– Боюсь, он опять распоясался! – с беспокойством сказал Самохвалов и вернулся к себе в кабинет.
– Перестаньте, наконец, реветь! – закричал на директоршу Новосельцев и вдруг добавил: – А впрочем, плачьте! Это хорошо, что вы еще можете плакать! Плачьте, плачьте, Людмила Прокофьевна! Может быть, вам это полезно!..
Зазвонил телефон. Новосельцев снял трубку:
– Алло!.. Кто спрашивает? Она занята!.. Министр? А ей сейчас не до министра! – И Новосельцев в запале повесил трубку.
– А если он меня вызывает? – сквозь слезы сказала Калугина. – Как же я к нему поеду? У меня теперь весь день глаза будут красные!
– Они будут красными, если вытирать, а если подождать, чтобы высохло, то никто не заметит, – проявил недюжинные познания Новосельцев.
– Я так давно не плакала, – всхлипнула Калугина. – Иногда мне, конечно, хочется поплакать, но что же я дома буду реветь в одиночку? – вытирая слезы, Людмила Прокофьевна неожиданно улыбнулась. – Это как алкоголик, который пьет в одиночку...
Новосельцев тоже улыбнулся:
– В следующий раз, когда вам захочется поплакать, вы вызовите меня!
В приемную вошла Рыжова.
– Что, Новосельцев до сих пор у нее? – с беспокойством спросила Ольга Петровна у секретарши.
– Заперлись на ключ!.. – доверительно ответила Верочка.
– Может быть, прийти к нему на помощь и выломать дверь? – задумчиво предложила Ольга Петровна.
Тем временем в кабинете Калугина постепенно успокоилась:
– Вам, Анатолий Ефремович, хорошо, у вас дети.
– Два мальчика... – застенчиво сказал Новосельцев.
– А я встаю утром и иду варить кофе. Не потому, что хочу завтракать, а потому, что так надо. Заставляю себя поесть – и еду на работу. Вот этот кабинет и есть мой дом. Если б вы знали, как я боюсь вечеров. Задерживаюсь здесь до тех пор, пока вахтер не начинает греметь ключами. Делаю вид, будто у меня масса работы, а на самом деле мне некуда идти. Дома только телевизор. Я даже собаку не могу завести, днем ее некому будет выводить. Конечно, у меня есть друзья. Но у всех семьи, дети, домашние заботы. А выходные? Теперь их стало два...
– А вы бы ездили с коллективом в походы, в экскурсии... – улыбнулся Новосельцев. – Грибы собирать...
Калугина невесело улыбнулась в ответ:
– А я стесняюсь... Превратила себя в старуху. А мне ведь только тридцать шесть...
– Как – тридцать шесть? – не смог удержаться Новосельцев.
– Да, да, Анатолий Ефремович, я моложе вас. – И она неожиданно в упор спросила: – А на сколько я выгляжу?
– На тридцать шесть! – храбро солгал Анатолий Ефремович.
– Опять врете, товарищ Новосельцев!
– Просто вы одеваетесь чересчур мрачно! – выкрутился и на этот раз Анатолий Ефремович.
В приемной появилась Шура с ведомостью в руках.
– Здравствуйте все! Расписывайтесь и вносите по пятьдесят копеек! У Боровских юбилей – пятьдесят лет со дня рождения! Это не дорого, по копейке за год!
– Юбилеи теперь не в моде! – вздохнула Верочка, безропотно внесла деньги и расписалась. Ольга Петровна тоже покорно внесла требуемую сумму.
Из кабинета вышел Самохвалов.
– Новосельцев еще там? – спросил он.
Верочка кивнула.
– Наверно, Толя пытается взять ее на измор! – высказала предположение Ольга Петровна.
– Юрий Григорьевич, вносите пятьдесят копеек! – потребовала Шура.
Самохвалов так же послушно, как и все, отдал деньги и оставил в ведомости свой автограф.
– Какая прелесть! – добавил он при этом.
– Юрий Григорьевич, можно вас побеспокоить, буквально на минуту? – отозвала его в сторону Рыжова.
Самохвалов пригласил Ольгу Петровну в свой, только что отремонтированный, кабинет.
– У меня знакомая кассирша в кинотеатре. Я ей позвонила и заказала билеты. Там идет, говорят, замечательная картина – «Амаркорд» Феллини, и сеанс очень удобный – шесть тридцать!
– Спасибо, но я никак не могу – я... я занят... – озадаченно отказался Самохвалов.
Но Ольга Петровна поняла по-другому:
– А ты прямо скажи дома, что тебе нужно встретиться со старым институтским товарищем. И это же правда!
– Но я на самом деле занят. – Самохвалов не знал, как отвертеться. – У меня важная деловая встреча. Давай отложим...
В директорском кабинете разговор подходил к концу. Глядя в зеркальце, Калугина приводила себя в порядок.
– Ну ладно, Анатолий Ефремович, идите к себе! У меня действительно много дел. И, кстати, надо узнать, зачем звонил министр.
– Не ругайте меня! – идя к выходу, сказал Новосельцев.
– И вы меня тоже... за то, что я с вами разоткровенничалась, – попросила Калугина.
Новосельцев появился в приемной. Верочка, Шура, Самохвалов и Ольга Петровна посмотрели на него выжидающе.
– Новосельцев, вносите пятьдесят копеек! – неумолимая Шура стойко выполняла общественное задание.
– Ну что, уволила вас старуха? – поинтересовалась Верочка.
– Она не старуха! – как бы про себя произнес Новосельцев и в задумчивости покинул приемную.
В кабинете Калугина тщательно пудрилась, пытаясь скрыть ущерб, который слезы нанесли ее и так не блестящей внешности.
– Кстати, Верочка, мне тоже не нравится, что вы называете Людмилу Прокофьевну старухой. Новосельцев абсолютно прав! – И Самохвалов закрыл за собой дверь своего кабинета.
– Без году неделя, а уже командует! – проворчала Верочка.
– Вы его не знаете, Верочка, он изумительный человек! – встала на защиту Ольга Петровна и тоже покинула приемную.
Тем временем Шура без стука зашла в кабинет Калугиной.
– Людмила Прокофьевна, у Боровских юбилей. С вас пятьдесят копеек. Распишитесь!..
Трудовой день в статистическом учреждении продолжался затем без особых происшествий. Кто честно работал, кто делал вид, что работает, а кто даже и вида не делал.
Наконец по залу статистического учреждения прогремел долгожданный звонок, возвещающий о конце рабочего дня.
Сотрудники и сотрудницы в мгновение ока покинули помещение.
Ольга Петровна с трудом оторвала от пола две авоськи, до отказа набитые продуктами, и с изумлением поглядела на Новосельцева, который продолжал работать после звонка:
– Толя, а ты чего копаешься?
– Я немного задержусь, – поднял глаза Новосельцев. – До свидания!
Шел дождь. Из подъезда дома, где среди прочих организаций, контор, трестов и управлений расположилось наше статистическое учреждение, высыпали сотни людей и, раскрывая на ходу цветные зонтики, устремились к троллейбусной и автобусной остановкам. Некоторые, например Бубликов, сразу же стали голосовать, пытаясь остановить такси или «левую» машину. Служащие штурмовали автобусы и троллейбусы, на остановках моментально выстроились огромные хвосты. Возникла живописная цветная очередь из зонтиков.
Нагруженная авоськами, Ольга Петровна, не обращая внимания на моросящий дождь, остановилась около Самохвалова, который прогревал машину и надевал дворники.
– Добрый вечер, Юра! А может, встретимся завтра вечером? – предложила Ольга Петровна.
– Завтра вряд ли... у меня... завтра мы идем к родственникам... – соврал Юрий Григорьевич.
– А послезавтра? – улыбнулась Рыжова.
– У моего товарища день рождения... – опять соврал Самохвалов.
– А послепослезавтра, – усмехнулась Ольга Петровна, – по телевизору будут хоккей передавать. В выходные дни уйти из дома нелегко...
– Ты же сама все понимаешь.
– Поезжай, я совсем забыла, у тебя ведь важная деловая встреча!
– Ну, пока, до завтра! – не скрывая радости, Самохвалов уселся в автомобиль и уехал.
А Ольга Петровна, сгибаясь под тяжестью авосек, встала в очередь на троллейбусной остановке. Перед ней стояла Верочка.
Сева только отъехал от работы на своем мотоцикле, как увидел Верочку, которая безуспешно атаковала автобус. Рядом стояли Ольга Петровна и другие сослуживцы.
Сева притормозил:
– Домой?
– Домой, – ответила Верочка.
– Ладно. Не жалко – садись! Все равно по дороге.
– Обойдусь!
– Садись, а то я – на автобусной остановке, мне талон проколют.
Верочка села. Поехали.
– Ну, как холостая жизнь? – спросила Верочка. – Доволен?
– Конечно! Никто за мной не шпионит, никто меня не грызет!
– Значит, я за тобой шпионила, я тебя грызла?
– Житья не было. Стоило только просто посмотреть на какую-нибудь женщину, как ты устраивала такое!..
Сева стоял у светофора, Верочка спрыгнула с мотоцикла.
– Господи, как я могла жить с таким чудовищем!
– Сама ты – чудовище! – сказал Сева и поехал дальше, а Верочка побежала в метро...
...В пустом зале статистического учреждения работал только один Новосельцев. Убрав папки в стол, он поднялся и зашагал к кабинету Калугиной. Дверь в кабинет была приоткрыта.
– Людмила Прокофьевна, можно? – спросил Анатолий Ефремович, но ответа не последовало. Новосельцев заглянул в кабинет и увидел, что он пуст.
Тогда Новосельцев проник в кабинет, озорно усмехнулся, уселся в кресло Калугиной и принял начальственную позу. Он нажал на кнопку селектора и, копируя интонацию Калугиной, произнес:
– Верочка, вызовите ко мне Новосельцева!
После чего немного подождал и снова сказал, подражая Калугиной:
– Входите, товарищ Новосельцев! Рада вас видеть!
Перевоплотившись в себя, Новосельцев вскочил с кресла, согнулся в полупоклоне и воскликнул своим нормальным голосом:
– Вы рады меня видеть? В своем ли вы уме, Людмила Прокофьевна?
В это время Калугина пересекла пустой рабочий зал, направляясь к себе в кабинет. В приемной она неожиданно услышала голос Новосельцева, который, не подозревая о присутствии начальства, самозабвенно «играл» Калугину. Людмила Прокофьевна остановилась и прислушалась.
– Товарищ Новосельцев, – сидя в кресле, говорил Новосельцев, копируя манеру разговора своего директора. – У меня возникла хорошая идея. Я решила назначить вас начальником отдела легкой промышленности. Как вы на это смотрите?
Калугина появилась в дверях. Она тотчас включилась в «игру».