другое.
– Согласен.
Не ревнует ни на грамм. Хотя чего ему ревновать? Я же ему не жена, а так, подружка для постели и театра. Или, наоборот, для театра и постели? Ша, Марина! Не заводись, мужики такого не любят.
– А ты сегодня какой-то…
– Какой?
– Странный,– говорю.– Жизнерадостный и причпокнутый одновременно. Ты что, его боишься?
Кира покачал львиной головищей.
– Я ему верю,– сказал он.
Идиотизм, но я тоже.
– Почему?
– Он мой учитель.
И замолчал, словно все сказано. Будто у меня мало учителей. Каждый второй набивается!
Сермаль плюхается на сиденье рядом.
– Еще раз,– говорю.
– Что?
– Дверь.
– А-а-а…
Выруливаю в поток.
– Сентябрь для нас – по-своему весна… – ни к кому конкретно не обращаясь, произносит Сермаль.
Выезжаю на Горького. Мимо «Великана». Мимо зоопарка. Никаких пожеланий от Сермаля не поступает. По собственной инициативе сворачиваю на Биржевой мост. Затем направо, по набережной Макарова, а оттуда – на Средний. Мои пассажиры помалкивают. Наконец мне это надоедает, и я заявляю:
– Есть хочу!
– Хорошая идея,– поддерживает Сермаль.– А как у вас теперь едят? – Морда ехидная-ехидная.
– Руками,– говорю.– Или топором. Если медведь крупный.
– Тормози, Маринка,– вмешивается Кира.– Вон кафе.
Кафе – из новых. Свежеотремонтированное и пахнет не едой, а пластиком. Посетителей почти нет. Только компашка из четырех кожаных курток веселится. По-своему. Мне тут не нравится, но мужики решительно входят внутрь, и мне ничего не остается, как последовать за ними. У официантки такой вид, будто ей щеки к ушам оттянули. Чтобы улыбка держалась. Заказывает Кирилл. Он же и платит. Я получаю рыбу по-польски и фруктовый десерт. Сермаль ограничивается яичницей с грибами. Кире приносят кусок жареного мяса с разноцветным гарниром. Едим. Кирилл с Сермалем при этом обмениваются совершенно непонятными мне репликами. Меня игнорируют, но я не обижаюсь. Рыба вкусная.
Компашка за соседним столиком разошлась не на шутку: мат-перемат. Я делаю вид, что не слышу. Сермаль, похоже, просто внимания не обращает, а вот Кирка начинает нервничать. Неудобно ему за меня. Собираюсь его притормозить, но не успеваю. Поворачивается вместе со стулом.
– Друг,– вежливо говорит он самому громогласному,– кончай материться, ладно?
– Не понял! – Стриженый тут же заводится: – Ты, бля… – и разражается нецензурной тирадой.
Кирилл встает. Обычно этого достаточно. Но не в данном случае. Бандит тоже встает и оказывается таким же громадным. Глядят друг на друга в упор.
Сердце у меня уходит в пятки. Это же бандиты! Чувствую, громила сейчас ударит…
– Эй, сын земли! – внезапно произносит Сермаль участливым голосом.– Не обижай человека. Видишь, у него член отвалился.
Кирилл не шевелится, а громила кидает злобный взгляд на Сермаля:
– Ты чё…
И тут лицо его меняется на глазах. Судорожным движением он цапает себя за ширинку… и белеет.
– Ты, парень, на полу поищи,– тем же участливым голосом советует Сермаль.– Если недавно отвалился, еще можно пришить. Только быстро надо.
К моему невероятному изумлению, громила молча опускается на четвереньки и дрожащими лапами шарит по грязному полу. Его приятели тупо наблюдают.
– Нашел? – секунд через двадцать интересуется Сермаль.
– Не-а,– дрожащим басом отвечает громила.
– Так, может, он на месте? – деловито предполагает Сермаль.
Громила щупает… и расплывается в улыбке.
– Ага,– говорит он,– на месте! – и поднимается с четверенек.
– Ну ты… – выходя из ступора, рычит один из его приятелей.
Но громила его притормаживает, широко улыбается Сермалю.
– Спасибо,– говорит он.– Пошли, братва!
Все четверо поднимаются и уходят. Кирилл садится на стул. Я – в полном недоумении.
– Это что,– спрашиваю,– гипноз?
– Почти,– добродушно отвечает Сермаль. А через некоторое время даже снисходит до объяснений.
– У каждого человека,– говорит он,– есть нечто, что он очень боится потерять. И как ни странно, убедить его в том, что он это потерял, совсем несложно. Главное – ваша уверенность.
Объяснение кажется мне разумным. И психологически грамотным. Но, черт возьми, я чувствую, что за всем этим кроется что-то еще.
Мы продолжаем есть как ни в чем не бывало. На моих мужиков с восхищением пялится официантка. Физиономия у нее как у курицы. И фигура такая же.
Поели. Сели в машину.
– Куда едем? – интересуюсь казенным голосом.
– Прямо,– отвечает Сермаль.– Пока прямо.
Ладно, поработаем шофером. Завела, вынула сигарету.
– Сермаль, дайте мне прикурить, пожалуйста.
Кирин дружок послушно вынул из гнезда зажигалку, повертел в пальцах… и вставил обратно.
– Вы ведь не хотите курить, Мариночка.
Верно. Не хочу. Только что хотела, а сейчас даже подумать противно. Экстрасенс хренов! Может, хоть курить брошу?
– Вы – экстрасенс, Сермаль?
– Экстрасенс – это кто? – Взгляд прямо-таки деревенский.
– Помесь конферансье и шамана.
За спиной хрюкнул Кирилл. Верно. Для него и сказано.
Глаза Сермаля неожиданно становятся ласковыми.
– Вы на меня сердитесь, Мариночка? За что?
Так я тебе и скажу!
– Вы, Сермаль, случайно мысли не читаете?
– Только хорошие. А вот дальше – налево.
Налево так налево. Сворачиваю со Среднего на Линию.
– А теперь вон в ту подворотню.
Можно и в подворотню.
Квадратный двор. Стены. Из-под обвалившейся штукатурки выглядывают царских времен кирпичи. В углу – лавка. На лавке – древние бабки, похожие на перезрелые грибы. Рядом с лавкой – мусорные баки. От баков несет тухлятиной.
– Узнаешь? – спрашивает Сермаль.
– А как же! – басит за спиной Кира.– Нападение с целью ограбления.
Оба ржут. Бабки вздрагивают и начинают шушукаться.
– Видишь бумажку на стене? – спрашивает Сермаль.
Наблюдаю в зеркальце, как Кира беспомощно щурится. Очки надо носить, пижон!
– Мариночка, можно подъехать поближе?
Барин какой! Три шага не пройти. Однако подаю машину. Но Кира все равно ни хрена не видит. Сермаль, смилостивившись, читает вслух:
– «Занятия по хатха-йоге. Дипломированный специалист двенадцатого посвящения. Физическое здоровье, душевное равновесие и магическая неуязвимость. От пятнадцати до пятидесяти лет. Запись с одиннадцати до тринадцати и с восемнадцати до двадцати. Торопитесь, прием ограничен!»
– А не записаться ли нам? – интересуется Сермаль.– Не ровен час – не успеем.
Ржут. Чокнутые.
– Тринадцатая – это рядом,– отгоготавшись, говорит Сермаль.– Вперед, прекрасная возничая!
Экие он слова знает. Едем на Тринадцатую. Пристраиваюсь у обочины между палевой «шестеркой» и ядовито-синим «жуком».
– Мне подождать в машине? – спрашиваю с сарказмом.
– Ну зачем же? – удивляется Сермаль.– Пойдем вместе. Будет интересно.– Он улыбается по-мефистофельски обольстительно. Чем же все-таки от него пахнет?
Дверь в подвал зазывно распахнута. У входа уже известное нам объявление, но с припиской: «Здесь!» И красная жирная стрела. У двери Сермаль с Кирой деликатно пропускают меня вперед. Джентльмены хреновы. Спускаюсь по обгрызенным ступенькам в крохотную комнату. Каморка папы Карло. В каморке стол. За столом дама неопределенного возраста. Умело засушенная дама. Она душевно улыбается:
– Вы – записываться?
За мной, нет не за – надо мной возникает длинное туловище Сермаля, а рядом, заполнив все свободное пространство каморки,– медвежья фигура Киры.
– Ам! – говорит Сермаль, и дама отшатывается.
– Валерий Борисович! – истошно кричит она.
Дверь за ее спиной тут же распахивается, и оттуда появляется загорелый, очень привлекательный мужчина с длинными пышными волосами цвета воронова крыла. Небольшая остроконечная бородка ему очень идет.
– Здравствуйте, друзья мои,– доброжелательно произносит он… И лицо его гаснет. Скорее всего потому, что где-то над моей головой его взгляд скрестился со взглядом Сермаля.
Я осторожно (от греха подальше) теснюсь в сторонку. Сермаль вплотную подходит к столу. Кира тоже. Теперь я вижу главным образом их спины.
– Значит, дипломированный специалист? – рокочет Кира.
– Да.– Приятный баритон специалиста слегка дрожит.
– А вот мы тебя сейчас – ам! – и скушаем! – ухает Сермаль.
– Вместе с дипломом! – подхватывает Кирилл.
– И с психической неуязвимостью! – добавляет Сермаль.
Становится тихо. Слышно только сдавленное посапывание засушенной дамочки.
Мне жутко интересно. Я протискиваю голову между стеной и локтем Киры и вижу, что элегантный специалист Валерий Борисович ничуть не испуган, а, сдвинув брови, в упор смотрит на закаменевшего лицом Сермаля. Пауза длится почти минуту…
Неожиданно Сермаль быстрым движением цапает Валерия Борисовича за холеную бородку. Тот отшатывается, но недостаточно быстро. Дама визжит. Специалист пытается высвободиться, не роняя достоинства. Но очень трудно оставаться уверенным и элегантным, когда тебя немилосердно дерут за бороду.
– Кайся, негодный! – возглашает Сермаль.
Валерий Борисович пытается дотянуться до обидчика, но его руки в полтора раза короче Сермалевых клешней. Бородка трещит. Кира сатанински хохочет. Сермаль вещает церковным дьяконом. Дама, издав последний сиплый взвизг, оседает на пол. Бумаги со стола осыпают ее шуршащим листопадом.
Наконец Сермаль разжимает пальцы. Несчастный Валерий Борисович судорожно пытается привести себя в порядок, но дух его сломлен. Жаль. Такой интересный мужчина.
– Что вам от меня нужно?
– Не надо врать! – произносит Кира с булгаковскими интонациями.
Я с мистическим трепетом оглядываю Сермаля. Нет, на Воланда он не похож. По крайней мере в моем представлении.
– Вон из города! – гремит Кира.
– Вы пожалеете,– сдавленным голосом говорит Валерий Борисович.
– Срок тебе – три дня! – вещает Сермаль.
– Но…