Аноним
Вы путаете искусство и культуру! Искусство никому ничего не должно! Искусство самоценно! Оно не призвано сосредотачиваться ни на чем, кроме самое себя. Ну стоят слоны в городе, и что с того? Уйдут слоны, придут волки, уйдут волки, придут львы, что, теперь перестать играть то великое, что мы сумели произвести за столетия? Великое остается великим, вне зависимости заполняют ли залы консерваторий слоны или фашисты. Главное, что мы остаемся людьми! Искусство не должно вас воспитывать, не должно приучать к чему-то хорошему, не должно взращивать в вас мораль! Искусство вообще ничего никому не должно! И потом, если человек хочет что-то не замечать или молчать – он имеет полное на то право! В этом и есть фундаментальная свобода, которую вы все здесь так отстаиваете! Мы не вправе никого за это молчание или незамечание слонов осуждать!
Самый рациональный человек
Адаптировались в самом деле стремительно. С нарастающим беспокойством Павел наблюдал, как умело подстраиваются не только театральные деятели и беспринципные кинопродюсеры-молчуны, ставившие оперы и снимавшие фильмы на фоне животных, но и комики, выступавшие вместе с ним. Несколько дней подряд он приходил в свой клуб в надежде услышать острые шутки о непрошеных гостях, однако всякий раз уходил разочарованным. О бивнях и хоботах больше не шутили. О собственном бездействии тоже. Напротив, некогда любимые друзья высмеивали теперь только его и тех, кто предлагал прогнать слонов. Смеялись не над трусами, но над такими, как он. Умудренные опытом, улыбаясь собственным остротам, комики жалили людей, которые, по их мнению, не понимали, что огромных животных уже не убрать. Нужно зарабатывать – к чему возиться?
Слушая вмиг ставших беззубыми коллег, Павел думал, что над сценой теперь следовало бы развесить красные транспаранты с призывами «Подстраиваться и ассимилироваться!», «Приноравливаться и приспособляться!», «Привыкать и свыкаться!».
«Ладно, – думал Павел, – если не будете шутить вы – буду шутить я!» – и каждый раз, выходя на сцену, говорил теперь только о слонах и горожанах, которые их не замечают. Павел описывал всеобщее (1 по горизонтали, восемь букв) и последствия, к которым оно может привести, бездействие и цену, которую придется заплатить. Несмотря на желание большинства слушателей абстрагироваться, выступления Павла были замечены правоохранительными органами. Кто-то рассказал, сообщил, донес – и Павел получил несколько штрафов за то, что якобы использовал ненормативную лексику в своих монологах. Кроме этого, его два раза вызывали на беседу с каким-то скучным полицейским, который строго приказывал осторожнее шутить о слонах.
– Почему? – спрашивал Павел.
– Потому что ситуация сложная! – отвечал полицейский и предупреждал, что больше штрафов не будет.
Вслед за этим случилось совсем уж странное: с определенного времени Павлу стали угрожать. Сначала он подумал, что это что-то несерьезное, чья-то глупая шутка, однако их упорядоченность и точность не оставляли простора для сомнений – совсем скоро стало понятно, что запугивание хорошо срежиссировано и к нему стоит относиться серьезно.
«Молодец, что вышел из бара, оглядывайся!»
Первой мыслью было рассказать Анне, однако Павел тотчас понял, что это может напугать ее, и не стал. В этот момент он совершил ошибку влюбленного. Постоянно волнуясь не за себя, но за любимую, Павел принялся чаще писать Анне, что она, к сожалению, приняла за контроль. План тех, кто затеял давление, медленно начал работать.
Павел обратился в полицию, продемонстрировал десяток скриншотов, которые получал по несколько раз в день, но все тот же скучающий полицейский заявил, что ничего особенного в них нет:
– Этого добра теперь у всех полно! К тому же вы известная личность!
– И что мне с этим делать?
– Не обращайте внимания!
Павел старался, но день за днем угрозы делали ровно то, на что и были рассчитаны.
В унисон беззубым комикам, по новым правилам начинали петь спортсмены и их тренеры. Футболисты и хоккеисты играли теперь, не замечая стоящих посреди площадок слонов, бадминтонисты учили теннисистов бить через высоких животных. Приноравливались фехтовальщики, учившиеся сражаться под брюхом слона, и шахматисты, по зову интеллектуалов переосмыслявшие роль «офицеров». В те первые месяцы во время пресс-конференций редкие журналисты еще задавались логичными вопросами: «Не мешают ли слоны бегать, прыгать и забивать голы?», – однако на такие колкости известные спортсмены заученно отвечали, что предпочитают оставаться «вне териологии».
К слонам привыкали. Водители автобусов ловко маневрировали между животными, а сотрудники музеев учились описывать картины, которые заслоняли слоны. К животным приспосабливались дворники, чей рабочий день становился гораздо сложнее, и преподаватели психологии, объяснявшие, что порой слон – это просто слон. Казалось, тяжелее других должно было приходиться транспортникам – животные стояли посреди вокзалов, портов и взлетных полос, однако и капитаны всех на свете мастей на удивление быстро отказывались от путей, морей и небес.
«Некоторое время придется побыть дома».
«Но какое?»
«Да долго это точно не продлится!»
Несмотря на всеобщую миграцию в сторону беззвучной капитуляции, в те первые после нашествия месяцы Павел верил, что проблему слонов удастся решить (16 по вертикали, пять букв). Игнорируя предупреждения полиции и непрекращающийся поток угроз, твердо убежденный, что происходит нечто совершенно недопустимое, что с каждым днем ситуация будет ухудшаться и однажды люди проснутся в городе, где зелень будет съедена, реки отравлены, а многие здания разрушены, Павел шутил – и шутками своими призывал не закрывать глаза на проблему. Все так же, монотонно и последовательно, каждый день он выходил на сцену и пытался говорить о всеобщем бездействии и страхе:
– Поаплодируйте те, кто сегодня видит здесь слона! (Тишина.) Понятно… Дело не в том, что мы слепые, – дело в том, что мы выбираем быть слепыми. (Тишина.)
– Вообще, наверное, это нормально, что мы не замечаем очевидное… Мы ведь всю историю ничего не замечали: крестовые походы, инквизиции, рабство… Наши прадеды газовые камеры не заметили, что уж от нас ожидать, да?! Атомные бомбардировки городов… Мы всю жизнь закрываем глаза, потому что боимся испортить зрение…
Тишина, а затем выкрик из зала: «Слушай, это же клуб комедии – ты начнешь уже шутить сегодня или нет?»
– Нет, не начну! – Я только скажу вам на прощанье, что концентрационный лагерь в самой большой стране мира тоже назывался «СЛОН»!
Выступив в тишине, Павел уходил за кулисы, но рук не опускал. Напротив, одну за другой он придумывал петиции в университете и (пока это еще было возможно) публиковал открытые письма. Павел организовывал дискуссионные клубы и приглашал известных коллег-ученых, которые, по его замыслу, должны были открыть глаза горожанам. Зря. Павел с удивлением констатировал, что, даже несмотря на слухи о первых смертях, люди продолжали воспринимать стоящих повсюду слонов как нечто совершенно нормальное. Число друзей и знакомых, которые больше не хотели тратить время на решение возникшего вдруг вопроса, росло. Уже в апреле в центре города были зафиксированы сразу несколько серьезных столкновений – сторонники новой нормальности атаковывали тех, кто все еще осмеливался говорить, что слонам здесь не место. В тех стычках досталось и Павлу – разгневанный водитель автобуса бросился на него.
Павел перекрыл дорогу в стремлении обратить внимание на проблему слонов, однако (17 по вертикали, пять букв) эта никому особенно не понравилась. Выскочив из автобуса, водитель вырвал картонный плакат и несколько раз ударил Павла по лицу. Когда на место стычки прибыли стражи правопорядка, задержан был вовсе не хулиган, но Павел.
Уже в участке, оформляя протокол, полицейский подал ему бумажное полотенце и раздраженно спросил:
– Ну что, доигрался?!
– По-вашему, можно избивать человека только за пикет?
– А зачем ты дорогу перекрыл? Люди трудятся, кормят семьи, спешат на работу, а такие, как ты, садятся посреди проезжей части и мешают простому люду!
– А то, что слоны перекрывают дорогу, вам нормально?!
– Ну слоны же не понимают, что они делают, а ты-то умный!
Я, кстати, полностью согласен с полицейским! Во-первых, в те дни никто не жаловался на слонов, а во-вторых, все эти проблемы были только от активистов. Мой слон, например, был совершенно нормальным и никаких трудностей нам не создавал. То, что где-то случались несчастные случаи, – ну так везде бывают несчастные случаи!
Кинопродюсер
Предполагалось, что Павел проведет в участке как минимум ночь, однако приехавший отец Анны подарил стражам правопорядка несколько подписанных книг и был так великодушен, что даже согласился сфотографироваться. Книг Александра полицейские никогда не читали, однако часто видели его выступающим на политических шоу и говорящим что-то не совсем понятное, но убедительное и, кажется, умное.
Всю дорогу домой в машине, пока Александр молча наслаждался маневрированием между слонами и силой собственного авторитета, возбужденный и уставший от угроз Павел спорил с Анной, которая, казалось, была раздосадована его поведением.
– Зачем ты постоянно всех провоцируешь?
– В каком это смысле, милая?!
– Какой толк от твоей этой акции, если ты только и сделал, что напугал меня!
– Я не хотел пугать тебя, любимая, просто…
– Просто если бы не отец – ты бы провел в этом клоповнике всю ночь!
– Ну и ничего…
– Чего ты хочешь добиться?
– Вернуть слонов в их дом…
– Да мы даже не знаем, откуда они!
– И знать не хотим!
– Мне кажется, мы поступаем мудро. Пока ничего не ясно, мы адаптируемся, учимся кормить слонов, учимся убирать за ними и учимся быть рядом…
– Аня! Все это закончится катастрофой!
– Не сочиняй!