Смех и скорбь (Заметки переводчика об американской фантастике) — страница 5 из 6

Пожалуй, это кредо и самого писателя. Он любит человека «одноэтажной Америки», труженика из небольших городов, и наделяет его психологией своих покорителей космоса. Фантаст родился в 1920 году в Уокегене, штат Иллинойс. Потомок первопоселенцев Америки, он, по-видимому, гордится этим обстоятельством. Для него нет ничего прекраснее языка и быта уходящей Америки. Говорят, что он ненавидит большие города, не летает в самолётах, не держит дома телевизора, презирает массовую культуру… В своих произведениях он борется за сохранение классических ценностей. Не этому ли посвящён самый известный его роман «450° по Фаренгейту»? Как-то он сказал, что Санта-Клауса, Всадника без головы, Белоснежку и Домового «поставили к библиотечной стенке и… расстреляли». Сказка кончилась, и сказка продолжает жить в рассказах Брэдбери.

Прекрасна народная фантазия. Именно сказки будят воображение тех, кому, став взрослыми, приходится писать и читать фантастику. Брэдбери верит, что сказке есть место и в мире взрослого человека, и он бесконечно прав.

Когда мне довелось переводить рассказ Брэдбери «Смерть и дева», я сразу почувствовал, как тесно переплетается выдумка современного писателя со всем строем американского фольклора. Мне пришлось отступить от некоторых переводческих заповедей, запрещающих переносить русский колорит в произведения иностранных писателей,— я рискнул вспомнить напевность и душевный синтаксис русских народных сказок:

«Далеко-далеко, за лесами, за горами жила Старушка. Девяносто лет прожила она взаперти, не открывала двери никому — ни ветру, ни дождю, ни воробьям вороватым, на мальчишкам голопятым…»

Не пускать на порог жизни — значит обкрадывать себя. Но на то она и сказка, чтобы у неё был счастливый конец. Смерть, явившаяся в образе молодого человека, даст старой деве перед кончиной иллюзию любви и счастья, а это все та же обыденная жизнь, любование природой, сочетание маленьких земных радостей…

Творческий почерк Брэдбери выделяется в потоке научно-фантастической литературы. И хотя американские фантасты уже давно пародируют сами себя, что делать несложно при бесчисленных повторениях ситуаций и фантастического антуража, остроумный писатель Роберт Янг в рассказе «Хмельная почва» избрал для своей пародии манеру, в которой написаны «Марсианские хроники» Брэдбери, отдавая должное таланту мастера.

Сам Роберт Янг пытался небезуспешно подражать Брэдбери в рассказе «Девушка-одуванчик», поэтичность и сказочность которого в своё время привлекли меня как переводчика. Вообще рассказы Янга — это чаще всего литературные реминисценции. Они вторичны, и разве что рассказ «Механический фиговый листок» возвышается над обычной гладкописью Янга своей сатирической задиристостью.

Общеизвестна помешанность американцев на автомобилях. Общественное лицо человека часто определяется маркой автомобиля, которым он владеет. Фантаст доводит это положение до абсурда — все одеты в платья-автомобили, живут в гаражах, появление на людях без такого «платья» считается не только неприличным, но и противозаконным. Не желающие «носить» автомобили выселены законодательным порядком в специальные — нудистские — резервации.

На этом фоне развёртывается довольно банальная история любви правоверной автомобилистки и бунтовщика-нудиста. Впрочем, банальность здесь тоже авторский приём. Она отражает банальность, стандартизованность мышления американцев, их образ жизни. Чтение книг в этом автомобилизированном обществе, пресыщенном материальными благами, считается постыдным занятием. И хотя рассказ написан до того, как началось повальное осовременивание классики, искажение её в кино и на сцене, Янг прозорливо и очень смешно рассказывает, как «автомобилизируются» произведения Бальзака и Вагнера (о чём легко можно догадаться), а Золушке, потерявшей при поспешном бегстве с бала колесо, даже примеряют его на ось, и оно садится на место без всякой смазки…

Своего апогея американизация будущего достигает в рассказе одного из виднейших фантастов — Роберта Шекли — «Паломничество на Землю». Наша планета под его пером превращается в торговый дом, где торгуют «несообразностями — безумием, красотой, войной, опьянением, непорочностью» и даже самой любовью. Не плотской любовью, которая, как выражается один из персонажей рассказа, «самая дешёвая штука во всей Вселенной после человеческой жизни». Шекли весьма циничен — он ставит на одну доску смерть за революционные идеалы и смерть во имя каких бы то ни было других принципов. Всё это — предмет торговли, возможность для извлечения прибыли. Компания «Любовь инкорпорейтед» в его рассказе заставляет загипнотизированных девушек проявлять всю ту полноту чувств, которую может дать лишь настоящая страсть. Испытавшие такую любовь и узнавшие её подноготную действительно теряют человеческий облик и способны на любые жестокости.

Роберт Шекли, пожалуй, самый характерный американский фантаст. Он неистощим на выдумку, остроумен. Рассказы его очень динамичны и, несомненно, берут своё начало в тех же «вестернах». Шекли родился в 1928 году, был в армии писарем-кассиром, потом гитаристом в военном ансамбле. В Нью-Йоркском университете получил специальность инженера-металлиста, но склонность к литературе взяла верх. Это настоящий, крепкий профессионал, индивидуалист, абсолютизирующий буржуазную систему ценностей, считающий её вечной. В эту систему входит и право писателя посмеиваться над ней же. Для целей Шекли удобен обжитой фантастами космос, все те условности, которые придумали до него другие писатели. «Ни один вид творчества,— считает Роберт Шекли,— не представляет писателю такой свободы действий, как фантастика. Она может охватить — и охватывает — всё на свете, от безудержной романтики приключений до сатиры и социального анализа».


Коренным образом от всей американской фантастики отличается повесть Ричарда Уормсера «Пан Сатирус». В ней наиболее полно используется та самая «свобода действий», о которой говорит Шекли, и, может быть, именно поэтому имя её автора невозможно отыскать ни в одном справочнике «Кто есть кто» в американской научной фантастике. Ричард Уормсер в высшей степени равнодушен к традициям и условностям этого жанра. Он сказал в своей повести то, о чём все знают, но стараются не говорить в Америке, и имя его не столь известно, как имена других, перечисленных уже метров научной фантастики.

Весь фантастический элемент повести сводится к тому, что Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА) запускает на орбиту корабль с шимпанзе на борту. Корабль неожиданно летит не в ту сторону со сверхсветовой скоростью, садится на воду, а лохматый пассажир его оказывается наделённым не только способностью говорить, но и могучим интеллектом. Он что-то сделал с космическим кораблём, открыв новые физические законы, которые, как сообразили Пентагон, военно-промышленный комплекс, правительство США, могут быть использованы против «русских, нашего потенциального противника».

Это «что-то» и есть предмет вожделения разведывательных и контрразведывательных служб Америки, причина увлекательных приключений говорящего шимпанзе, а заодно и повод для сатирического отображения всей американской политической и административной структуры, от самого низа до самого верха.

Приём обнажения общественных несовершенств, открывающихся свежему взгляду пришельца, не нов в мировой литературе. Однако говорящий шимпанзе — далеко не вольтеровский простодушный Кандид. Он не удивляется, а мгновенно постигает самую суть вещей, оставаясь при этом добрым, честным человеком. Я не оговорился — именно шимпанзе наделён в повести здравым смыслом и лучшими человеческими чертами, так легко утрачиваемыми людьми во имя «высших политических целей».

Едва ли не с первых страниц повести мы сталкиваемся с тремя столпами, на которых держится вся американская система. Это «свободная пресса» в лице её представителя, телевизионного комментатора Билла Данхэма, неглупого малого, которого не покидает ощущение, что его могут уволить при малейшей оговорке, и поэтому старающегося, чтобы этого «пинка» не было. Это военщина в лице генерала Магуайра, «гиганта с мозгом мартышки», который до смешного напоминает здравствующего генерала Хейга тем, что кончил едва ли не с самыми низкими баллами военную академию Вест-Пойнт и в каждом человеке, даже обезьяне, видит агента русских. Это банковский капитал и военно-промышленный комплекс в лице миссис Магуайр, которая распоряжается всюду как у себя дома, чувствуя за собой поддержку капиталов своих родителей, предусмотрительно сочетавших её с браком с недалёким, а потому перспективным военным. Именно она дала название космическому кораблю и даже имя самому шимпанзе, или шимпонавту,— Мем (по тринадцатой букве иврита).

Сам шимпанзе велит называть себя Паном Сатирусом. Видовое название шимпанзе по-латыни как нельзя лучше сочетается с характером этого героя повести Ричарда Уормсера. Пан — весёлый, козлоногий бог лесов и пастбищ, внушавший, несмотря на свою весёлость, панический страх. Сатир — хвостатое существо, спутник бога вина и веселья Диониса-Вакха. И хотя этимологи отрицают лингвистическую связь названия этого существа с сатирой, использованное лукавым Уормсером созвучие слов намекает на неё совершенно очевидно. Главам повести предшествуют иронические эпиграфы из действительно существующих и придуманных автором книг.

Человечны моряки, имеющие прозвища Горилла и Счастливчик и приставленные к Пану Сатирусу. Человечен и умён врач шимпонавта Арам Бедоян.

Бесчеловечен механизм системы, в колёса которой попадает Пан Сатирус. Любыми средствами стараются вырвать у него секрет полёта со сверхсветовой скоростью. «Разве вы не испытываете патриотических чувств, зная, что идёт „холодная война“?» — спрашивают его, подвергавшегося жестоким опытам в военно-научных целях. Его уговаривают на всех уровнях, вплоть до президента США, Человека Номер Первый. Для Пана Сатируса очевидно, что нет никакой разницы между республиканской и демократической партиями, как её нет ни для одного рядового американца. Пан Сатирус, ещё будучи обыкновенным шимпанзе, заметил, что его «сторожа обычно выключали радио, как только начиналось это — о демократах и республиканцах». И когда президент приглашает на беседу с Паном Сатирусом лидера оппозиционной партии, чтобы создать видимость «двухпартийного совещания», шимпанзе задаёт шокирующий вопрос: «О? Разве один из вас коммунист?»