Проходит день, другой… Люди, ушедшие за водой, так и не приносят желанных запасов. Когда же жители Тофуа начинают догадываться, что у белых, очевидно, нет вооруженного корабля, скрытого за островом, они становятся более наглыми в своих требованиях.
На следующий день число их увеличивается. Заняв угрожающие позиции, они начинают заполнять каноэ камнями. Блай, ранее бывавший на островах Тонга вместе с капитаном Куком, хорошо знает, что это должно означать: предстоит нападение. Один из туземцев, вождь по имени Макакавау, проявляет повышенный интерес к словам штурмана Фраера, дежурящего на баркасе, о том, что в большом ящике из-под инструментов на борту хранится оружие. Вместе с несколькими воинами, вооруженными пращами, он окружает штурмана и принуждает его открыть ящик. Там нет никаких мушкетов! Эта весть с быстротой молнии распространяется среди нескольких сотен воинов, собравшихся на берегу. Два других вождя забираются к Блаю в пещеру и требуют подарков. Они говорят, что помнят его с того раза, как он посетил Тонга вместе с капитаном Куком, причем один из вождей напоминает, что Блай держал его на борту заложником. В тот момент, когда они требуют подарков, до слуха Блая доносится звук разбиваемых камней, и он понимает, что островитяне готовят боеприпасы. И хотя Блай находится в пещере, откуда в случаев нападения нет никаких путей к отступлению, он сохраняет спокойствие и не намерен уходить до тех пор, пока не возвратятся посланные за водой люди. Достав рожок с чернилами, он хладнокровно делает записи в вахтенном журнале, словно никакой опасности и не существует.
Лишь к вечеру возвращаются посланцы, неся с собой только пятнадцать литров пресной воды. Теперь надо побыстрее убираться восвояси. Блай приказывает отнести снаряжение и необходимый провиант к баркасу, где Фраер врукопашную отражает наступление вороватых островитян. Капитан последним взбирается на большой валун у самой воды, когда к нему подбегают местные вожди. Они окружают его и с хитрой ухмылкой осведомляются, не откажется ли он провести ночь на берегу.
— Я всегда ночую на борту своего судна, — пытается отвертеться Блай. — Но я останусь на Тофуа, пока не улучшится погода.
— Если ты пойдешь на судно, мы тебя тут же убьем, — заявляет Макакавау.
Уильям Блай действует быстро. Схватив ближайшего к нему вождя, он крепко держит его обеими руками, пока остальные моряки преодолевают волны прибоя и усаживаются за весла. Как только вождю удается вырваться из объятий капитана, воины с дикими воплями бросаются к баркасу, на который Фраер уже втаскивает Блая. В суматохе лоялисты забывают отдать швартовы, и Джон Нортон бросается в воду, чтобы высвободить канат из-под камней. Туземцы тут же набрасываются на него, валят на землю и разбивают камнями голову. Блай перерубает канат, но якорь крепко держится за дно. Под градом камней и копий команда лихорадочно пытается его освободить. Это им удается, и вот уже баркас быстро мчится, преследуемый каноэ, которые постепенно его догоняют. По лицу канонира Пековера течет кровь, другие моряки также получили ранения. Еще каких-нибудь несколько минут, и боевые каноэ протаранят переполненный баркас. К счастью, наступают сумерки, к тому же небо закрыто тучами. Может быть, удастся скрыться под покровом темноты. Только бы задержать преследователей еще немного! И вновь Блай проявляет выдержку.
— Бросьте какую-нибудь одежду за борт! — командует он.
Несколько моряков бросают в воду рубашки и шапки. Воины в лодках табанят и задерживают каноэ, стараясь выловить брошенные предметы. Пока они спорят о том, кому достанутся вещи, люди на баркасе выгадывают время, и суденышко скрывается в море.
Своими решительными действиями, мужеством и выдержкой Уильям Блай вселил в людей надежду. И хотя океан начал волноваться, положение перестало казаться им таким безвыходным, как до подхода к острову Тофуа. К тому же после гибели Нортона, самого тяжелого человека на борту, остойчивость баркаса увеличилась. Плотник Уильям Перселл установил на борту ограждение из парусины, которое защищало людей от брызг.
Блай обратился к морякам:
— Я намерен повести вас в Голландскую Ост-Индию, если вы согласны получать двадцать пять граммов сухарей и глоток воды в день.
— Мы следуем за вами, сэр! — прозвучал ответ.
— Хорошо! Переложите руль, мистер Фраер. Мы направляемся в Ост-Индию!
Но затем наступают ужасные дни, когда маленькой скорлупке приходится сражаться с океаном. Легкий ветерок переходит в бриз, бриз — в шторм, и всякий раз, вознесшись на гребень волн, баркас проваливается в глубокую долину, готовый вот-вот перевернуться. Огромные волны перехлестывают через парусиновый борт, и измученный экипаж не покладая рук вынужден постоянно вычерпывать воду. Глаза всех устремлены на рулевого — стоит ему допустить хоть малейшую оплошность, и баркас мгновенно поглотит бурлящая пучина. Ночной холод буквально сковывает промокших насквозь моряков, и утром они не в состоянии пошевелиться, днем же, под обжигающими лучами тропического солнца, умирают от жажды.
Но Уильям Блай осознавал всю полноту своей ответственности перед людьми. У него был при себе молитвенник, и он не пропускал ни одной утренней и вечерней молитвы. Он ежедневно вел вахтенный журнал, делая записи, сидя или полулежа на дне баркаса, а когда по пути им встречались неизвестные группы островов, рисовал карты и с такой точностью наносил береговую линию, что впоследствии его картами пользовались все капитаны. Рацион Блай распределял при помощи двух скорлуп кокосового ореха, взвешивая их на рычаге на тонком шпагате; гирями служили две пули, случайно оказавшиеся в баркасе. Дневной рацион равнялся весу одной пули (18 граммов). Сухари Блай размачивал в пресной воде и ломал на кусочки. После особенно тяжелых штормовых ночей он выдавал каждому по чайной ложке рома. На таком пайке люди жили более месяца; иногда и без того скудный рацион еще более урезывался.
Однажды утром, когда баркас прошел между двумя крупными островами, позднее известными под названием Вити-Леву и Вануа-Леву в архипелаге Фиджи, и достиг группы островов Ясава, неожиданно вынырнули два больших каноэ. Сидящие в них вооруженные люди жестами принялись показывать, что хотят поговорить с экипажем баркаса. Но у всех моряков еще были свежи в памяти события на Тофуа, и Блай приказал спустить на воду весла. Однако люди слишком измучены, грести быстро они не могут, и каноэ неумолимо приближаются. К счастью, поднимается ветер, баркасу удается уйти. Блай и его люди могли благодарить судьбу, так как жители островов Фиджи (о которых европейцы в те времена ничего не знали) — самые страшные каннибалы Южных морей; особой свирепостью отличались племена ясава, которые жили тем, что ловили врагов, откармливали их в бамбуковых клетках, а затем продавали на остров Мбау, где несчастных убивали и зажаривали в открытых земляных печах.
Будучи на острове Ясава, я спрашивал местных жителей, не сохранились ли какие-нибудь исторические предания о встрече с капитаном Блаем и его людьми. Оказалось, что сохранились: старые воины рассказывали, что на берегу уже наточили бамбуковые ножи и подготовили печи для приготовления лакомого блюда под названием «длинная свинья», однако в печь в конце концов угодили оба главаря с каноэ за то, что им не удалось доставить на берег добычу. Пролив между островами жители Ясавы называли Пролив Длинная Свинья. Сегодня его именуют Блайз Уотер[19].
Надо мной, колышимые тихим ветерком, покачиваются кокосовые пальмы, позади зеленой стеной встает мангровая чаща. С монотонным грохотом бьют о риф волны океана. Я нахожусь на одном из островов архипелага Фиджи, где много лет назад жили вселявшие ужас каннибалы.
Шхуна, что доставила меня сюда, давно скрылась за линией горизонта — сначала исчез размеренно покачивающийся корпус, затем трепещущий парус и, наконец, точка на горизонте. В крохотном каноэ я и мой спутник Куми огибаем рифы по синевато-зеленым гребням волн и, войдя в лагуну, бредем по мелкой воде; дно лагуны усеяно тысячами маленьких крабов. Вскоре мы уже вытаскиваем свой багаж на берег. Там, за причудливо изогнутыми манграми, растут хлебные деревья и таро. Их посадили меланезийцы, которые на протяжении столетий устремлялись на этот остров; это они прогнали Блая и его людей с острова.
На нашем островке, каким бы он ни был крохотным, раньше жили люди. По мнению Куми, бóльшая часть тихоокеанских островов в разное время была обитаема, где-то люди жили недолго — месяц-другой, где-то — годами. Меланезийцы сохранили такое чувство родства, которое в Европе встречается лишь среди жителей самых уединенных мест. Куми принадлежит к тридцатому поколению меланезийцев. С извиняющейся улыбкой он признает, что один из его прадедов ел человеческое мясо — «все они занимались этим в то время». Но Куми гордится своим прадедом, который жил вместе с семьей на одном из островов группы Лау. На острове было слишком много людей, и Секове, так звали прадеда, решил уехать оттуда вместе с женой и двумя детьми.
— Но они взяли с собой молодую беременную женщину, — продолжает Куми свой рассказ, когда мы разожгли костер, — ведь они не знали, куда плывут.
— А зачем им понадобилась беременная женщина?
— Если бы они попали на остров, где нет других людей, то женщина и ребенок, которого она должна была родить, могли бы продолжить род, внеся в него новую кровь. Они плыли в каноэ много дней подряд. В те времена строили очень большие каноэ, не только для сражений, но и для путешествий на другие острова. Лодка моего прадеда была такой большой, что в ней могли уместиться шесть взрослых мужчин. Они взяли с собой таро, плоды хлебного дерева и много другой еды. Плавание по океану длилось несколько недель, прежде чем они обнаружили остров. Прадед нашел проход в рифе и провел каноэ в лагуну. Они прожили на острове много лет. Семья разрослась и стала большой.
История