Роберта, другая моя знакомая, вспоминает периодически возвращающуюся унизительную травму, полученную ею в подростковом возрасте. Будучи ребенком, она была маминой любимицей. Но когда стала подростком и ее вес дошел до девяноста килограммов, выражение любви ее матери превратилось в обидные словесные нападки.
Как-то раз, когда их навестил ее дядя, Роберта накрывала стол. Пока она выходила из кухни, ее мать громко сказала дяде: «Посмотри, какая у нее необъятная задница, как она растолстела. Разве это не отвратительно?!» Мать много раз демонстрировала подобное отношение к дочери, и всегда в чьем-либо присутствии.
Учась в старших классах, Роберта после урока ждала, пока все ученики выйдут из класса, поскольку не хотела, чтобы кто-то увидел ее со спины. Сейчас ей уже за пятьдесят, мать давно умерла, и самым главным наследством, которое ей досталось от матери, возможно, является представление о своем отвратительном внешнем виде.
Великий иудейский писатель раввин Милтон Штейнберг как-то сказал: «Когда я был молод, я восхищался мудрыми людьми. Теперь, когда я уже стар, я восхищаюсь добрыми людьми». Штейнберг понял, что быть добрым, – гораздо большее достижение, чем быть замечательным.
Возможно, Гарри Трумэн был величайшим интеллектуалом, который когда-либо занимал президентский пост. Обладая проницательным здравомыслием, Трумэн был инстинктивно добрым, что выражалось в проявлении им необычайной осторожности, чтобы не унизить других.
В 1962 году, спустя почти десять лет после того, как он оставил свое кресло в Белом доме, Трумэн выступал с лекцией перед группой студентов в университете Лос-Анджелеса. Когда настало время задавать вопросы, один студент спросил его: «Что вы думаете о нашем мужлане?» – имея ввиду губернатора Калифорнии Пэта Брауна.
Господин Трумэн рассердился и сказал парню, что ему следовало бы постыдиться говорить о губернаторе в столь неуважительной манере. Он продолжил еще какое-то время отчитывать парня, в конце концов студент был готов расплакаться.
То, что произошло далее, отличает эту историю от всего, о чем шла речь ранее: «Когда время вопросов и ответов закончилось, – пишет Мерле Миллер, автор биографии, записанной со слов президента, – господин Трумэн подошел к парню и сказал: он надеется, что тот понял – его ответ относился к конкретному высказыванию, и никакого отношения к его личности не имел. Парень сказал, что понял, и оба пожали друг другу руки. Затем господин Трумэн направился к декану и попросил его время от времени сообщать ему об успехах парня в учебе. Декан пообещал … Я спросил господина Трумэна, поддерживал ли он какую-либо связь с тем парнем, и он ответил: “Он писал мне пару раз, и я отвечал на его письма. У него все в порядке”».[93]
Сравните поведение Трумэна и Уинстона Черчилля, вероятно, одного из величайших государственных деятелей ХХ века, человека проницательного и остроумного. В льстивой подборке знаменитых высказываний и острот Черчилля Джеймс Хьюм пишет об истории, произошедшей в 1930-х годах, когда один подросток разозлил Черчилля и вынудил прервать свою речь. Когда молодой человек заговорил во второй раз, Черчилль ответил: «Я восторгаюсь мужественным мужчиной, меня радует женственная женщина, но я терпеть не могу ребячливого мальчишку. Приходи, когда пройдет несколько лет, и твои мысли будут столь же чисты от прыщей, как твое лицо [к тому времени]».[94] Возможно, доводы парня заслужили резкий выпад, но если история подлинная, зачем Черчиллю понадобилось высмеивать прыщи?{14}
И хотя то, что британский лидер был более великим политиком и интеллектуалом, нежели Трумэн, не вызывает споров, но именно Трумэн обладал сознательностью и чувствительностью чтобы понять (не десять лет спустя и даже не через год, а тут же): публичное порицание, которому он подверг того парня, пусть и обоснованно, могло вызвать у него чувство униженности и обиды. Представьте, насколько бы иначе сложилась жизнь Джоаны, если бы преподаватель, которая осмеивала ее, сразу бы поняла всю несправедливость и пагубность своего поступка, и извинилась.
Наблюдатели не раз отмечали, что внимательное отношение к чувствам других имело для Трумэна большое значение. В 1964 году, когда репортер Эрик Севарейд в интервью спросил о его президентских переживаниях, Трумэн поведал: «То, что вам не понятно – это способность президента причинить боль».
Такое замечание поразило Севарейда: «Президент Америки способен выстраивать решающие события, давать им ход, уничтожать врагов… Но мысли о способности президента причинить боль чувствам другого человека, едва ли приходили мне на ум, и еще меньше я мог бы подумать, что президент в своем кабинете может найти время подумать, среди всего прочего, об этом. Господин Трумэн продолжил, говоря, что слово, суровый взгляд, властный жест президента США могут настолько уязвить самолюбие другого человека, что шрам в душе от этого останется на всю жизнь».[95]
Если президент Америки, постоянно озабоченный личными, административными и политическими вопросами, может найти время подумать о том, чтобы непреднамеренно своими словами не опозорить другого человека, то не следует ли всем нам поступать так же?
Что подвигло Гарри Трумэна столь внимательно относиться к тому вреду, которые могут причинить слова? Это не было следствием его особо мягкого склада характера: многие биографы Трумэна показывают его как человека эмоционального, часто выходящего из себя. Но даже когда он разражался гневом, то, что останавливало его от унижения других или подвигало безотлагательно исправлять причиненный вред, если он опасался, что нанес его, было глубоко усвоенное наблюдение, которое он высказал Севарейду: «То, что вам не понятно, это способность президента причинить боль».
Замените «способность президента» на «способность слов», и вы поймете, что каждый из нас способен опозорить другого.
Если немного задуматься, становится понятно, скольких людей мы можем ранить своими словами (а возможно уже ранили): супруга, родителей, родственников, друзей и/или тех, с кем мы работаем.
Первый шаг к тому, чтобы убедиться, не используем ли мы эту способность – осознание, что она у нас есть. Иначе мы просто не почувствуем необходимости следить за своим языком.
И хотя распознать способность слов причинять боль действительно важно, одного признания этого явно не достаточно для того, чтобы мы перестали использовать слова в разрушительных целях. Не сомневаюсь, что многие читатели кивали головой при чтении упомянутых в этой главе случаев, внутренне признавая огромное зло, которое несет в себе унижение других. Однако покуда вы снова и снова не будете это признавать, то скорее всего станете об этом забывать, особенно в моменты гнева.
Популярная британская история рассказывает об известном политике, который как-то вечером перебрал спиртного и случайно наткнулся на крупную даму из парламента от оппозиционной партии. Женщина в негодовании сказала ему: «Вы пьяны, и, более того, вы омерзительно пьяны». На что британский парламентарий ответил: «И позвольте мне сказать. Вы уродливы, и, более того, вы омерзительно уродливы. Но я буду завтра трезв».
Если вы, как этот политик, вспыльчивы и гордитесь своим едким юмором, то для вас действительно важно снова и снова размышлять над тем нравственным злом, которое являет собой унижение другого человека.
Только когда Ли Атвотер лежал на смертном одре, ему стало понятно, насколько было жестоко глумиться над одним из самых болезненных моментов в жизни другого человека. Я убежден: если бы Атвотера на протяжении всей его жизни снова и снова учили, а я убежден, что каждого из нас необходимо учить снова и снова тому, что унижение другого человека является не меньшим злом, чем подойти к кому-то на улице и ударить его в лицо, – он бы так не поступал.
Аналогично, если бы мать моей знакомой Роберты, которая высмеивала ее за полноту, неуклонно напоминала бы себе о том, насколько болезненными могут быть ее высказывания, – настолько, что спустя сорок лет ее дочь продолжает с презрением смотреть на себя в зеркало – разве она бы не научилась быть сдержанной в словах? Думаю, научилась бы. Роберта убеждена, что мать любила ее, ведь она выражала своей дочери столько теплых чувств по другим поводам. Однако из-за того, что мать Роберты никогда так и не научилась задумываться о потенциально разрушительной силе своих слов, она не чувствовала необходимости сдерживать в гневе свой язык. Она шла по жизни как безрассудный ребенок, играющий с заряженным ружьем, так никогда и не поняв: слова подобны пулям, и тот вред, который они причиняют, зачастую уже не исправить.
В старом иудейском учении подмечено: «Для человека лучше не появляться на свет, чем переживать следующие семь вещей: видеть смерть своих детей, быть материально зависимым от других, умереть неестественно, потерять все свои знания, страдать, быть рабом и публично опорочить своего ближнего».[96]
Первые шесть пунктов этого списка содержат одни из наиболее ужасных событий, которые могут случиться в жизни. Каждый, кто знаком с тем, кто похоронил своего ребенка, знает: ни один родитель никогда полностью не восстановился после подобной перенесенной боли. Также и перспектива быть полностью зависимым от других или, что еще хуже, оказаться у кого-либо в рабстве, ужасающа. В том, что касается «потери всех своих знаний», то все мы слышали о людях, совершавших самоубийства, когда им ставили диагноз болезни Альцгеймера. Хотя большинство столь радикального шага не делает, я подозреваю, многие из нас предпочли бы умереть, чем жить с серьезным повреждением мозга.