Служат уральцы Отчизне
Александр КуницынМЫ ПОМНИМ И ВЕХИ И ДАТЫ
Мы помним и вехи и даты,
Челябинск наш не забыл,
как Блюхер отсюда когда-то —
из Красных казарм —
уходил…
На улице Кирова видим
сейчас командарма лицо…
Мир прошлого,
нас ненавидя,
сжимал огневое кольцо.
Шло нового мира рожденье!
И вел Тухачевский войска,
в жестоких,
кровавых сраженьях
победно громя Колчака!
И нынче живя по уставу,
ребята, едва из юнцов, —
наследники воинской славы
и дедов своих и отцов!
Дрожала фашистская сила,
коль «блицкригу» их вопреки —
вдруг «песню» свою заводила
«катюша» с Миасса-реки!
Челябинской выделки доброй —
хлестала, сжигая дотла!
Фашистскому зверю под ребра,
чтоб нечисть дохнуть не могла!
Обрушив гнев праведной мести
на полчища смерти и зла,
«катюша» уральскую песню
уже под Берлином вела!
И парень челябинский, глядя,
как огненный мчится металл,
в предместье Берлина шептал:
— Вот так-то фашистские… дяди!
На фронтовых путях врага сметала
надежная уральская броня!
Но был покрепче всякого металла
солдат
среди военного огня…
За ним стояли и Миасс,
и Сатка,
негромкое уральское село,
и ждали писем в Троицке солдатки,
и гарь войны до Еткуля несло…
Бойцу такую силу дал Урал,
хватило столько воли
и отваги —
он защитил Москву,
рейхстаг он брал
и спас твоих детишек,
Злата Прага!
…Не защищать нам подступы Москвы,
не выполнять приказ:
«Назад ни шагу!..»
Но повторим сегодня гордо мы:
традиции армейские живы,
и все верны мы
воинской присяге!
Осеннее время, ненастье,
и скоро пурге запуржить.
…А надо бы
бабке Настасье
до нового лета дожить.
Когда растревоженно птицы
покинут тропический юг —
домой из-за южной границы
любимый воротится внук.
И бабка волнуется снова,
и тихо бредет на почтамт:
письма нет долгонько от Вовы —
ну, как он, кровиночка, там?
А ноги у бабки не очень…
Хоть почта не так далеко.
Но, может быть, где-то на почте
письмо затерялось его?
Закружатся белые мухи.
А где-то России сыны.
Глядит
нерастрелянный Блюхер
с кирпичной беленой стены.
…Но есть у стиха продолженье, —
такие теперь времена, —
вернулся солдат из сражений,
и мирная в доме весна…
СУРОВОЕ ВРЕМЯ АФГАНА
«ПРЕДЛАГАЮ НАЗВАТЬ ИМЕНЕМ ГЕРОЯ»
Золотым Фондом наших Вооруженных Сил называют советских офицеров, опаленных огнем афганских боев, с бесценным боевым опытом. Один из них — наш земляк, Герой Советского Союза Валерий Востротин.
Полк, которым командовал полковник В. Востротин, покидал афганскую землю последним; вплоть до 15 февраля 1989 года, окончательной даты вывода ограниченного контингента советских войск, установленной Женевским соглашением, десантники Востротина прикрывали отход наших частей — именно его полку было доверено обеспечить безопасность трассы Кабул — Термез.
Пожалуй, ни одна сколь-нибудь значительная корреспонденция из публиковавшихся в те дни в центральной печати с мест последней боевой операции наших войск не обходилась без упоминания фамилии Востротина. «Голос Героя Советского Союза подполковника Валерия Востротина, доносящийся из района Саланга, в штабном кабульском телефоне едва различим сквозь помехи. Востротин рассказывает о том, как в районе кишлака Калатак разведчики его полка окружили банду местного главаря Карима…» (Правда, 1989, 25.01.). Вот еще одна весточка о нем, Востротин уже полковник: «Очень надежные люди работают сейчас на магистрали: и дорожники, и защитники. На усиление мотострелков, держащих, как обычно, вдоль трассы заставы, посты и блоки, пришли десантники полка, которым командует Герой Советского Союза полковник Валерий Александрович Востротин. Сила немалая. Хотелось повидать Востротина на прощанье. Штаб свой, нам сказали, держит он где-то возле перевала…» (Правда, 1989, 7.02.).
С восхищением и, не будет преувеличением, с исключительным уважением говорят о воинских доблестях В. Востротина в армии, знают о его ратной славе и земляки. О любовной гордости за своего земляка трогательно свидетельствует и маленькая заметка, опубликованная на «малой родине» Героя, в местной газете города Касли. Житель этого маленького уральского городка, пенсионер Г. Бузуев, пишет: «Вношу предложение и надеюсь на единодушную поддержку горожан — назвать именем героя-интернационалиста Валерия Александровича Востротина одну из улиц города Касли…»
По заслугам и честь, а такое чувство любви, идущее от простых людей, от всей души, наверное, и дает полное основание называть Валерия Востротина подлинно народным героем.
Впрочем, все сказанное — это только краткое вступление. Более обстоятельный рассказ о герое — в очерках, которые публикуются в этом разделе сборника. Они написаны по горячим следам событий и были напечатаны в различных периодических изданиях. Как документы своего времени они интересны для нас и сегодня.
Николай БеланГРАНИТ НЕ ПЛАВИТСЯ
С любовью и подлинным уважением говорят о своем командире гвардии подполковнике В. Востротине солдаты и офицеры. Он человек дела, поступка. А поступок — это характер.
Командирский характер испытывает бой. Сотни их за плечами Востротина. Но горячая память уводит его в те прошлогодние дни, ставшие славной страницей части.
Столько мин и фугасов гвардии подполковник Востротин еще не видел. Саперы снимали их сотнями за день, прокладывая путь гвардейцам-десантникам, совершавшим марш в район Алихейля. Знакомый район, суровый. Востротин не раз, раскрыв карту, вглядывался в очертания выступа на пакистанской границе — тут, на его острие, вонзенном в территорию Афганистана, будут выставлены афганские погранбатальоны. Обеспечить их высадку — задача десантников.
И вот многодневный марш позади. Вечером Востротин стоял на высотке, у поваленной бурей кряжистой сосны, и в бинокль рассматривал открывающуюся панораму. Глухой, дикий мир простирался перед ним, полошил душу угрюмой своей затаенностью и онемелым простором. Кругом были горы, такие древние, что, казалось, не густым древостоем покрыты они, а почернелым мхом. Там логово душманов, оттуда идут они и их караваны с оружием в сторону Кабула. Поэтому так хорошо заминирована и охранялась дорога — иные участки ее десантники брали с боем.
Они добрались без потерь. Это главное, ибо как бы ни была трудной дорога — основные трудности впереди. Востротин знал: противостоит ему банда, сформированная из бывших уголовников, хорошо обученных и вооруженных. Так что завтрашний день, а может быть, и рассвет, предстоит жарким.
Востротин обернулся к ожидавшим его решения офицерам.
— Оседлаем эти высотки, — он показал на сопки справа от дороги, у ущелья. — Вам, — обратился Востротин к командиру роты гвардии капитану А. Махотлову. — и вам, — он перевел взгляд на командира разведроты гвардии старшего лейтенанта Р. Хасанова, — главная задача заблокировать высоту с отметкой 2629, она ключевая.
— К самому логову лезем, — сказал кто-то.
— Верно, — согласился Востротин. — В глотку вцепимся и лишим душманов маневра.
Он помолчал и добавил:
— Располагаюсь здесь, рядом с высотками. Так что будем держаться вместе.
Темнело. Десантники занимали боевые позиции, вгрызаясь в каменистый грунт. Востротин, проходя мимо солдат, видел, как устали они: один только марш сюда — суровейшее испытание. Но сейчас его командирская любовь и забота о них была в том, чтобы они выдолбили в земле и камне укрытия. Сантиметром глубже зароются — значит сантиметром выше пройдет над их головами душманская пуля. И, напротив, нет ничего безответственнее командирской «жалости», сердобольности в подобных условиях. Это Востротин знал и по рассказам отца, участника Великой Отечественной войны, и по опыту Афганистана. А здесь он второй раз.
Рядом ударил снаряд, и осколком срубило ветку с сосны. Она упала беззвучно — от близкого взрыва на миг заложило уши.
Востротин резко повел головой, как бы стряхивая навалившуюся тяжесть, и снова связался с поддерживающей их артиллерией, попросил «огонька».
Бой разгорался, нарастала ярость и в той и в другой стороне. Душманы били реактивными снарядами, из минометов и безоткатных орудий. Они действовали осмотрительно, напролом не лезли. Скрытно, прячась за деревьями, в скалах, они обкладывали высотки.
Востротин, сохраняя спокойствие, следил за боем. Он видел, как вновь поднялись душманы и ринулись на позиции роты, которой командует гвардии старший лейтенант А. Тараканов. Но напоролись на плотный огонь. А рядом, где держался взвод гвардии старшего лейтенанта С. Максимова, дело дошло до рукопашной. Гвардейцы яростно били душманов, и казалось, будто воскресло, шагнуло сюда легендарное племя десантников-фронтовиков, тех, что овеяли немеркнущей славой Боевое Знамя их части, пронеся его сквозь сражения Великой Отечественной до Праги. И вот сейчас душманы снова испробовали разящий удар гвардейцев, в рукопашной узнали, что такое их натиск, отвага и крепость руки. С животным страхом, бросая убитых и раненых, бежали они от десантников.
Труднее всего приходилось группе разведчиков во главе с гвардии старшим лейтенантом Хасановым. Они блокировали высоту с отметкой 2629, ту самую, что Востротин назвал ключевой. И не ошибся. Она, как кость в горле душманам, мешает развернуться в маневре; мимо нее, по ущелью, они не могут подводить и уводить свои отряды.
Душманы взяли ее в полукольцо. Судя по тому, как усилился артогонь, до атаки оставались минуты, а эта атака должна быть решающей. И тогда Хасанов сказал: «Нужны добровольцы».
Их повел гвардии сержант О. Борзилов. Туда, где должно замкнуться кольцо окружения. Душманы навалились на горстку героев, разгорелся неравный бой. Враг увяз в нем, упустил удобный момент для штурма — на помощь разведчикам подошли подчиненные капитана Махотлова. Но и группа Борзилова не вышла из боя.
Боль полоснула по сердцу Востротина, когда узнал об этом. Но он совладал с охватившим его тяжелым чувством, не для боя это. Хладнокровие, трезвый расчет требовались от него. Десантникам приказал выстоять, и они этот приказ выполняют. Связав узелок к узелку крепкую сеть узлов обороны на горах, Востротин тем самым распылил силы противника — таков был командирский замысел. Ошибка душманов, рассуждал командир полка, заключается в том, что они ринулись атаковать все высотки сразу. И понесли большие потери. Потом, к полудню, они поняли свой просчет, попытались повернуть ход событий — ради этого и сосредоточились у высоты с отметкой 2269. Не удалось — силы-то уже распыленные, машина запущена, да еще группа Борзилова спутала им карты. От бессилия, злости они вцепились в нее, понимая — на сегодня выдохлись. То был переломный момент — бой с группой Борзилова, и натиск душманов на всех направлениях ослаб. А вот завтра они соберутся с силами.
— Но завтра мы в эти игры играть не будем, — вслух сказал, размышляя, Востротин.
Итак, подразделения десантников свою первую задачу выполнили. Противник потрепан в боях, это хорошо. Но ведь он теперь знает узлы обороны и уяснил, что распыляться нельзя. Однако и Востротин тоже ближе узнал, кто действует против него. С душманами шли подразделения наемников. На них стального цвета форма, коричневые перчатки и гетры, высокие кроссовки; вооружены автоматами. В атаку идут по свистку, сигнал отхода — два свистка. Весь вопрос в том, где завтра «свистнут», нанося главный удар.
Обстановка, боевой опыт Востротина говорили: это будет район высоты с отметкой 2629. Она — самое отдаленное и уязвимое звено в системе обороны. Владеть ею — значит владеть ущельем.
Наступает второй, главный этап боевых действий.
То там, то здесь, как огоньки на углях догорающего костра, еще догорали небольшие стычки. Артогонь тоже угас. Солдаты сказали свое веское слово, теперь слово за ним — командиром полка. Общий замысел у него был готов, оставалось уточнить детали.
Востротин направился на позиции рот. Здесь встретился с политработником гвардии майором Р. Гнидецем.
— Партсобрание провели, — сообщил он Востротину. — Максимова приняли в члены партии. Кстати, кандидатом его тоже принимали в боях.
Максимов… Востротину вспомнилась рукопашная. Он хорошо знал этого отчаянной храбрости офицера. В прошлом году Максимов в этом же районе здорово бил душманов, награжден орденом Красной Звезды. И сегодня, значит, он именинник.
Вокруг дымились воронки от мин и снарядов, обгорелые сосны, казалось, не поскрипывают, а тихо стонут, раскачиваясь на ветру. Оплавленная земля, оплавленные камни. Лишь глыбы гранита не смог одолеть огонь. Лишь люди, которых он, гвардии подполковник Востротин, бесконечно любил и которыми бесконечно гордился, которых Родина дала право ему посылать в бой и которые вверили свои судьбы его приказу, — эти люди не дрогнули, выстояли. Потому что гранит не плавится.
Душманы повторили вчерашний прием — взяли высотку в полукольцо. Но что это? Десантники, выдержав лишь полчаса обороны, оставили позиции и покатились назад. Успех!? Опьяненный кажущейся удачей, противник начал преследование.
Впервые за эти дни Востротин так волновался. А вдруг его замысел будет разгадан? Но слишком заманчиво было разбить отходящую роту, и душманы не прекращали преследования. Вот десантники прошли по проходу через минное поле, свернули в сторону. Ускользнут! Душманы, ускорив бег, с ходу напоролись на мины. Первые взрывы были сигналом для затаившихся подразделений.
Они еще вчера вечером незаметно снялись с высот, оставив на них небольшое прикрытие, и сосредоточились в ущелье, собранные в один кулак — все шло именно по смелому замыслу Востротина, не разгаданному противником.
Кинжальный огонь обрушился на врага. Не многим из них удалось уйти.
(Красная звезда, 1988, 20 января.)
Елена АгаповаГРАНИТА КРЕПЧЕ ТА ЛЮБОВЬ
«Гранит не плавится», — это о нем, гвардии подполковнике, командире гвардейской парашютно-десантной части Герое Советского Союза, коммунисте Валерии Александровиче Востротине. Так назывался очерк в «Красной звезде».
«Ожиданием своим ты спасла меня…» — это о ней, Ирине Востротиной, его жене, о которой в газетах не рассказывалось.
Арифметика их семейной жизни такова. Если из пятнадцати вычесть восемь, останется семь. Ровно столько лет она его ждет. Где эта женщина черпает силы? Волю? Терпение? Любовь?
…В последние дни февраля она ждала Валерия из Москвы, чтобы в который раз проститься. Через трое суток он возвращался в Афганистан. Я понимала: ехать к ней сейчас — не самое удачное время. Но когда еще увидишь их вместе — жену, мужа и дочь?
Села в фирменный поезд «Молдова» и всю дорогу каялась, что даже эта «хитрость» — приехать на день раньше его — давала невеликий моральный выигрыш. Что я, как и остальные, по сути, обворовываю их сейчас. Востротин был нарасхват: журналисты, писатели, пионеры, друзья… Дома все понимали и ждали. Только однажды Ира не выдержала. Вспыхнули ее ясные глаза: «Ну почему же никто не думает, что у него есть мы, что нам он нужен больше всех?..»
В доме все говорит о нем. Фотографии. На стене его погоны — от курсантских до подполковника. Спрашиваю: «А погоны суворовца не сохранились?»
Ира вздыхает: «Тут целая история. Потом расскажу…» Высокая, красивая, с пышной копной волос. Женщина с характером. Боль ожидания, страх за любимого человека, одиночество — этого ей досталось сполна.
Первое, что услышала от Валерия, — о ней: «У меня жена оригинальная…» Помню, как они тогда переглянулись с Ириной, как люди, понимающие друг друга с полуслова и знающие что-то такое, чего мне, непосвященной, не понять. А понять хотелось…
В первом письме оттуда, из неизвестности, он писал, что там, где находится, очень красиво, что живет, как на курорте.
Ну какой же там курорт? Курорт, считала она, в Средней Азии, в их первом в жизни военном городке. Золотая медаль Валеры, полученная по окончании Рязанского высшего военного воздушно-десантного командного училища имени Ленинского комсомола, обеспечивала свободное распределение. Он выбрал не ближний свет. В их Каслях на Урале в ноябре жестокие морозы. А здесь, как в раю! Бархатные розы, нескончаемые бахчи, виноградники, пьянящий восточный аромат… Им дали комнатку в общежитии. Распаковали чемоданы — и в город. Первая покупка — сковородка. Первый ужин — яичница.
Потом была аспидно-черная ночь. У крохотной Юленьки температура вскинулась под сорок. Мечется, плачет. Валера на казарменном положении. Она знала, что их готовят к каким-то серьезным учениям или что-то в этом роде. Муж ничего не рассказывал, но «женский телеграф» работал безотказно.
В ту самую ночь его роту подняли для выполнения особого задания. Так начался для него Афганистан.
Женщины прозрели скоро: там не курорт, там убивают…
Однажды к Ире прибежала соседка: убит Дима Антонюк, командир разведроты. Всю ночь Ира проревела, а под утро забылась. Очнулась от кошмарного сна.
Сны, как известно, из ничего не возникают. Они сплетают сюжеты из фактов, обломков и примет реальной жизни. Солдат у порога был не сон: «Ваш муж ранен, что-то с ногами, руками, точно не знаю…»
Она схватила Юльку и к командиру полка. В тот же день их самолетом отправили в Ташкент.
В отделении травматологии она его не нашла. Отчаяние. Все?! Кто-то подсказал — ищи в глазном. Путь в отделение короток — но что испытала она?
— Вы готовы встретиться с мужем?
Она сильнее прижала к себе дочь. Кивнула.
— Дайте ей воды.
Ирина вошла в палату и увидела его под белой простыней. Руки, ноги — целы! Правда, лицо неузнаваемое, все посеченное и в зеленке. Глаза закрыты марлей. Он почувствовал, что это она: «Ира, посмотри, есть ли глаз?»
Однажды услышала реплику врача: «Востротин — не жилец».
Откуда берутся силы, когда их нет? Найти ответ может только каждый сам для себя.
Он всегда был очень сильным, иначе бы не состоялся как десантник. И когда суворовцем «отбил» ее у всех каслинских воздыхателей. И когда они играли свадьбу. В ту пору в Каслях была мода на пышные свадебные затеи, разукрашенные вереницы машин: знай наших! Валерий настоял: к черту это мещанство! Пошел с невестой в загс пешком, на обратном пути к дому нес молодую жену на руках. Он был силен и тогда, когда в Афганистане принимал решения, от которых зависела жизнь людей…
Самая точная правда о человеке — его поступок. Его поведение в драматических ситуациях. Афганистан — самая точная оценка Востротина: орден Красного Знамени, два ордена Красной Звезды, звезда Героя Советского Союза.
Востротин — человек не суеверный. Но есть у него свой талисман — тот самый погон суворовца. Его он носил в нагрудном кармане всегда. В тот день, когда в него почти в упор стреляли из гранатомета, погона при нем не оказалось…
Ирина верила, что вдохнет в мужа жизнь. Достала мумие. Перевязки делала сама — утром и вечером. Купала. Кормила только своим, домашним. Поначалу вливала с ложечки сок — губы были в швах. Чуть свет бежала на рынок, готовила и с кастрюльками — через забор, сокращая путь, — летела к нему.
Однажды Валера пошутил: «Повезло… Олимпиаду теперь посмотрю…» Это была ее, пусть маленькая, но победа. Он снова становился самим собой.
Потом — Ленинград. Военно-медицинская академия… Из глаза извлекли два осколка. Оперировали руку, защитившую его от смертельного металла. Тихими ночами, без выстрелов, он думал о возвращении в строй.
Ира посчитала, что он шутит, когда Валерий снова заговорил об Афганистане.
Ему действительно не откажешь в чувстве юмора. Заглянула в их семейный альбом, а там страница по клеточкам расчерчена — от лейтенанта до генерал-полковника. Фотографии вклеены до подполковника.
Но Афганистан был всерьез. Туда офицер Востротин вернулся командиром того самого полка, где когда-то начинал взводным, командовал ротой. Того полка, где его ждали.
— Папа — наша самая большая проблема, — говорит мне серьезно его дочь, десятилетняя Юля, копия Валерия.
Сколько раз еще поразит меня своей недетской философией эта маленькая умница.
— Вы не смотрите, что тетя Наташа маленькая, — у нее душа большая, — это о соседке, жене офицера, который служит вместе с Востротиным.
Юля знает все песни про Афганистан. Самые любимые — «Стою у последней черты» и «Я от пули заколдован…»
Мне было всего два года,
когда уехал отец.
И стало так плохо без папы,
как ласточке без небес…
Это ее сочинение. Пять лет из десяти с папой ее связывают только письма.
«Здравствуй, моя милая дорогая Юленька! Вот тебе уже десять лет — первый в твоей жизни юбилей. Ты, наверное, думаешь, что стала совсем большая. А для меня ты все равно совсем маленькая, веселая малышка, карапуз и капюшон. Ваши фотографии наклеены у меня на стене, я всегда утром с вами здороваюсь и вечером говорю: спокойной ночи. Я вас с мамой люблю и жду не дождусь, когда приеду и увижу…»
Как-то он прилетел оттуда. Ира на работе. Бросился к Юльке в детский садик. Уезжал в Афганистан, она еще совсем кроха была. Дети кричат: «Востротина, папа за тобой пришел!» Она смотрит и не узнает. Схватил ее на руки, целует. Она говорит: «А я сандалики уже умею застегивать…»
— Папа очень любит васильки, они же голубые, как берет у десантника, — говорит мне Юлька.
— А мама?
— Мама — ромашки.
— Похоже, — говорю я и киваю на засушенный букетик у зеркала.
Юлька не унимается:
— Знаете, что я заметила? Когда мама причесывается, она смотрит не в зеркало, а на ромашки. Это она о папе думает…
Она достает из шкафа спичечный коробок, оклеенный фольгой, и протягивает мне его без слов. Открываю и тоже не нахожу слов. Два десятка металлических осколков… Это то, что извлекли. Остальное носит в себе.
Говорят иногда: счастье надо заслужить. Ирине такое довелось слышать, наверное, не раз. Сколько дадено ей счастья — сильной-слабой женщине, которая любит без остатка, посвятившей свои годы вере и верности?
…Она дышала на замерзающие бутоны гвоздик. Мороз был приличный. Ее взгляд перемещался сейчас только в двух направлениях: часы — ворота Спасской башни, часы — ворота.
Мимо шли экскурсанты, щелкали затворы фотоаппаратов. Красная площадь в тот морозный день февраля жила своей обычной жизнью. Необычным, наверное, был вид этой замерзшей женщины с замерзшими цветами. К ней подошел строгий милиционер:
— Вы кого-то ждете?
Женщина ответила:
— Мужа. Он там, — показала рукой в сторону Кремля.
— А что же он заставляет так долго ждать на морозе?
Ей очень хотелось сказать, кто ее муж и почему он там. Но она ничего не сказала.
Наконец появился тот, кого она ждала. Знакомая легкая походка, как струнка, прямой, подтянутый. Она готовилась к этой минуте, ждала ее. Но когда он распахнул шинель и она увидела Золотую Звезду, сказать уже ничего не смогла. Слезы покатились по ее заледенелым щекам.
Люди с любопытством оглядывались на них — подполковника в парадной форме и плачущую молодую женщину. Вероятно, осуждали: нашли же место для выяснения отношений.
Прохожим было невдомек, что он и она в ту минуту были самыми счастливыми людьми на белом свете.
(Красная звезда, 1988, 8 марта.)
Айвен СиразитдиновВ ПЕНАТАХ ГЕРОЯ
Офицер есть образ Родины для солдат на поле боя.
В старину, во времена, когда литература именовалась «изящной словесностью», отчий дом, сторонку родимую называли пенатами. Слово это благозвучное, но редко произносимое ныне — «пенаты» — как нельзя более подходит к обличью старинного мастерового уральского города Касли, в котором родился и рос будущий Герой Советского Союза Валерий Востротин.
Чем дальше на север по Свердловскому тракту, тем «дальше в лес»: по обе стороны дороги то встанет темной стеной сосновый бор, то вдруг просветлеет на версты от белого сияния стволов берез. Сворот налево — опять леса; и вдруг за кронами дерев — голубые проталины берез, а на западе, у самого окоема, засинели вершины гор — там проходит гряда Каменного Пояса.
Красивый край… Еще Мамин-Сибиряк называл окрестности Каслей «уральской Швейцарией». От самих каслинцев я услышал другое название городка — «уральская Венеция»; и, право, в этом поэтическом названии нет преувеличения. Касли, омываемое голубыми водами озер Большое и Малое Касли, Иртяш, — «часть суши, окруженная водой», по сути, — остров посреди озерного простора, считай, каждая улица — прибрежная. Чем не Венеция!
Близость воды обычно вызывает у мальчишек предрасположение к морской романтике, а если растет будущий воин, — тягу к флотской службе. Оно и верно: есть среди уроженцев Каслей даже свой полный адмирал. А вот Валерий, избороздивший в отцовской лодке все каслинские акватории, выбрал другой род войск — пошел в воздушные десантники, или как теперь их называют — «голубые береты».
Июль 1980 года. Афганистан. Старший лейтенант Востротин, недавно назначенный начальником штаба батальона, в том походе исполнял обязанности комбата.
Десантники совершали марш в один из отдаленных горных районов. В узком ущелье колонна попала в засаду. Востротин, находившийся в командирской машине, увидел, как взметнулся вверх сноп огня на том месте, где мгновеньем раньше была головная БМД[1], шедшая в передовом дозоре, — в ней взорвались от прямого попадания вражеского снаряда боеприпасы.
Разгорелся жестокий бой. Востротин приказал засечь огневые точки душманов и подавить их. Вышел на связь, чтобы отправить радиодонесение на КП, но едва он отнял руку от пульта рации, как его оглушило взрывом — в БМД стреляли в упор из гранатомета. Снаряд, пробив броню, взорвался в командирской кабине прямо под сиденьем. От самого крупного осколка, который мог оказаться роковым, голову прикрыла рука: в горячке боя, успокаивая себя, прикурил сигарету, поднес ее для очередной затяжки, и именно в этот самый момент… Опаленный с ног до головы пламенем, иссеченный осколками, теряя зрение, комбат продолжал управлять боем.
— Командира, командира ранило, — механику-водителю, видимо, казалось, что он кричит, на самом же деле он еле прошептал это, не сводя глаз со старшего лейтенанта Востротина.
А он, окровавленный, тянулся к шлемофону, в котором рокотал голос вышедшего на связь полковника Сердюкова:
— Что случилось? Почему молчишь? Ты ранен?
— Есть немного, — прохрипело, проклокотало в горле. — Веду бой.
Десантники, выполняя приказ Востротина, прорывали кольцо засады, а он, их командир, ослепленный красным туманом, застившим глаза, искал руками оружие и рацию. Попадались фляга, пачка галет из сухпайка, и лицо старшего лейтенанта искажала гримаса нетерпения.
— «Вертушки», вызывай «вертушки»! — теперь уже в самом деле кричал механик-водитель авианаводчику.
Вертолеты показались через несколько минут. Один из них ювелирно приземлился в ущелье, возле БМД Востротина, второй прикрывал, наседкой кружил вверху. Этот вертолет был сбит очередью вражеского ДШК[2]. Но ничего этого не видел Востротин, когда его поднимали на носилках в грузоотсек вертолета. Только услышал:
— Вот такой ценой, браток, — сдавленно прошептал летчик, закрывая люк вертолета.
— Я вернусь сюда! — выдохнул Валерий.
Летчик безнадежно махнул рукой, — благо десантник ничего не видел.
Народ в Каслях живет особенный. В трудные времена выковывалась крепкая каслинская порода. Еще до Демидовых бежали сюда с Руси беглые крепостные людишки, каторжники, керженцы — старообрядцы. Шли за волей. В дальний путь за неведомый Каменный Пояс отваживались податься лишь самые отчаянные, смелые, да и силушкой не обиженные.
Каслинцы на слово не верят: приветят встречного, а потом испытают, каков он есть. Знают себе цену. Народ упрямый, настырный: ни в работе, ни в ученье, ни в забавах первенства никому не отдадут.
Востротиных в Каслях много… Есть и родня, а больше однофамильцы — фамилия в городке самая распространенная, такая же как Чупруновы, Ахлюстины. Фамилии в большинстве произошли от прозвищ, которыми в старину одаривали всякого каслинца. Востротин… Напрашивается на язык «востер-от», так прежде на Урале говорили о тех, кто острым, смекалистым умом вникал в суть любого дела: заводского ли, крестьянского иль ратного, сноровкой брал.
Отец Героя Александр Васильевич Востротин прошел с боями по дорогам войны, Великой Отечественной, от Москвы до Данцига, да еще на Дальнем Востоке с самураями воевал. Служил в 67-м гвардейском минометном Мелитопольском орденов Александра Невского и Красной Звезды полку, на вооружении которого находились славные наши «катюши». Полк, в котором служил гвардии старшина Востротин, особо отличился в боях при прорыве границы Восточной Пруссии. Ночью поступила команда: выдвинуться вперед и обеспечить продвижение танкового корпуса, глубоко вклинившегося в оборону противника. Корпусу угрожало быть зажатым в клещи. Но двенадцать полковых залпов «катюш» сорвали намерение врага — наступление успешно развивалось.
В детстве Валерий часто донимал отца:
— Расскажи, как вы фрицев провели и оторвались от них…
— Да я ж тебе рассказывал уже.
— Как дал он по ним из автомата… Очередь — та-та-та.
— Это ефрейтор Бумажкин… Молодец — не растерялся!
— А ты?
— А я — за руль. Мое дело шоферское: развернул машину — и ходу…
Мать Валерия, Александра Ивановна, сухонькая, подвижная, про таких говорят: годы не берут, вспоминает: «С садешнего возраста мечтал он стать военным. Мне товарки в роддоме нагадали — будет твой сын героем. Кто их разберет, может, приметы знали…»
Еще в первом классе Валерий заявил родителям, что пойдет в суворовское училище.
— Дело хорошее, — одобрил отец. — Но, чтобы стать суворовцем, сам понимаешь, надо хорошо учиться, физкультурой заниматься… ну, закаляться еще. Не то какой с тебя вояка…
Валерий каждое утро после пробежки обливался водой из колодца, зимой снегом обтирался. А учась во втором классе, он отправил рапорт начальнику суворовского училища. Рапорт вернулся с генеральской резолюцией: «Рановато тебе, сынок… Придется обождать».
Однажды, когда Валерию было одиннадцать лет, отец взял его с собой на озеро. Отошли на лодке от противоположного берега, сын спросил отца:
— Пап, останови моторку…
— Это еще зачем?
— Попробую сам доплыть.
— Ну что ж… пробуй, — сказал отец с доброй усмешкой.
Валерий преодолел оставшееся расстояние до берега — пять километров вплавь. Отец шел рядом на моторке, для подстраховки.
…На несколько мгновений пришел в себя в Кабуле. Кто-то ходил рядом, дотрагивался, он же ничего не видел: веки были прижаты повязкой. К тому же на каждое шевеление — дикая боль в руке.
Снова пришел в себя уже в Ташкенте. Машинально открыл глаза: в левом — боль, правый — ничего, моргает. Только пелена непонятная… впрочем, это же бинт! Ну да, бинт в одно сложение, даже видно через него кое-что.
— К вам жена. С дочерью, — сказал кто-то рядом.
Замер, сжался перед встречей. И все же увидел, узнал сквозь бинт Ирину.
— Доченька, Юля, поцелуй папу, — говорит сквозь слезы она.
И голос дочушки:
— Папа, а ты умывался?
Глянув в зеркало, он не узнал себя: лицо иссечено, нос перебит, пятна крови, зеленки, в общем, смотреть не на что — семнадцать швов…
Потом был Ленинградский госпиталь. Из глаза извлекли два осколка, но начался воспалительный процесс в руке.
Еще операция, еще… Осколков, извлеченных из тела Валерия, набрался целый спичечный коробок, он по сей день хранится у него дома.
…Но теперь сознание старший лейтенант не терял. Раз за разом прокручивал в своей памяти «афганскую» жизнь. В декабре 1979 года вместе со своей ротой, которой он командовал, одним из первых десантировался на взлетно-посадочной полосе Кабульского аэропорта. Его роте была поручена охрана президентского дворца. Первые бои. В апреле 1980-го — орден Красного Знамени. И тот бой, в ущелье… Нет, он ничего не забыл. Бередило душу услышанное там, где его ранило, от летчика вертолета: «Такой ценой…» Да, он нужен там. Там, где остались его боевые друзья. Он узнал цену жизни, там сейчас нужны его знания и опыт, а он сумеет сделать немало, чтобы отвести беду не от одного парня. Чтобы побеждать без напрасных потерь.
После госпиталя на несколько дней Валерий вырвался домой, в Касли. Нас всегда тянет к родному истоку…
Отчий дом в Каслях, выкрашенный в зеленый цвет, с резными наличниками, палисадом, с крепкими тесовыми воротами, смотрится как новый. Его и ставили не так уж и давно, когда Валерий учился в школе. А прежде была старая хибарка. Издавна осели Востротины на каслинской земле. Прадед Валерия ловил рыбу к столу хозяев-заводчиков, дед работал на мельнице, хозяином которой был немец Комберг.
Много чего осталось от той старины в Каслях. Город в своей старой части мало чем отличается от того, что изображен на музейной фотографии прошлого века. И теперь еще увидишь ажурные деревянные кружева, которыми прежде каслинцы украшали фасады домов. Ходишь по улицам — не налюбуешься: знали люди толк в красоте. То ли природа настраивала их души на особый лад жизни, но нарождались и творили свою, рукотворную красу люди, наделенные настоящим художническим даром. От того дара и пошло знаменитое каслинское литье. Утверждают, что иностранцы, восхищенные чудом чугунным, нарекали свои города в честь Каслей. Так появились британский Касл и Нью-Касл в Америке.
В годы войны каслинские умельцы железного дела вместе со всей страной ковали Победу. Касли давали фронту мины и снаряды. Город отряжал, снаряжал на войну отважных бойцов; что ни фамилия — отделение, а то и взвод. Одних Ахлюстиных, только из тех, что увековечены на военных фотографиях в каслинском музее, — четверо, стоявших насмерть на Курской дуге, защищавших Сталинград, бравших Берлин. Пятеро каслинцев — Гаяз Баймурзин, Александр Сугоняев, Петр Кашпуров, Егор Зеленкин, Степан Мозжерин — удостоены за подвиги в Великой Отечественной звания Героя Советского Союза.
Может, потому так велик в Каслях интерес к военной профессии. Но, когда Валерий подал заявление в суворовское училище, директор школы Раиса Андреевна Самойлова, не желая расставаться с одним из лучших учеников, упрекнула родителей:
— Что же вы делаете? Цвет школы отбираете у меня.
Тогда еще никто не предполагал, что впоследствии Востротин прославит Касли как боевой офицер.
До поступления в суворовское Валерий учился в 27-й школе. Десять лет назад эта школа переехала в новое здание, но и старое сохранилось — там сейчас размещается политехнический техникум.
Вытянутое одноэтажное кирпичное здание с флигелями по обе стороны стоит на взгорке, рядом с громадным белокаменным собором, местной достопримечательностью. Вот здесь, в этой школе, начало закладываться в нем то, что потом станет характером, волей, стремлением к новым знаниям. Помнят учителя Валерия, резвого, любознательного. Зинаида Владимировна Косарева рассказывает сегодняшним школьникам о том, что Валерий с увлечением занимался английским языком.
Нелли Ивановна Голик — о том, что он выделялся хорошими математическими способностями. Самостоятельный ученик. Стремился решать задачи своим способом. Любил рисование. Отмечали еще такую особенность — рисовал левой рукой.
В школе Валерия помнят и как отличного физкультурника. Василий Николаевич Тащитов: «Самыми лучшими спортсменами были у меня Валера Востротин и друг его Сережа Дружинин (он тоже стал офицером). По легкой атлетике, баскетболу — чемпионы города и области».
«Все мы родом из детства». Валерий — родом из детства босоногого, из мальчишеских игр и занятий, через которые проходит вся каслинская детвора. Рос он в семье небогатой, рабочей. Зато какое раздолье в уральском лесном, озерном краю! Рыбалка. В лесу полно грибов, ягод — только поспевай за всем. Занимался с братишкой Сережей фотографией. Не было такого, чтобы дети в семье Востротиных маялись бездельем. Работы хватало на всех: дом строили, да заодно со всем насущным управлялись — то сенокос, то дрова, то огород.
Любил Валерий читать. Убегал с книгой на печь, приспосабливался там читать с фонариком. Родители опасались, кабы не попортил зрение.
Зрение испортил осколок от выстрела гранатомета.
Еще вспоминала мать: «А ученье давалось ему: память у него, знаете, какая хорошая… Часто мы за ним замечали: крепенько задумывался о чем-нибудь. Не все ведь мальчишки такие, а у него это было…»
Свердловское суворовское училище Валерий закончил с отличием. Погон суворовца в Афганистане носил в нагрудном кармане как талисман, хотя, известно, среди десантников нет людей суеверных. В том бою, в июле 1980 года, когда в него стреляли в упор из гранатомета, погона при нем не оказалось…
После суворовского — в Рязанское воздушно-десантное. Учебу опять же закончил с золотой медалью.
Домой приезжал в каждый очередной отпуск.
В тот раз — по ранению.
Сохранилась фотография, напоминающая о той побывке. Валерий снят в гражданской рубашке, в больших темных очках, заметны шрамы на лице — их не закроешь очками, волосы не отросли еще, серьезен, задумчив. Вспоминает Валентина, младшая сестра жены: «О Валерии друзья говорили, что веселье из него бьет не просто искрометное — оно огнеметное. Юмор, оптимизм — без этого вообще нельзя представить его характер. Где он — всегда друзья, стоит ему приехать, сразу собираются школьные товарищи, вообще их класс — самый дружный за всю историю школы. Но после Афганистана Валерий сильно изменился… Нет, он никогда не будет унывать, и чувство юмора будет при нем всегда, но строже он стал, что ли… не знаю, как сказать: иногда он кажется старше своих сверстников, знающим нечто большее, чем они…»
Да, то, что он знал и испытал, обязывало к таким решениям, которые не всегда могли понять даже самые близкие. И когда Валерий вновь заговорил об Афганистане, Ирина, жена, подумала, что он, наверное, шутит. Но когда поняла, что это серьезно, то все внутри застыло на мгновенье, окаменело… Это только говорят, что в одну воронку два снаряда не лягут…
Уехал во второй раз «за речку» Востротин. Уже комбатом. Жене писал: «Греюсь под афганским солнцем», а у самого на груди еще один боевой орден — Красной Звезды.
Да, видать, не зря названия орденов, которыми наградили Востротина, начинаются со слова «красный». Кровь — тоже красная. И второй раз узнал Валерий, что такое госпитальная койка. Одно в радость — ранение менее серьезное, чем в первый раз (шутить в Афгане умеют). Отлеживался, получил новое звание — и снова в бой со своим батальоном.
В 1982 году Востротин получает еще один приказ, наверное, самый желанный для семьи и родителей: убыть в Москву для учебы в академии имени М. В. Фрунзе. Знали бы они, что после ее окончания (конечно же, с золотой медалью) их муж, отец и сын снова начнет глядеть в самый обрез карты Советского Союза — на всех на них смотрится кусочек Афганистана.
Правда, сначала — распределение в Одесский военный округ. В короткий срок часть, которой он командует, становится лучшей в воздушно-десантных войсках. Перспектива впереди самая заманчивая.
Но снились ему афганские горы. Отчего? Совесть его могла быть спокойной: дважды побывал там, где иные ни разу, дважды ранен, как воевал — ордена на груди. Но он пишет рапорт. Тем, кто мог неверно истолковать его шаг, наверное, что-то могли объяснить вот такие стихи:
Настоящие мужчины, не ища другой причины,
Думаю, меня поймут,
Разве может шашка боевая в ножнах почивать,
Если есть — огнем пылает — край,
Что кровью истекая,
продолжает воевать?
— Зря все это, — говорили одни.
— Глупости, — вторили другие.
Для них — да. Но просто надо знать характер Востротина, нестандартность его поступков, чтобы предсказать с самого начала — он туда вернется.
Кто знает, может, это и есть офицерская честь — в самом точном ее понимании.
Полк, который принял Востротин по прибытии в Афганистан, стали называть легендарным. Вступив в командование, Востротин учил солдат воевать по-настоящему, по-суворовски, как умеет сам. По сообщениям, поступавшим из Афгана, доходившим в печати и до Урала, можно было судить, что без востротинцев не обходилось ни одно сколь-нибудь значительное событие на театре военных действий. Будь то Алихейль или Хостинская операция.
Он вел ребят в бой ради жизни, зная высшую цену ее. Именно десантники полка Востротина с боем прорывались сквозь вражеские засады на спасение сбитого душманским «стингером» летчика Константина Павлюкова. Именно полк Востротина нашел Героя (Константину Павлюкову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза) в одном из самых «духовских» районов — Чарикарской «зеленке».
Когда в Москве был подписан Указ о присвоении Валерию Востротину звания Героя Советского Союза, он со своими десантниками вел бой за высоту 3234 на подступах к дороге Гардез — Хост. То был один из решающих боев, в ходе которого успешно осуществилась операция по прорыву блокады. Двое подчиненных Востротина в этом бою также станут Героями Советского Союза.
Во все глаза всматривался в экран телевизора трехлетний племянник Востротина Дима, притихший, присмиревший, — а ведь непоседа, озорник — с гордостью оповещал каслинскую родню, собравшуюся у телевизора в тот памятный день февраля; не усидев, принимался тормошить тех, кто не разделял, по его разумению, его восторгов: «Глядите, дядю Валеру показывают!»
Показывали Георгиевский зал Кремлевского дворца — зал воинской славы: Валерию Востротину страна вручала Золотую Звезду Героя Советского Союза.
Дима играет «в дядю Валеру». Играет «в солдата Валеру» другой племянник, Миша, — сверстник Димы. В семье его называют «Мишей-десантником».
А вот у пионеров четвертого класса 27-й школы это не просто игры, ребята на большом серьезе взялись за то, чтобы удостоиться права назвать свой пионерский отряд именем героя-земляка. Их классная руководительница Валентина Ремизова рассказывала: «Провели мы сбор: родителей приглашали, учителей, знавших Валерия. Класс довольно трудный, да и мое классное руководство первое в жизни. Теперь ребята заметно подтянулись. Недавно провели смотр строевой песни. Наши мальчики пели «Голубые береты».
Первым, кто буквально ошеломил родителей Востротина радостным известием, был врач каслинской больницы Михаил Николаевич Рождественский — принес свежий номер «Правды» с Указом о награждении. Востротины всегда гордились сыном, знали о его подвигах, но не думалось им, что сын взлетит столь высоко. Хранится в доме их среди дорогих реликвий номер «Собеседника» за восемьдесят пятый год, где в интервью журналисту один из прямых начальников Валерия, генерал-майор Н. И. Сердюков, сказал: «Вот если бы меня спросили сейчас, кто из подчиненных может в будущем стать генералом, я бы назвал Валерия Востротина. Есть в нем качества, которые нужны командиру высокого ранга…»
Щедра земля уральская талантами, и военными — тоже. Кабы вообразить, к примеру, парадный строй воинов — уроженцев Каслей, — то возглавили бы его семеро генералов. Если Валерию суждено стать генералом, то он будет в нашем генералитете, наверное, одним из самых молодых: ведь практически все воинские звания ему, по заслугам ратным, присваивались досрочно.
Из нынешних армейских офицеров воин-интернационалист Валерий Востротин первым в Челябинской области удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Первый и пока единственный — каслинцы испытывают законное чувство гордости за своего земляка.
(Советский воин, 1989, № 4.)
Елена ФранцеваВОЗВРАЩЕНИЕ
Рабочий день в редакции заканчивался, когда принесли телеграмму:
«Срочная «Челябинский рабочий» Записан магнитофон выход Афганистана Востротина челябинцев Встречайте материал рейсом 2984 Ташкент Свиридов».
Кто такой Свиридов, мы не знали, но имя Героя Советского Союза, каслинца Валерия Александровича Востротина, командира легендарного полка десантников, заставило действовать без промедления. Прежде всего позвонили в аэропорт, узнали: ташкентский самолет прибывает в 3.30. Под утро дежурная машина увезла добровольцев-газетчиков в аэропорт. Увы, самолет не прибыл: вылет задержался по метеоусловиям. В 11 часов второй рейс редакционной машины в аэропорт — снова неудача: надо ждать еще два с половиной часа. Но сюжет, так круто закрученный сперва, чуть ли не приключенческий, хоть и замедливший свой ход (если точно — повисший в воздухе, не фигурально говоря), не отпускает нас.
Секретарь парткома объединенного авиаотряда В. С. Алюшкин и сменный заместитель начальника аэропорта А. М. Малойван обещают нам помочь, но на вопросы авиаторов мы можем лишь предъявить телеграмму. Кто везет магнитофонную пленку, от кого? Местный ли это журналист, вспомнивший о далеких коллегах, или кто-то из политработников! На подлете к Челябинску запросили ташкентский борт. Узнали: фамилия Свиридова значится среди пассажиров. Итак, летит сам автор телеграммы. И вот мы встретились.
Виктор Михайлович Свиридов, инженер одного из предприятий Челябинска, вместе с женой несколько дней назад улетел в приграничный Термез, чтобы встретить сына: Михаил Свиридов после окончания Рязанского высшего военного воздушно-десантного училища полтора года назад был направлен в Афганистан, служил в полку, которым командует Герой Советского Союза полковник В. А. Востротин, и вместе с ним возвращается на родную землю.
Мы не раз за последние дни видели эти кадры в программе «Время»: идущие по мосту Дружбы через границу домой бэтээры, другая техника. И счастливые лица наших ребят — солдат, офицеров, за плечами которых нелегкая ратная служба. Слезы матерей и отцов, обнимающих своих сыновей. А вслед за этим телевидение показывало нам кадры, снятые на Саланге, через который шли наши войска. Там еще продолжали свою службу те, кому предстояло возвращаться домой последними. И среди них — десантники-востротинцы, надежно прикрывавшие горный перевал и обеспечивавшие нормальный выход подразделений советских войск. Мы читали о том, что 23 января они приняли нелегкий бой, знали о геройской гибели майора О. Юрасова, отважного офицера из полка Востротина… И вот десантников встречает Термез.
Среди тех, кто ради этого торжественного и радостного момента преодолел тысячи километров и встретил своих близких, были и Свиридовы. С собой Виктор Михайлович захватил магнитофон, и за день, проведенный с сыном, его однополчанами, не раз включал его на запись. Пленку передал нам.
Они несовершенны, эти записи. Порой собеседников трудно расслышать сквозь рев моторов боевых машин пехоты или ударившего в микрофон ветра. Но главное удалось: записать первые впечатления вернувшихся на родную землю десантников. Вот привет своему младшему брату, который работает на аглофабрике Челябинского металлургического комбината, передает работник политотдела Александр Дмитриевич Греблюк. Он 20 месяцев пробыл в Афганистане.
Голос на пленке взволнованный, счастливый…
«Настроение отличное», — звучит уже другой голос. Говорящий сообщает о себе: «Костричко, с улицы Солнечной в Челябинске. В Афганистане прослужил полтора года. Домой? Нет, пока не отпускают, буду еще служить».
Здесь же офицер Сергей Подгорнов. Значит, и в дом на улице Молодогвардейцев в Челябинске тоже стучится радостная весть: сын на родной земле, пусть отпустит тревога материнское сердце.
А какова она, эта тревога, поведала мама другого десантника В. Хижняка, приехавшая в Термез: «Ой, я так рада, не могу передать! Столько терпела, тревогой жила. А теперь можно спать спокойно».
— А как узнали, что сын именно в эти дни вернется, и именно через Термез?
— Чувство материнское подсказало. Мне говорили: зачем поедешь? Вдруг ты — в Термез, а он — через Кушку выйдет? А все-таки сына здесь обняла…
Владимир Хижняк, которого спросили о последних днях в Афганистане, о тех, против кого пришлось держать бой:
— Об Ахмад Шахе Масуде «слава» давно идет. Сильный мужик, и армия у него сильная. Но с нами ему не тягаться, мы — десантники! Говорят, Ахмад Шах сказал: ни одного десантника с перевала не выпустим, но мы им дали так, что, наверное, до сих пор опомниться не могут…
В. М. Свиридов встретился с командиром полка полковником В. А. Востротиным. Хотелось ему узнать о том, как служит его сын. (Хотя разве не говорят о том два боевых ордена Красной Звезды, которыми награжден Михаил Свиридов?) А потом Виктор Михайлович попросил собеседника сказать несколько слов для своих земляков и включил магнитофон.
— Землякам-уральцам передаю привет от воинов-интернационалистов, — говорит Валерий Александрович.
— А матери и отцу, которые ждут вас в Каслях?
— Самое главное, чтобы мама не волновалась. Пять лет она теряла свое здоровье. Мама, я дома! Живой, здоровый. Когда приеду домой — трудно сказать, но самое главное, что я здесь. А отцу пожелаю здоровья. А еще — он у меня рыбак — удачи рыбацкой!
— Где было вам труднее: там, где несли службу, или на Саланге?
— Наверное, на Саланге. К общему чувству ответственности за выполнение боевой задачи присоединилось чувство, что вот-вот — дома, близко уже… Каждый выстрел, каждая потеря воспринимались особенно остро.
Впервые я попал в Афганистан зимой семьдесят девятого. Тогда тоже была очень снежная и холодная зима. И вот сейчас такая же. Месяц мы стояли на Саланге, и только пять дней была нормальная погода. А так — метель, пурга, снегопад. Гололед, техника не идет.
Сегодня ровно пять лет моей службы в Афганистане. Поверите ли — день в день. Не считаю, конечно, учебу в академии, год в Союзе еще служил…
О людях полка можно говорить много. Все без исключения подразделения побывали в трудных ситуациях. Но там это повседневный труд. В полку семь человек удостоены звания Героя Советского Союза. И сейчас представлен к этому званию посмертно майор Олег Юрасов. Не знаю, писали ли в газетах — с корреспондентами говорили по телефону, плохо было слышно. Так вот, бандиты заняли кишлак. Банду окружили. Они собрали женщин, детей и, пользуясь ими, как заслоном, пошли в горы. Олег со взводом отсек бандитов от мирных жителей. Он не думал, что они будут стрелять; ведь это значило открывать огонь по мирным жителям. Поэтому он вышел к ним без оружия, рискуя собой ради жизни безвинных людей, он вступил с душманами в переговоры. А они применили оружие, ранили Олега и сразу отсекли, попытались захватить. Но взвод не допустил этого, пробились к Юрасову, доставили его в госпиталь, но спасти не удалось.
— Как выходили к границе?
— От Саланга пятьсот километров проделали за сутки. На ходу ели, почти не спали. Я не спал четыре ночи. А эту, последнюю, почти всю мы потратили на то, чтобы отмыться, почиститься. Там, на Саланге, палатки отапливались соляркой: дым, копоть — и все закоптились, как негры. Не мог я в таком виде полк привести…
…Вернувшимся в Союз десантникам на торжественном построении были вручены памятные подарки от министра обороны СССР — часы Челябинского часового завода. Еще одна ниточка, протянувшаяся между знаменитым полком и нашим краем.
(Челябинский рабочий, 1989, 16 февраля.)