— Да кто они такие, ваши полименты? — Семён, по быстрому сбросив грязные джинсы, рубашку-безрукавку и кроссовки, принялся натягивать комбинезон на себя. Лёгкая материя была на ощупь тёплой и шелковистой, серая ткань словно скользила по телу — создавалось такое странное впечатление, будто бы это не Семён надевал комбинезон, а комбинезон вбирал в себя Семёна.
— Во всех мирах есть службы охраны, — пояснял тем временем Мар, — где полиция, где милиция. Где стража. Здесь — полименты. Ясно?.. Эй, ты свои прежние шмотки просто так в кусты не бросай, нельзя ношеным барахлом раскидываться! Ещё наведут через него на тебя порчу. Или отыщут нас поисковым заклятьем... Бери старьё с собой, сожжём его где-нибудь по пути. Во избежание неприятностей.
— Ну ты уж скажешь, — недоверчиво покачал головой Семён, — порчу наведут. Мистика какая-то. Колдовство — это да, согласен. Но порча...
— Никакой мистики, — запротестовал медальон, — сам сколько раз порченых видел. Ладно, хватит болтать. Оделся? Капюшон можешь пока в кармашек спрятать, он там, на спине. А теперь представь себе, во что бы ты хотел одеться. Только тщательно представляй! С подробностями.
Семён призадумался. Ничего путного в голову не лезло, так, ерунда всякая. Придумывать себе опять джинсы и рубаху было глупо, а на большее фантазии не хватало. Ну не костюм-тройку же изобретать!
— А вот деловых костюмов не надо, — подал голос Мар, — ты образно думай, не стандартно. У нас стандартно только госслужащие одеваются.
Семён невольно глянул на себя — вместо комбинезона на нём был серый мешковатый костюм. Костюм-тройка на голое тело.
— Понятно, — уверенно сказал Семён Владимирович, хотя ничего толком и не понял, — образно, говоришь?.. — и стал думать образно, то есть вспоминать иллюстрации ко всем прочитанным им когда-то книжкам. Конечно, гораздо уместнее сейчас было бы припомнить какой-нибудь журнал моды, но такими журналами Семён никогда не интересовался.
— Не то, — категорически забраковал Мар первую Сенину попытку одеться в наряды книжных героев, и вторую забраковал. И десятую тоже не одобрил. А вот от двенадцатой пришёл в восторг.
— То, что надо, — одобрительно сказал медальон. — Простенько и со вкусом. Сам выдумал или подсмотрел где?
— Читал, — рассеянно ответил Семён, оглядывая себя с некоторым изумлением.
Серый комбинезон исчез, превратившись в смутно знакомые Семёну Владимировичу одежды: кожаный камзол и кожаные штаны-чулки — всё ночного чёрного цвета — отливали тусклым серебряным тиснением; стоячий воротник и манжеты чёрной же рубашки были оторочены серебристой канвой, в чём Семён лично убедился, специально оттянув жёсткий воротничок в сторону и страшно скосив на него глаза; длинный чёрный плащ-накидка с плотным серебряным шитьём по краям ниспадал на чёрные мягкие сапоги. Сам плащ был застёгнут у шеи небольшой серебряной брошью в виде розы. Руки закрывали щегольски чёрные, с обязательным серебряным отливом перчатки.
— Кажется, шпага ещё должна быть, — пожаловался Семён, привязывая кошелёк к широкому чёрному поясу, — в таком же стиле. На чёрной перевязи и в серебряно-чёрных ножнах. А её нету. Некомплект!
— Не положено, — отрезал медальон, — оружие при надобности отдельно покупается. Это же маскировочный костюм, а не арсенал.
— Ну раз отдельно, — с сожалением вздохнул Семён, — тогда и без шпаги можно походить. Временно... Как бы мне от этих перчаток избавиться, надоели уже, честное слово, — раздражённо буркнул Семён Владимирович, — кошелёк толком привязать не могу... Ух ты, пропали! — Семён изумлённо уставился на свои голые руки. — Удобно, ничего не скажешь.
— То ли ещё будет, — самодовольно заметил Мар, — зря, что ли, я полночи нужный магазин вычислял. Хорошо, что метийцы народ консервативный и скучный, сколько лет в одном и том же месте одёжную лавочку держат. Не подвели на этот раз, честь им за то и хвала... Я тебе говорил, что терпеть их не могу?
— Так ты что, всё нарочно подстроил? — возмутился Семён, уперев под плащом руки в бока. — И меня не предупредил?
— Разумеется, — спокойно согласился медальон, — придумал и подстроил. Нужна была импровизация. Если не боишься умных слов — адекватная реакция. А если бы ты всё заранее знал, фиг бы что у нас с тобой получилось! Актёр из тебя не очень, не умеешь ты пока свои эмоции контролировать. У тебя же всё на лице написано. Неубедительный из тебя царь вышел бы, ты уж извини за прямоту. Подумаешь, слукавил я чуть-чуть, так ведь для пользы дела... Зато у нас теперь «Хамелеон» есть, последней модели. Да за такой костюмчик любой вор не то что душу заложит — сам себя украдёт и перепродаст!
— Ну, знаешь ли, — растерялся Семён, не находя слов, — ну вообще. Актёр из меня плохой, скажет ещё! Ты выражения-то выбирай.
— Понятно, — усмехнулся Мар. — Значит, насчёт всего остального не сердишься? Насчёт импровизации.
— Да в общем-то нет, — подумав, признался Семён. — Только на будущее давай без запланированных неожиданностей, ладно? А то я обижусь.
— Обещаю, — преувеличенно честным голосом поклялся медальон и тихонько захихикал; Семён решил, что ему лучше не выяснять причины столь неожиданного веселья.
Взяв свёрток с вещами под мышку, Семён Владимирович прогулочным шагом направился в глубь сквера.
Высокие деревья, росшие вдоль аллеи, шелестели густой листвой под тёплым ветром. Солнце уже поднялось довольно высоко и заметно припекало жёлтую аллейную брусчатку: было около полудня. Но Семён в своём чёрном одеянии ничуть не страдал от жары — скорее, ему было прохладно. Словно в новой одежде был спрятан микрокондиционер, поддерживающий оптимальную температуру. Может, так оно и было на самом деле, Семён не задумывался о таких пустяках — хорошо себя чувствует, и ладно. Бытовые чудеса воспринимались уже как должное.
По веткам деревьев прыгали серые белки, изредка прицельно кидая в одинокого прохожего мелкие орешки; было тихо. Только иногда порывами налетал ветер, шумел листьями и тогда белки замирали на своих ветках, испуганно оглядываясь по сторонам. У Семёна заскребло на душе — больно уж этот уютный пейзаж напоминал центральный городской парк в далёком семёновском мире. Не хватало лишь детворы, мороженщиков с ларями, аттракционов и кинотеатра. И пьяных.
— Чую, — загробным голосом внезапно изрёк медальон, — не одни мы тут. Печёнкой чую! Следят за нами, что ли? Ты давай не зевай, по сторонам поглядывай, — Мар тревожно зажужжал, словно маленький трансформатор.
— Откуда у тебя печёнка, — усмехнулся Семён: в слежку верилось слабо, какая ещё может быть слежка в таком славном месте. — Ты чего разгуделся? Комаров отгоняешь?
— Это присказка такая, про печёнку, — нервно ответил медальон, — и, пожалуйста, не отвлекай меня от выполнения моих прямых обязанностей! От твоей охраны. Надо все защитные блоки на всякий случай подготовить.
— Было бы от кого охра... — Семён осёкся.
Впереди, шагах в десяти от Семёна, из-за кустов резко вышел невысокий худенький человек, — даже не человек, а человечек, большеголовый карлик, — в белом чистеньком костюмчике, больше похожем на плотно облегающий скафандр. В одной руке человечек держал что-то вроде коробки с ручкой. Тоже белую.
На ходу развернувшись к Семёну в шаге как солдат на плацу, карлик несколько театральным жестом нацепил себе на нос узкие тёмные очки, заранее припасённые в другой руке, прижал коробку к груди и быстро откинул её боковую крышку. Внутри коробки на пружинной подставке лежал здоровенный, налитый кровью глаз.
— Не смотри! — в панике крикнул Мар. — Окаменеешь!
Вокруг Семёна Владимировича вспыхнуло насыщенное фиолетовое зарево — это медальон спешно включил один из своих защитных блоков. Наверное, особый блок от дурного глаза.
От белой коробки к фиолетовому зареву протянулся грязно-коричневый луч, больше похожий на материальное щупальце, чем на нематериальный взгляд.
— Уроды! — натужно взвыл Мар. — До чего же чужих ненавижу! Ох, колется как... Ходу, ходу отсюда! Меня надолго не хватит. Глаз шибко мощный, свежий... И где они, гады, их берут?
— Ах так! — разозлился Семён. — Значит, так, да? — и, швырнув в сторону одёжный свёрток, не бросился наутёк, как советовал медальон, а высунул руки за фиолетовое сияние и сгоряча ухватился за коричневый луч. Голыми руками.
Ощущение было неприятное, словно Семён сжал в руках шланг работающего дерьмовоза: скользкий луч вибрировал и дёргался, так и норовя из них выскользнуть.
Карлик демонически хохотал, тыкая в сторону Семёна свободной ручкой, всхлипывал от смеха и изредка показывал Семёну Владимировичу нехороший жест. Тот самый, который был выгравирован у Мара на обратной стороне. Знак ручной работы в единичном экземпляре.
— Ну я тебя, паршивца, — вконец осатанел Семён, рывком отодрал полупрозрачный шланг от поблекшей фиолетовой защиты и, покряхтывая от напряжения, отогнул его в сторону, нацелив коричневую кишку на весёлого карлика; взгляд, как Семён и надеялся, сразу же удлинился и жадно уткнулся в самого карлика и в его коробку.
— Опс, — изумлённо сказал белый человечек и окаменел, превратившись в беломраморную статую: вид у статуи — в мраморных чёрных очках, с протянутой вперёд рукой и торчащим из кулака кривым пальцем — был крайне хулиганский. Налитый кровью глаз не успел сомкнуть свои веки и тоже окаменел — вывалившись из коробки, он бильярдным шаром прокатился по тёплой брусчатке и застрял где-то в кустах.
— Мы что, победили, да? — словно не веря в случившееся, слабым голосом спросил Мар. — И как ты это сделал?
— А ты что, не видел? — Семён подобрал свёрток, обогнул статую по большой дуге и трусцой поспешил прочь.
— Не видел, — вздохнул медальон. — Самое интересное как раз и пропустил: защиту держал. Тут уж не до разглядываний.
— Где бы руки помыть? — Семён Владимирович на ходу сорвал с кустов пригоршню листьев и с отвращением стал оттирать ладони, хотя они были совершенно чистыми. — Чего он хотел, этот карла-марла? Налетел ни с того, ни с сего. Псих какой-то. Ты можешь мне объяснить, что случилось?