– А ведь это она тебя цитирует сейчас, – заметила тётя Марина мужу.
– Так ведь правду говорит, – отозвался тот.
– А знаешь, как папина биостанция называется? – сказала Оксанка заговорщически. – Большие Коты!
Ярослав засомневался. Не может быть такого названия, Оксанка его, наверное, разыгрывает. Поэтому он постарался принять суровый вид, чтобы не подумали, будто он дурачок и на такие шутки ведётся.
– Оксан, ну сколько тебе объяснять!.. Это не станция так называется, а место, где она находится! Чувствуешь разницу? – поправил дядя Миша.
Так это, выходит, правда? Ярославу невольно представились Большие Коты. Три штуки. Такие толстые, лохматые, в котелках и с тросточками. Бред какой-то!
– Дядь Миш, а чего это место так назвали… чудно́? – спросил он.
– Да кто ж его знает, – улыбнулся дядя Миша. – Одни говорят, что это в честь ловушки для рыбы – такого лабиринта из прутьев на мелководье, куда рыба заплывет и не может выбраться, и раньше было не «коты», а «котцы́».
Другие – что это в честь такой тёплой обуви, и тогда надо говорить не «коты́», а «ко́ты»… Только мне эти варианты как-то не кажутся убедительными… А вообще это интересный вопрос, ты прав.
Надо будет его изучить, когда появится свободная минутка.
В этом объяснении было что-то ужасно для Ярослава странное, непривычное. Только он пока не понял что. А додумать мысль не успел: его отвлекла неугомонная Оксанка.
– А у мамы знаешь какая есть рабочая одежда? Сарафан с такой шапочкой, с такими бусинами… А папе фотоаппарат знаешь зачем? Чтобы птиц считать! А Олеська знаешь почему такая вредная? Потому что она и не младшая сестра, и не старшая, а просто между нами посередине!
А Янку тётя Лена вчера вообще выпорола, потому что Янка знаешь что сделала? Магнитик украла на лотке, там, где всякими сувенирами торгуют…
– Ну, хватит болтать! – пресёк этот бурный поток дядя Миша. – Мне и правда завтра рано вставать, вот и Ярослав с дороги. Так что давайте-ка быстро ужинать, а там уж мыться и спать.
Идёт?
Но Ярослав ничего сказанного дядей Мишей уже не слышал: он думал про Яну.
Неужели она на самом деле могла украсть?
Она ведь такая… красивая… как в рекламе…
Что её пороли – в это он уж точно не поверил. Детей сейчас бить нельзя. За это родителей можно вообще в полицию сдать, между прочим. Он по телевизору сам видел.
От Оксанки просто некуда было деваться. Она напустила на себя вид старшей и взялась Ярославу всё в доме показывать. Рвалась даже проводить его до туалета на улице. Ярослав растерянно отнекивался и бормотал: «Да не хочу я, чего пристала!», пока дядя Миша не вмешался и не проводил его сам, дав Оксанке поручение нарезать к ужину хлеба (иначе она не отвязалась бы).
А когда стали ложиться спать, Ярослав вовсе почувствовал себя дурак дураком. Ему отвели место наверху одной из двухъярусных кроватей, над врединой Олесей. Девчонки совершенно спокойно, как будто никакого мальчика в комнате не было, стягивали платья через головы и переодевались в ночные рубашки. Олька выставила посреди комнаты пластмассовый горшок и уселась на него с гордым видом, точно королева на трон. Рядышком на другой горшок тётя Марина пристроила Олега, со словами «Бери пример с сестрёнки», а он всё норовил уползти в сторону, и приходилось придерживать его за шиворот. Но эти-то ладно, эти были ещё маленькие, а вот почему Оксанка не была смущена его присутствием – вот это действительно была загадка.
Ярослав всё медлил, не ложился. Бродил по комнате из угла в угол. Дядя Миша выставил вдоль взрослого дивана ширму и стал устраиваться на ночь. Высунулся, увидел неприкаянного Ярослава и спросил, чего тот мается. Ярослав замялся. Не хотелось при девчонках объяснять, что ну не может он вот просто так снять штаны и лезть на верхнюю койку в одних трусах. А сначала залезть, потом раздеться – тоже не вариант: мама всегда его ругала, если он в верхней одежде лез на чистую постель.
Дядя Миша ещё некоторое время недоуменно наблюдал за Ярославом, пока тётя Марина не шепнула ему что-то на ухо.
– Ох… – только и сказал дядя Миша. – Это я не подумал… – И вдруг обратился уже к Ярославу: – Ты прости, брат. Дурака свалял. Надо было тебе хоть занавеску какую повесить. Ты ведь взрослый совсем, действительно неловко…
– А зачем, зачем ему занавеска? – встряла неугомонная Оксанка, пуская изо рта белую пену – она чистила зубы у раковины.
– Ну как это зачем? Чтобы вычислить процент глупых вопросов на квадратный метр. Ярослав, знаешь ли, математик. В спецкласс ходит, – объяснил дядя Миша серьёзно.
Оксанка надулась и – о чудо! – наконец-то замолчала.
А Ярослава дядя Миша позвал за ширму и спросил тихонечко, чтобы девчонки не слышали, есть ли у него чистые шорты или спортивные брюки, чтобы поспать пока в них, и пообещал, что после возвращения через пару дней из Больших Котов что-нибудь придумает. Шорты, конечно, нашлись, и тут же за ширмой Ярослав благополучно переоделся. И опять его удивило поведение дяди Миши, но он никак не мог ухватить, чем именно.
Он залез на верхний ярус и там долго лежал с открытыми глазами, таращился в потолок. Слушал, как баюкала тётя Марина маленького Олега, как потом читала Ольке и Олесе сказку про Красную Шапочку, и ему было ужасно странно, как же они все так живут, целой кучей, и, похоже, совсем-совсем не мешают друг другу?..
С тем и уснул.
Глава 5
Вообще-то Ярослав по утрам вставал тяжело и любил подольше поваляться в постели, но школа по будням и тренировки по выходным не оставляли ему никаких шансов. Спал он подолгу, только если болел, а болеть – это была гадость, так что никакой радости от сна во время болезни он не получал. Мама будила его тремя будильниками с разницей в пять минут, и он просыпался как будто по кусочкам: сперва правый глаз, потом левый, потом – понемногу – руки и ноги, и уж только когда удавалось донести себя до ванной и умыться, начинала потихонечку работать голова – на самом малом ходу.
Но здесь, на новом месте, он проснулся на удивление рано – сам, без будильников. То ли от яркого солнечного луча, прицельно бьющего из открытого окна в лицо, то ли от громкого птичьего щебета, рвущегося с улицы и непривычного для городского уха… А может быть, просто перепутал день с ночью? Вытащил из-под подушки смартфон и растерялся – тот показывал два часа. Два часа чего?! Дня?
Он свесил голову с верхнего яруса. Внизу мерно сопела Олеся, строгая даже во сне. По соседству, сбросив одеяло и почему-то ногами на подушке спала маленькая Олька. Да и Оксанка мирно дрыхла… Олежка сидел у себя в кроватке и увлечённо грыз какую-то пластмассовую штуковину. Ширма была сложена, диван заправлен, и на нём что-то тихо вязала тётя Марина. Дяди Миши не было.
Может, и правда был уже день и девчонок уложили спать днём? (Бред какой!) Он сел, свесил ноги и хотел уже спрыгнуть вниз, но тётя Марина оставила вязание и приложила палец к губам: не буди. На смартфоне сделалось два ноль пять… И тут до него дошло! Другой же часовой пояс, ну конечно! Сколько часов там разницы, мама говорила? Пять, кажется? Это получается, здесь семь утра? Наверное, так.
Он подумал, что, может быть, родители ещё не легли – они порой просиживали на кухне по полночи, – и уже стал набирать эсэмэску «доброе утро», но вовремя остановил себя. Вот гоблин! Какое утро, если они ещё не ложились?!
Из окна донёсся тихий свист. Он был глухой, как если подуть в горлышко бутылки, и совсем не походил на птичий. И ещё раз, и ещё. И делался всё протяжней, настойчивей.
Тётя Марина на цыпочках подошла к окну и выглянула. Сказала тихо и чуть удивлённо:
– Яна? Чего тебе?..
Ярослава как ошпарило. Так под окном свистела та красивая девочка?! Не может быть!
Ответа он не расслышал, но почему-то почувствовал, что Яна спрашивает про него.
– Он спит! – сказала тётя Марина с досадой.
Ярослав ловко и тихо спустился на пол, подскочил и горячо зашептал:
– И ничего я не сплю, я встал уже!
– Ох, ну как знаешь… – вздохнула тётя Марина. – Иди, раз так. Сапоги резиновые только в коридоре подбери себе! Там роса.
И Ярослава как ветром сдуло.
Яна топталась у крыльца, теребя оборки нарядного (но ужасно мятого, как корова жевала) белого платья. Её пышные кудри были собраны в хвост повыше правого уха. И всё равно она была красивая, очень-очень! В жизни Ярослав ещё не видел таких красивых девчонок. Подумал: вот бы ему на танцевальный конкурс такую партнёршу! Сразу бы первое место заняли, а если и нет, то «зрительские симпатии» уж точно. Он представил, как берёт её за руку и ведёт в центр праздничного зала и они по счёту начинают кружиться в медленном вальсе.
– А у меня знаешь что есть? – начала Яна безо всякого «здрасте».
– Что? – очнулся Ярослав.
– Вот! – Яна полезла в карман и выудила оттуда расписную глиняную птичку. – Сама сделала… Нравится?
– Н-н-нравится, ага… – От волнения Ярослав стал немного заикаться. Неужели правда сама сделала? Ничего себе! Вот это девчонка!
Птица была жёлтая, с огненными крыльями и хвостом, а вокруг шеи, точно бусы, тянулись белые крапины. Яна поднесла птичий хвост к губам и дунула со всей силы.
Из окна высунулась тётя Марина, зашептала сердито:
– Яна, ну я же просила! Ты сейчас мне всех перебудишь!
Яна сделала невинное лицо и улыбнулась, а птицу спрятала за спину. Глядя на неё, невозможно было не улыбнуться тоже, так что и Ярослав расплылся в улыбке, но тут тётя Марина скрылась, и Яна вдогонку показала ей язык и скорчила рожу.
– Да ну её! – сказала удивлённому Ярославу. – Вечно она всех учит! Ну так как? Нравится птица?
– Ага, очень! Ты её… правда сама?..
– Ой, ну разумеется! – Яна капризно повела плечом. – Ну так как, брать будешь?
– Брать? – растерялся Ярослав. Неужели она решила подарить эту красивую птицу ему?
– Ну да… Я недорого продам. Пятьсот рублей.
Повисла пауза. Ярослав стоял, глупо моргал и совершенно не знал, что ответить. Ему сразу пришло в голову много мыслей, они налезали друг на друга и рот открыть не давали.