Наконец Мария Николаевна все поняла. Бегающие глаза Муртуза вдруг уставились в ее покрасневшее лицо, не отрываясь, словно пытались загипнотизировать.
Мария Николаевна встала.
— Мне никаких денег не нужно, — торопливо произнесла она. — Если министерство примет решение закрыть библиотеку, я возражать не буду. Приватизируйте ее себе на здоровье. Вы хотите расширить свой магазин?
— Да.
— Гастроном вместо библиотеки — вполне в духе нашего времени.
— Спасибо, — Муртуз тоже встал. — Я знал, что вы возражать не будете. А насчет денег… Не обижайте меня. Я от чистого сердца. Я…
— До свидания. — Не дослушав Муртуза, Мария Николаевна юркнула в дверь.
Разговор в общем удовлетворил Муртуза. Главное, что старуха обещала не кляузничать. А деньги можно будет всучить внуку. Он, наверно, не столь застенчив.
Так обстояли дела с приватизацией библиотеки до вмешательства Академика, Героя Советского Союза, оказавшегося старейшим читателем библиотеки. Визит к Марии Николаевне ничего не прояснил; на упрек Муртуза она спокойно ответила, что никому не жаловалась, Академик сам откуда-то узнал о намерении закрыть библиотеку и позвонил ей.
Разговор с библиотекаршей не очень огорчил Муртуза — он не сомневался, что все рано или поздно решится в его пользу. Чуть прихрамывая из-за покалывающей боли в коленке, он прошел по коридору к выходу. Наиля ждала его в «Мерседесе».
— Ну, уладила свои дела? — он чуть втянул живот, занимая место за рулем. Наиля что-то ответила, Муртуз не расслышал, но переспрашивать не стал. Мысли его были заняты библиотечными проблемами и перескакивали с одного на другое. Вспомнилось и вчерашнее объяснение с мужем Вики после того, как они крепко выпили в ближайшем ресторане. (Собственно, Муртуз мог бы обойтись без водки, но нужно было снять напряжение с Друга — это прозвище муж Вики сохранил с юношеских времен.)
Когда Муртуз заговорил о вещах, которых, по общепринятым понятиям, не принято касаться даже самым близким людям, муж Вики грозно нахмурился, но его это не остановило.
— Я не хочу вдаваться в подробности, — он чуть понизил голос из деликатности, — но так нельзя. Ты что, хочешь уйти из этой жизни, так и не попробовав хотя бы еще одну женщину.
— Я не хочу говорить на эту тему.
— Жизнь дается один раз, — продолжал напирать Муртуз, — ты сделал правильный выбор когда-то, ты любишь Вику, но, как говорится, все познается в сравнении. Цену сладкому узнаешь, лишь попробовав соленое или кислое. Нельзя жрать одни пирожные. Попробуй и соленый огурчик.
— Какой огурчик?! — похожий на птичий клюв кадык нервно дернулся. — …И где я его возьму?
— Это не твоя забота. Все будет организовано. Я тебе приготовил великолепный экземплярчик.
— Кто она?
— Моя работница… Все сама сделает, не волнуйся.
— А где?
— У меня на даче.
Сомнения явственно читались на лице мужа Вики; конечно же он был не прочь позволить себе то, чем время от времени занимались все его друзья, но чего-то очень боялся…
Муртуз посмотрел в зеркальце на Наилю, забившуюся в угол на заднем сиденье… — да, изменилась девочка, раньше такие приключения ей нравились. Он поймал ее взгляд:
— Никто ничего не узнает. Клиент тоже заинтересован, чтобы все осталось в тайне.
— Муж мой сразу поймет. — Наиля отвернулась к окну; уже стало темнеть, кое-где в витринах горел свет.
— Как? — Муртуз продолжал смотреть в зеркало.
— По мне.
— А что с тобой за один раз случится? Один раз грехом не считается. — Он и Наиля опять встретились взглядом, но она даже не улыбнулась в ответ на его шутку. — Ты что, никогда мужу не изменяла?
— Нет, конечно.
— А вдруг я тебя захочу? — Она потерянно заморгала и опять уставилась в окно. — Что молчишь?
Наиля так и не ответила. Муртуз сбавил скорость и, обогнув цветочную клумбу, остановил машину у газетного киоска метрах в пяти от подъезда Вики. Ровно в четверть восьмого, как договаривались, из железных ворот рядом с подъездом выехала коричневая «Волга» и сразу же остановилась. Наиле показалось, что она где-то видела пожилого очкастого мужчину, вышедшего из машины.
— Знаешь, как доехать до моей дачи в Нардаране? — спросил Муртуз, открывая дверь «Мерседеса».
— Да. — Наиля пыталась вспомнить, откуда знает хозяина «Волги».
— Там все готово. Садовник ждет вас. Я подъеду часов в десять. Ты будь с ним понежней, он хоть и не юноша, но почти девственник. Хорошо?
— Где-то я его видела… — Наиля вышла из машины.
— Не имеет значения. — Муртуз подвел Наилю к «Волге». Худой с заметно выступающим кадыком и пронзительным взглядом мужчина не понравился Наиле с первого взгляда. На предложение Муртуза познакомиться с ней он что-то еле слышно буркнул, Наиля в ответ почему-то назвалась Нелей.
— Слушай ее, и все будет в порядке, — шепнул Муртуз и, потрепав по плечу Наилю, направился к «Мерседесу».
— Вы где предпочитаете сесть, — спросил мужчина, — впереди или…
— Сзади. — Наиля сама открыла дверцу и нырнула в машину.
Уже подъехав к даче, она вспомнила, откуда знает человека, сидящего за рулем: в последнее время в магазин зачастили друзья Эльдара, претендента на руку Севы; они вели себя как на смотринах — покупая колбасу и рыбу, оценивающе разглядывали Севу. Сидящий за рулем «Волги» очкарик приходил в магазин чаще других…
Сорокаминутный переезд из города на дачу прошел в молчании.
До закрытия магазина Сева обслуживала и колбасный отдел; к счастью, покупателей было не очень много.
Покорное согласие Наили лечь в постель с каким-то чиновником из налоговой инспекции Севу не удивило. Она знала о давних отношениях Наили с Муртузом и кое-что другое из прошлого подруги, когда она была очень уступчивой в отношениях с мужчинами. Сева относилась к этому без осуждения, но в собственной ее жизни все было по-другому. Кто-то ей нравился и в школе, и в институте, но, к сожалению, безответно. В музее истории города, куда она пошла работать после института, за ней долго ухаживал коллега, который лез целоваться в любом темном месте. Но дальше поцелуев их отношения не продвинулись. После закрытия музея ей пришлось податься в продавщицы, а он куда-то уехал из Баку.
В магазине никто из сослуживцев на ее невинность не покушался, а покупатели ограничивались редкими комплиментами из-за прилавка. Мать тщетно пыталась выдать ее замуж, но среди тех родственников и соседей, кому она нравилась, не нашлось ни одного, кто бы пришелся по душе ей. Пришлось смириться с участью гордой девственницы.
И вдруг появился этот Эльдар. Разница в возрасте ее не испугала: видимо, рано потеряв отца, она подсознательно тянулась к тем, кто постарше. Но вел он себя странно: каждый раз, пока она взвешивала ему каспийскую селедку, внимательно разглядывал ее, но беседовал только с Наилей. Даже когда стало ясно, что намерения его серьезны, между ними состоялся лишь один короткий разговор. Он сообщил, что она точная копия девушки, в которую он был безответно влюблен многие годы в юности. И попросил показать руку.
— Мне нужен размер твоего пальца для кольца.
— Вы что, собираетесь вручить его мне в ресторане?
— Нет. Ты получишь его в ЗАГСе. Согласна?
Сева была согласна на все. После смерти матери она прошла через такое одиночество, что появление человека, готового соединить с ней жизнь, казалось чудом.
Как Эльдар ни тянул время, до «Голубого Дуная» он добрался раньше Академика. Отдышавшись, заказал бутылку водки, пива, два десятка раков и копченый кутум.
Бар недавно отремонтировали, блестящие от лака невысокие деревянные перегородки отделяли столы друг от друга и создавали ощущение относительной изолированности. Облысевший еще в юношеские годы хозяин бара Аббас до середины восьмидесятых был начальником турпоезда и возил бакинцев по всей стране самыми диковинными маршрутами от Владивостока до Мурманска. Пока официантка накрывала стол, он развлекал Эльдара долгим рассказом о встрече с каким-то своим армейским другом.
Эльдар слушал вполуха, но, когда Аббас умолк, рассмеялся — последняя фраза показалась смешной: «Было отлично, когда он погиб…»
— Чего ты смеешься? — удивился Аббас; видимо, он рассказал грустную историю.
Эльдар не успел ответить — в бар вошел Академик; несмотря на жару, он был в темно-сером пиджаке, похожем на тот, в котором он летел в Москву сорок лет назад, когда они познакомились. Семидесятилетнее костлявое тело перемещалось в пространстве с юношеской легкостью; Аббаса он приятельски хлопнул по плечу, Эльдара приобнял и, прежде чем сел за стол, окинул быстрым взглядом зал. Кроме их стола было занято еще два.
— Ну, что хорошего вы нам предложите? — Академик потянулся за меню, но Эльдар остановил его.
— Все заказано: и пиво, и водка, и раки, и кутум, и вареная картошка.
— Картошка — это хорошо. Дома ее нет — жена худеет.
Академик произнес еще несколько нейтральных фраз, и они вступили в спор, продолжающийся все годы их знакомства: как и прежде, Академик обвинил Эльдара в гражданской пассивности, а тот ответил так же, как отвечал всегда:
— Все настолько предопределено, что тратить время и силы на общественное переустройство глупо.
И следующий выпад Эльдар мог легко парировать, но промолчал. Мозги были заняты другим: он не мог понять, почему вдруг так захотелось крутануть баранку и съехать с ухабистой, но привычной жизненной колеи. Даже первая его женитьба была вынужденной. Влюбленная в него красавица азербайджанка, дочь высокопоставленного дипломата, выпускница МГИМО, работала директором международных выставок, знала три иностранных языка и владела двухкомнатной квартирой у Белорусского вокзала. Казалось бы, что еще нужно было бедному аспиранту из Баку, живущему на съемной квартире?.. Но и соблазнительный список достоинств его первой невесты не вызывал у него желания закрепить их отношения официально. Несколько месяцев он привыкал к ее сексуальным особенностям; к сожалению, оказалось, что она бурно выражает свои чувства не только в постели: на третьем году их совместной жизни она вскрыла себе вены. Причина была смехотворной. В тот вечер она, по обыкновению, долго прихорашивалась перед выходом из дома, и пришлось ей напомнить, что приехавшие из Баку друзья уже целый час ждут их у Центрального телеграфа. Не первый раз он предупреждал, что может уйти, не дождавшись ее. И, наконец, решился — прождав еще десять минут, он покинул дом один. Она ответила на это попыткой самоубийства.