Врач сказал: «Поставить клизму»,
А главврач: «Отправить в морг».
АФРИКАНСКИЕ СТРАСТИ
Два студента-африканца
В сельский клуб зашли на танцы.
Этих танцев результат —
Восемнадцать негритят.
НОВАЯ АКСИОМА
Аксиому бы иную
Нынче вывел Архимед:
«Дайте точку мне пивную —
Я куплю весь белый свет».
ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ
На секс-фильм привел наследник
Бабку в видеосалон,
А назавтра в путь последний
Проводил старушку он.
СЛУЧАЙ НА ТАМОЖНЕ
На таможне бабку к дочке
Не пустили в Геную —
Говорят, что камни в почке
Были драгоценные.
ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Четвертинку в День Победы
И тушенку дали деду,
Что ж — поклон военкоматам:
Все точь-в-точь как в сорок пятом.
60 °CЕКУНД
Мы «60 °CЕКУНД» смотрели,
В каждом кадре — страх и жуть,
Сам Невзоров две недели;
Говорят, не мог заснуть.
ПЕРЕХОД
Рынок наш народ спасет.
Это нынче ясно всем нам,
Только б к рынку переход
Для него не стал подземным!
В МИРЕ ИСКУССТВА
ГОЛЫЙ КОРОЛЬ
Один король к какой-то дате
Решил устроить пышный бал
И сногсшибательное платье
Ткачам заезжим заказал.
Ткачи-рвачи украли с ходу
Все то, что им казна дала,
И наш король перед народом
Предстал в чем мама родила.
И вот, сверкая голым задом,
Спешит король на торжество,
Весь двор в восторге от наряда,
Хоть видят все, что нет его.
И вдруг задорный детский голос
Снял пелену с притворных глаз:
«Смотрите, а король-то голый!..»
Простите нас за пересказ,
Но мы недавно сказку эту
В театре видели одном
С таким же в общем-то сюжетом,
Но в преломлении ином.
Был гол не только венценосец,
А также вся его семья,
И рядом с ним, одежды сбросив,
Шагали графы и князья.
Ну, а графини и княгини,
Сопровождающие их,
Пришли на бал в одних «бикини»,
А кто-то даже и без них.
И даже мальчик тот веселый,
Разоблачивший лживый строй,
В финальной сцене вышел голый
С мамашей голой и сестрой.
Когда в финале песнопеньем
Закончил сказку голый хор,
Один лишь был в штанах на сцене —
Создавший это представленье
Весьма известный режиссер.
Конечно, трудно нынче драме,
Не переплюнуть ей печать,
Одними голыми руками
Сегодня зрителя не взять.
И вот другие части тела
Нам демонстрируют уже.
Но есть же все-таки пределы
Мужских и дамских неглиже.
Конечно, проще задом голым
Интриговать смущенный зал,
Чем «жечь сердца людей глаголом»,
Как классик некогда сказал!
СПОНСОР
У театра-студии «Сифон»
Спонсор — винно-водочный завод,
Режиссеру тыщу платит он,
А актерам в месяц — по пятьсот.
У театра множество идей,
Планов грандиозных до черта,
Только вот в партере нет людей,
Да и на галерке — пустота.
Чтобы было публики полно,
Об одном мечтает коллектив:
Хорошо бы спонсор заодно
По червонцу зрителю платил.
СПРУТ
Вся страна опять смотрела «Спрута»,
Отвлекаясь от дневных забот.
Детектив неплох, но почему-то
Интерес к нему уже не тот.
На экран теперь бросают взгляды
Женщины из кухонь лишь когда
Новая любовница Коррадо
В новых появляется нарядах
Фирмы «Пьер Карден» или «Бурда».
А мужчин другое занимает —
Привстает с диванов большинство,
Если все с себя она снимает
И в постель к себе кладет его.
Почему ж так быстро охладела
К этому шедевру вся страна?
Разобраться толком, в чем тут дело,
Помогла гражданка нам одна:
«Нам своих хватает детективов —
Каждый вечер в сводках МВД
Видим мы бандитов, рэкетиров,
Интерпроституток и т. д.
Что нам их убийцы, наркоманы,
Хулиганы пьяные с ножом —
Эти ждут нас только на экранах,
Наши — ожидают за углом».
С «ХРИСТОМ» ЗА ПАЗУХОЙ
У магазинов грампластинок
С названьем модным «Мадригал»
Великовозрастный детина
С «Христом» за пазухой стоял.
Нет, не с церковною иконой,
Где божий лик в венце из роз,—
С пластинкой, что из-за кордона
Турист смекалистый привез,—
«Суперзвезда Иисус Христос».
Пустынно было в «Мадригале» —
На танго, румбы, хали-гали
Клиент давно махнул рукой,
А на «Христа» был спрос такой,
Что чуть детину не распяли.
О нездоровом интересе
Ко всяким «рок», ко всяким «поп»
Уже не раз писалось в прессе
И между строк, и прямо в лоб.
С огромным творческим накалом
И композитор, и поэт
Писали целые «подвалы»,
Вели дискуссии в журналах…
«Подвалы» есть, а сдвигов нет.
И спекулянт у магазина
«Христом» торгует неспроста.
…Пиши музыку, композитор,
Не жди пришествия «Христа»!
МИНИ-МЕМУАРЫ
Мемуары сейчас пишут все: и чекисты, и артисты, и шахматисты, и экономисты. Не миновало это увлечение и нас. Но в отличие от «серьезных» мемуаристов мы, встречаясь с разными знаменитостями, запоминали только смешное. Некоторые из этих историй мы предлагаем вашему вниманию.
ВОТ И ВСЯ ЦЕНЗУРА!.
Нынешний наш министр культуры Н. Губенко, будучи по профессии актером, еще и сейчас выступает на сцене Таганки.
А вот доводилось ли вам видеть министра культуры, который бы открывал и закрывал театральный занавес, — ведь обязанность это машиниста, за что ему и деньги платят. А чтоб министр, да еще бесплатно! Такое не часто увидишь. А мы — видели…
Было это во времена хрущевской оттепели и пышных фурцевских концертов, венчавших многочисленные совещания хлеборобов и хлопкоробов, докторов, поваров, писателей, читателей… Тогдашний лидер обожал встречаться с народом и наставлять его на путь истинный.
Вероятно, для этой цели и соорудили тогда Кремлевский Дворец съездов, а по его подобию — многочисленные областные дворцы: ведь Никита Сергеевич мог ненароком нагрянуть и туда, он был легок на подъем и не только — сельского хозяйства.
Куда бы он ни приезжал, программа была одинаковой: выборы почетного президиума во главе с ним, затем его же доклад, выступления старого производственника, молодого передовика, бойкой комсомолки, пионеров со стихотворным приветствием — и снова Никита Сергеевич с заключительным словом. Потом небольшой перерыв, а после перерыва — большой концерт. Непременными участниками этих концертов были знаменитые в ту пору ленинградские артисты П. Рудаков и В. Нечаев. И каждый раз зритель давался диву: как можно за каких-то 15 минут сочинить и выучить частушки на темы, только что подброшенные прорабом тогдашней перестройки.
В эпоху рассекречивания всех секретов откроем и этот: писали те сверхзлободневные частушки мы, и не за 15 минут до концерта, а часа за два до начала совещания. Тогдашние лидеры читали свои речи, как правило, по бумажке. Копии этих бумажек заранее получала министр культуры СССР Е. А. Фурцева, передавала их со своими пометками министру культуры РСФСР А. И. Попову, а тот, обведя красным карандашом дозволенные для сатиры мишени, — нам.
Написать частушки на заданные темы для авторов-профессионалов было делом техники. Нетрудно было и Рудакову с Нечаевым наклеить листочки с частушками на гитару и концертино и поражать своей оперативностью притомившегося от совещания зрителя и всегда неутомимого Никиту Сергеевича. Порой казалось, что от успеха Рудакова и Нечаева зависит успех всего совещания — не зря А. И. Попов, выпуская их на сцену, крестился, хотя отношения высокого начальства с богом были в те времена более натянутыми, чем сейчас.
Самая сложная роль, конечно, была у А. И. Попова. Кроме того, что он давал занавес, выпускал артистов, он должен был еще быть и цензором их текстов. Ведь это только в поговорке все просто: «Утром в газете; вечером — в куплете». Чтобы вечером пропеть про то, что утром писалось тогда в газетах, нужно было минимум две недели. А тут — два часа. Всю ответственность приходилось брать на себя министру. Ох, и тяжело давалась ему роль цензора! С одной стороны, частушка должна была бичевать недостатки, а с другой (не дай бог!) — не обобщать их. Скажем, частушка:
Старой лапотной Россией
Называл нас Вашингтон,
А мы недавно запустили
«Лапоть» весом в восемь тонн —
не вызывала никаких сомнений: во-первых, она вещала о наших космических успехах, а во-вторых, била этим лаптем по Вашингтону. Частушка:
Новость в Туле появилась —
Добавляют ветки в силос.
Бык отведал тульский силос —
Все в глазах перекосилось, —
хотя и была «острой», но не «обобщала», в ней был указан конкретный адрес — Тула. А чем кормили скот в других областях, было уже проблемой других совещаний.
Самыми трудными и для авторов, и для «цензора» были так называемые «переходные» частушки. Дело в том, что каждое выступление Хрущева состояло из двух частей: если в первой он говорил о том, как надо сеять или строить, то уж во второй — непременно о международном положении. Соответственно и Рудаков с Нечаевым половину частушек посвящали внутренней жизни, половину — международной. Помним, как на пленуме Союза композиторов, где Хрущев сперва долго учил их, как писать музыку, а потом перешел к политике, мы сочинили такую «переходную» частушку: