Лукас позвонила в отдел идентификации. Лаборант ответил, что других отпечатков на документе не обнаружено и курьер доставит им письмо. Лукас сообщила это всем остальным. Паркер кивнул.
– Почему ты передумал и пришел? – спросил Кейдж.
Паркер помолчал и ответил:
– Помните, вы упоминали о детях, которых ранили в метро? Один ребенок умер.
– Слышала, – таким же серьезным тоном заметила Лукас.
– Я здесь с одним условием, – продолжал Кинкейд. – Никто, кроме нашей временной группы, не должен знать, что я участвую в этом деле. Если мое имя всплывет, я ухожу на любой стадии расследования.
– Как вам будет угодно, мистер Кинкейд, однако…
– Просто Паркер.
В разговор вступил Кейдж:
– Будь по-твоему. Но можно узнать – почему?
– Дети. Я получил право опеки над ними четыре года назад, когда развелся с женой. Одна из причин, по которой именно я получил это право, – я работаю дома и не занимаюсь ничем таким, что способно поставить под удар их или меня. Похоже, жена хочет теперь оспорить постановление об опеке. Ей нельзя знать об этом деле.
– Нет проблем, – заверил его Кейдж. – Станешь кем-нибудь другим. Кем тебе хочется?
– Окрестите меня хоть Джоном Смитом, хоть Томасом Джефферсоном, только скройте мое настоящее имя. Джоун появится завтра утром с подарками для детей и намерена подвергнуть их перекрестному допросу. Если она выяснит, что в канун Нового года я отправился на расследование дела…
– Что вы сказали детям? – спросила Лукас.
– Что знакомый угодил в больницу. Отвратительно было врать.
Вспомнив чудесного сынишку Паркера, Лукас пообещала:
– Сделаем все возможное.
– Вопрос стоит иначе, – поправил Паркер, глядя ей в глаза. – Или вы полностью меня конспирируете, или я ухожу.
– Все будет сделано, – сказала она.
Арделл, Геллер и Харди согласно кивнули.
– Прекрасно, – сказал Паркер и снял куртку. – Итак, каковы наши планы?
Лукас рассказала о ходе расследования. По выражению лица Кинкейда она пыталась понять, одобряет ли он ее действия. Затем сообщила:
– Мэр собирается выступить по телевидению с обращением к стрелку. Хочет теперь предложить деньги ему. Надеемся, стрелок выйдет с нами на связь.
Кейдж продолжил:
– Затем Тоуб проследит его путь от сумки с деньгами до берлоги-укрытия. Оперативная группа Джерри Бейкера в боевой готовности.
Кинкейд обвел взглядом центр управления операцией – море телефонов, компьютеров, рабочих столов. Его глаза остановились на мониторе с изображением письма шантажиста.
– Можно оборудовать кабинет для меня в другом месте? – спросил он.
– Где бы вам хотелось?
– Наверху, – рассеянно отозвался он, не отрывая глаз от светящегося письма.
Паркер прошелся по лаборатории криминалистического исследования документов, осматривая столь хорошо знакомые ему принадлежности и оборудование. Два бинокулярных лейтцевских стереомикроскопа с оптоволоконной подсветкой, самая последняя модель спектрального видеокомпаратора Фостера–Фримена, оснащенная лазерным щупом Роуфина. Электростатический детектор и тонкослойный газохроматограф для анализа чернил и мельчайших частиц.
Паркер включил несколько аппаратов и постарался отогнать от себя мысли о разговоре с детьми час назад. Он сказал, что должен навестить в больнице знакомого, и спросил, с кем бы они хотели остаться.
– С миссис Кавано! – ответили они в один голос.
Миссис Кавано приходила сидеть с детьми по вторникам, когда Паркер играл по соседству в покер и обычно выигрывал. Она же играла с Ктошами в «Монополию» и великодушно проигрывала.
– Ты ведь вернешься до двенадцати? – спросил Робби.
– Постараюсь изо всех сил, – пообещал он.
– Папа, а твоему знакомому понравится, если я напишу ему открытку и пожелаю здоровья? – спросила Стефи.
Паркер подумал, что лучше бы он их побил.
– Все в порядке, детка. Думаю, ему будет приятнее, если ты сегодня повеселишься.
Дверь распахнулась, прервав ход его тягостных мыслей, и в лабораторию вошел худощавый агент с зачесанными назад светлыми волосами.
– Джерри Бейкер, – представился он, подходя к Паркеру. – А вы Паркер Кинкейд.
Они обменялись рукопожатиями.
– Вы эксперт-оперативник? – спросил Паркер.
– Верно.
– Сколько ребят в нашем распоряжении?
– Тридцать шесть наших и четыре дюжины из Полицейского управления округа, – ответил Бейкер.
Паркер нахмурился:
– Нужно больше.
– Это сложно, – заметил Кейдж. – Из-за праздника в городе тысяч двести гостей. Большинство агентов министерств юстиции и финансов обеспечивают безопасность на дипломатических и правительственных приемах.
– Очень плохо, что это пришлось на сегодняшний вечер, – пробормотал Лен Харди.
Паркер коротко рассмеялся:
– Преступник намеренно выбрал нынешний вечер, потому что знал – нам будет не хватать людей.
Паркер открыл «дипломат». Там лежали наипервейшие инструменты его ремесла, а также фигурка Дарта Вейдера из «Звездных войн».
– Да пребудет Сила с тобой, – произнес Кейдж.
Паркер извлек обернутую в черную бархотку лейтцевскую лупу с двенадцатикратным увеличением. Эту лупу Джоун купила в лондонском антикварном магазине ему в подарок на вторую годовщину их свадьбы.
Харди углядел в паркеровском «дипломате» книгу. Заметив его интерес, Паркер дал ее детективу. «Задачи и головоломки. Том 5». Харди передал книгу Лукас.
– Мое хобби, – объяснил Паркер.
– Ее автор обожал головоломки. Его так и прозвали – Мастер Головоломок, – сказал Кейдж.
– Здесь собраны упражнения на широту и остроту мышления, – уточнил Паркер. Заглянув Лукас через плечо, он прочитал: – «Есть три монеты общим достоинством семьдесят шесть центов. Монеты отчеканены в США в последние двадцать лет, все находятся в обращении, и одна из них не цент. Спрашивается – какого достоинства эти монеты?»
– Постойте, одна монета должна быть центом, – произнес Кейдж.
Харди уставился в потолок. Паркер задался вопросом, так ли педантично тот мыслит, как следит за собственной внешностью. Подумав, Харди спросил:
– Это не юбилейные монеты?
– А какая разница? Ведь достоинство у юбилейных монет то же.
Лукас, казалось, думала совсем о другом.
– И каков ответ? – спросил Кейдж.
– Пятьдесят центов, четвертак и цент.
– Погодите, – возразил Харди, – вы сказали, что цента там не было.
– Этого я не говорил. Сказано было, что одна из монет – не цент. Полдоллара и четвертак не центы, но третья – цент.
– Надувательство, – проворчал Кейдж.
– Как все просто, – удивился Харди.
– Задача всегда проста, если знаешь ответ. И в жизни так же, верно? – заключил Паркер.
Лукас перевернула страницу и прочла:
– «Три ястреба воровали у фермера кур. Однажды он увидел, что все три сидят на крыше курятника. В ружье у фермера был всего один заряд, а ястребы сидели далеко друг от друга, поэтому он мог убить лишь одного из них. Он прицелился в того, что сидел слева, и пристрелил его. Рикошета не было. Спрашивается – сколько ястребов осталось на крыше курятника?»
– Ну, это же очевидно, – заметил Арделл.
– Может, в простоте-то вся хитрость, – предположил Кейдж. – Думаешь, ответ должен быть сложным, а он лежит на самой поверхности. Одного пристрелили – два осталось. Вот и все.
Лукас заглянула в конец книги:
– Где же ответы?
– Их нет. Подсказанный ответ – это не ответ.
Паркер посмотрел на часы. Где же письмо?
Лукас вернулась к задаче, вникла в нее. У Лукас было красивое лицо. Джоун обладала сногсшибательной красотой – высокие скулы, полные бедра. Маргарет Лукас была подтянутей. Джинсы плотно облегали ее узкие мускулистые бедра.
Папа, а она красивая. Для тети-полицейского…
В лабораторию вошел молодой служащий.
– С чем пожаловал, Тимоти? – спросил Кейдж.
– Мне нужен агент Джефферсон.
Паркер собрался было переспросить: «Кто-кто?» – но его спас Кейдж:
– Том Джефферсон?
– Да, сэр.
– Вот он. – Кейдж показал на Паркера.
Тот лишь на миг замешкался, взял конверт и четко расписался в получении: «Т. Джефферсон», сымитировав подпись президента.
Тимоти ушел, Паркер подмигнул Кейджу. Тот сказал:
– Захотел остаться неизвестным? Оп-ля! Изволь.
– Но как…
– Я же твержу тебе, что я чудотворец.
Копатель стоит в сумерках у мотеля – 33.99 в сутки, номер с кухонькой, бесплатное кабельное телевидение, есть свободные номера.
Отвратительный район. Напоминает Копателю… щелк… что? Нет, не Бостон. Уайт-Плейнс… щелк… пригород Нью… Нью-Йорка.
Он стоит у зловонного мусорного бака, наблюдает, как люди идут туда-сюда, и смотрит на вход в мотель. Так велел тот, кто ему приказывает. Люди проходят мимо по тротуару. Копателя никто не видит.
«Если кто-то посмотрит тебе в лицо – убей, – говорил тот, кто ему приказывает. – Никому не позволено видеть твое лицо. Запомни».
«Запомню», – ответил Копатель.
Он глядит на часы. Прошло четверть часа – можно войти в мотель.
Поесть супа, перезарядить оружие, по новой набить глушитель. Он научился этому осенним днем в прошлом году. В прошлом ли? Они сидели на бревнах, и тот, кто ему приказывает, учил его перезаряжать оружие и набивать глушитель, а вокруг лежали красивые разноцветные листья. Потом он практиковался в стрельбе из «узи», падали листья и ветви. Он помнит запах горячей мертвой листвы.
Открывает дверь, входит. Звонит в службу передачи телефонных сообщений. От того, кто ему приказывает, сообщений не поступало. Копателю кажется, что ему чуть-чуть грустно: тот не связывался с ним с самого утра. Кажется, что грустно, хотя он не совсем представляет себе, что такое грусть.
Сообщений нет. Это значит – он должен набить глушитель свежей ватой, перезарядить обойму, подготовиться и снова выйти на задание. Но сперва он поест вкусного горячего супа и посмотрит телевизор.
У каждого документа свое лицо. Письмо шантажиста, лежащее перед Паркером, было дерганым и резким. Паркер, однако, подошел к его изучению так же, как к любой другой задаче, – без предубеждения.