Новые дни наступали в стране. Враги делали всё, чтобы приостановить их победоносное шествие, и тогда появлялись слухи, один другого тревожнее, один другого нелепей. Мать, женщина податливая всяческим слухам, однажды прибежала с рынка и долго говорила о том, что вышел приказ запретить всем ремесленникам заниматься у себя на дому своими ремеслами, закрыть мастерские всех портных, сапожников, оружейников, лудильщиков, кузнецов и всех их отправить на фабрики, которые будут строиться по разным городам. Со дня на день она ожидала прихода милиционера в наш дом. Она была убеждена, что старый карагач на площади, где столько лет просидел за работой мой отец, а теперь сидит глухонемой Сулейман, дворники в белых передниках, с блестящими бляхами на груди (новая выдумка Баширова) срубят под корень и увезут прочь вместе со всеми шнурками, стельками и баночками сапожного крема. Подобно большинству простосердечных женщин, думающих только о своей семье и о своем хозяйстве, мать не понимала всех тех перемен, которые совершались на ее глазах в эти удивительные годы. Она боялась за свое счастье. Ей и в голову не могло прийти, что все эти бессонные ночи в городах и селах, когда люди день и ночь работали, спорили, даже сражались, как это было о моим дедом, всё это совершалось только для того, чтобы раз навсегда упрочить ее счастье, маленькой, неимущей женщины, состарившейся раньше времени от постоянных забот и лишений.
Глухонемой ее не разубеждал напротив, он сам казался испуганным. В записках он писал, что наш народ достаточно натерпелся от русских еще до революции, что все происходящее тоже идет от русских и что надо терпеть.
И вот в этом-то беспокойном году я впервые встретился с двумя людьми, каждый из которых впоследствии стал моим другом. Случилось это из-за комаров, вот как.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Драка из-за дохлого комара. - Старик, который не мылся сто семь лет, и озорной мальчишка, который успел вымыть одну ногу. - Дружба.
Я понес бутылку с молоком Сулейману, с утра работавшему в своей мастерской. Перед карагачом сидел на корточках незнакомый мальчишка, очень грязный и оборванный, и внимательно смотрел, как мой отчим прокалывает шилом старую подметку.
Мне это было неинтересно, и я стал разглядывать мальчишку и вдруг увидел у него на лбу присосавшегося комара, который сидел на четырех передних лапках, высоко задрав брюшко кверху. Это был малярийный комар.
- Не шевелись, - прошептал я мальчишке. - Тихо!
Я прихлопнул комара у него на лбу, зажал в ладони и сейчас же свалился на мостовую, получив сильный удар под ложечку. Мальчишка сидел на мне верхом и колотил меня изо всей силы.
- Дурак!- кричал я, отбиваясь левой рукой (в правой был комар). - Дурак! Я поймал на тебе малярийного комара! За него в аптеке мне дадут три рубля, так и быть, пятьдесят копеек я дам тебе.
- Полтора рубля, - сказал он, продолжая драться. - Дашь мне ровно половину!
В эту минуту нас разняли. Я Думал, что это Сулейман вылез из своего дупла и растащил нас в разные стороны, но Сулейман и не думал вылезать, а вокруг нас стояли незнакомые люди и громко смеялись. Кто-то держал меня за шиворот рубахи. Обернувшись, я узнал Фейсалова, заведующего коммунальным хозяйством. Возле него стоял Гассан Баширов. Правая его рука неподвижно висела вдоль тела, я знал, что она была прострелена еще в гражданскую войну.
- Ну? - спросил Баширов. - О чем спор?
Я проворчал сердито, что все дело в комаре, которого я словил на лбу у этого мальчишки. Зачем мальчишка стал драться? Я же обещал ему пятьдесят копеек.
- Лоб мой и комар мой, - угрюмо твердил мальчишка. - В крайнем случае пополам.
Все захохотали. Фейсалов выпустил из рук мой ворот, а Баширов достал из кармана деньги и каждому из нас протянул по полтора рубля.
- Пополам, так пополам, - сказал он. - Давай товар.
Я разжал кулак и увидел, что комара нет. Должно быть, в драке он просто выпал на мостовую. Я ужасно заволновался.
- Товарищ, - забормотал я, - ей-богу, был комар! Я очень хорошо отличаю малярийного от обыкновенного. Я выронил его, когда мне пришлось отбиваться от этого хулигана. Это он виноват!
Все захохотали еще громче, и далее Сулейман улыбнулся, хотя он ничего, конечно, не слышал и ничего не понимал и только вопросительно заглядывал нам в лица.
- Честное слово был? - спросил Баширов.
- Честное слово, - подтвердил я.
- Честное слово, - поддакнул мальчишка. - Сидел ка четырех лапках, задрав брюшко кверху. Это и я видел.
- Ну вот и врешь, - усмехнулся Баширов. - Как же ты мог видеть, если он сидел у тебя на лбу?
Мальчишка смутился и ничего не ответил, а Баширов протянул нам деньги и спросил, кто мы такие и учимся ли мы. Я указал на Сулеймана, выглядывавшего из дупла, объяснил, что он глухонемой от рождения, что он мне не отец, а отчим и что моя мать работает в прачечной артели. Все это он выслушал очень внимательно, глядя на глухонемого своими ясными, спокойными глазами, и сказал, что отчим мой - молодец. Быть глухонемым - большая беда, сказал он, и сохранить при этом Жизнерадостность и любовь к труду способен не всякий.
- Ну, а ты? - обернулся он к мальчишке. - Впрочем, можешь не отвечать, потому что все равно соврешь.
Ты беспризорный и, наверное, уже раза три удирал из детского дома. Хочешь, я отдам тебя в такой замечательный детский дом, откуда уж никак не захочется удрать?
Но мальчишка взглянул на него исподлобья, фыркнул и со всех ног пустился бежать через площадь. Только его и видели.
- Это Бостан, я его знаю, - сказал Фейсалов. - Вот как этот сапожник глух и нем от рождения, так этот парень родился бездельником. С ним трудно что-нибудь сделать.
- Глупости ты говоришь, - нахмурился Баширов.- Никто не рождается бездельником. Из каждого бездельника можно сделать хорошего и полезного человека. И, пожалуйста, Фейсалов, ты уж для него что-нибудь придумай.
Смешно подумать., не только моей не рассуждавшей матери Гассан Баширов тогда казался чужим и непонятным, но и мне, школьнику, все-таки уже третьего класса, который не только читал почти каждый день газеты, но однажды и сам сочинил небольшую заметку. Я смотрел на него во все глаза, и когда он ушел, взъерошив мне волосы на прощанье, я потянул глухонемого за рукав и пальцем на песке написал: «Баширов». Мы долго глядели ему вслед, я-удивленный, глухонемой же - хмурый и задумчивый.
Смешно, очень смешно вспоминать об этом.
Не прошло и трех лат (то есть, когда я это пишу, прошло гораздо больше), как всяческие страхи и тревоги кончились раз навсегда. Тот, кто пророчил, что через год-другой мы не увидим ни хлеба ни веточки винограда, клеветал, - и хлеба и винограда вскоре все мы получили вчетверо. В этом отношении наша маленькая республика ничем не отличалась от прочих республик Союза, и всякий знает по себе, насколько ему стало лучше и легче житься.
Мне остается сказать только об одном человеке, прежде чем перейти к рассказу о тех незабываемых событиях, участником и свидетелем которых мне довелось быть, - о мальчишке, разодравшемся со мной из-за дохлого комара. Бостан, бродяга, бездельник Бостан, время от времени появлялся в нашем городке с тем, чтобы исчезнуть из него через несколько дней и очутиться в Астрахани или в Ашхабаде. За дни своего пребывания у Нас он успевал замучить всех кондукторов, катаясь взад и вперед на подножках автобусов, - всех билетерш в кино, театре и в городском саду, всех рыночных продавцов, милиционеров и дворников. Я его видел мельком на улицах, раза два-три всего и не успевал с ним заговорить. Прошло года четыре, пока не произошло то событие, с которого началась наша дружба.
Дело было так: Гассан Баширов выстроил в городе новую баню, и первым человеком, который должен был вымыться в этой бане, был рыночный сторож Тафас, старик, по свидетельству других стариков, ста семи лет, причем за эти сто семь лет своей жизни он не мылся ни разу. Мы - горды по происхождению, у нас очень следят за чистотой своего тела и своего жилища, и я просто не понимаю, как это можно не мыться сто семь лет! Я бы на его месте из одного любопытства помылся. Так вот, председатель Совета явился на рынок и предложил старику Тафасу первому из всех граждан, как самому старшему и почтенному, помыться в бане. Старик, хоть и не любил мыла, зато любил почет и согласился. Баширов взял его под руку и в сопровождении целой толпы отправился с ним в баню.
Разумеется, бежал сбоку и я вместе с ребятами из нашей школы.
Как только мы подошли к бане, у входа нас встретил Фейсалов, который, казалось, готов был лопнуть от ярости. Оказывается, пока он и банщики ждали почетного гостя - старика Тафаса, - в бане уже объявился другой гость, который пришел, спокойно разделся и даже успел уже вымыть одну ногу. Гость этот, разумеется, был Бостан. Как он попал в баню, не знаю, потом забыл у него спросить. Наверное, забрался в окошко по водосточной трубе или прошмыгнул в дверь за спиной Фейсалова. Его-то, намыленного и голого, крепко ухватив за ухо, Фейсалов и показывал председателю горсовета. В свободной руке он держал свисток, дул в него изо всех сил, краснея, как гранат, от натуги, и визгливым голосом звал милиционера.
- Ах, товарищ Баширов!- заговорил он, когда председатель подвел старика к крыльцу и остановился в недоумении, глядя на голого намыленного, извивавшегося у ног Фейсалова мальчишку. - Этот хулиган, товарищ Баширов, забрался каким-то образом в баню, конечно, не заплатив ни копейки,и развел там такую грязь, что теперь, наверное, придется закрыть баню для дезинфекции!
- Вот осел!-захныкал Бостан, делая вид, что он плачет. - Он хочет, чтобы грязные сидели по домам, а в баню ходили только чистые, чтобы ее не запачкать.
Кто стоял поближе, тот улыбнулся. Фейсалова в городе недолюбливали, он всегда был грубый и заносчивый человек. Баширов смотрел на него, склонив голову набок.
- Отпусти-ка мальчика, Фейсалов, - сказал он.
Фейсалов недовольно засопел, однако выпустил мальчишкино ухо. Банщик бросил Бостану штаны и его драную рубаху. Бостан, весело скаля зубы, просунул в штаны свои намыленные ноги.