие секс-символы России, секси, кто не знает. Обаятельные и привлекательные. К тому же знаменитые и богатые. Для Серёги последние обстоятельства значения не имели, как и предпоследнее. Он их любил не за деньги и за их славу, а потому что… любил… Любил, и всё. Трепетно и нежно, крепко и давно. Несколько лет уж… Об этом все знали: и в школе и дома, кроме самих объектов. Они и не подозревали. Хотя об этом красноречиво заявляла вся стена над Серёгиным раскладывающимся диваном. Даже без света стена в комнате лучезарно светилась обаянием этих двух молодых женщин в массе фото-, журнальных вариантах, улыбаясь только Серёге Панову, соблазняя только его. Валька Чиж, хоть и друг, права на них не имел. Ни вообще, ни в частности. Потому что договор такой между ними был, потому что друзья, потому что как братья.